Качели

– С театром покончено, – он грустно улыбнулся, – актёра из меня не вышло. Может, получится театровед. Впрочем, кто знает?

Она подняла глаза: перед ней сидел незнакомый Кицис. Простой, милый, беззащитный, нуждавшийся в понимании. Стало не по себе, глупостью показалось собственное ненатуральное кривлянье.

Он заговорил о диссертации. Очень нужен сопутствующий материал. Элементы театрализации народного быта: праздники, обряды, игры. Всё это по сути театр, во всём присутствует игра, сюжет…

Увлёкся, ораторствовал. Она делала пометки в блокноте, прикидывала какой следует искать источник.

«Что, интересно, будет дальше?»

За дверью выстроилась очередь. Несколько раз она пробовала его остановить, тщетно: Кицис летел на волне вдохновения, мысли рождались у него одна за другой.

– О-го! – глянул на часы. – Простите, ради бога! Я, кажется, увлёкся.

– Пустяки, – заметила она. – Главное, мне понятно, что именно вам нужно подобрать.

– Огромное спасибо! – он схватил её за руку. – Скажите, мы могли бы продолжить завтра? Найдётся у вас свободных час-полтора? Меня невероятно поджимают сроки, я просто не успеваю вовремя представить учёному совету автореферат. Защиту могут отложить как минимум, на год.

Смотрел с мольбой:

– Пожалуйста, Ксения!

Она была в замешательстве. Выхлопотала на завтра отгул для участия в контрольных соревнованиях прыгунов в воду, по результатам которых формировалась сборная команда на летнюю Спартакиаду профсоюзов. Маячила перспектива прокатиться за государственный счёт в Прибалтику на двухнедельные сборы…

– Хотите, встану на колени?

Опустился картинно на пол с воздетыми руками.

«Буду нужна, пригласят и так, – мелькнула мысль. – Господи, какой чудак!».

– Встаньте, – улыбнулась. – На вашем месте я бы не бросала сцену.

Кицис отряхивал джинсы.

– Насколько я понял, вы согласны.

– Согласна.

– Не сомневался, что вы сдадитесь..

– Мне нетрудно передумать, – вспыхнула она. – Тем более, что завтра у меня отгул.

Он снова сделал попытку опускаться на колени.

– Хорошо, хорошо, – засмеялась она. – Ваша взяла. Встретимся во второй половине дня. Скажем, в половине четвёртого…

7.

Благоговевшая перед ней Женечка в жизни бы не поверила, что через неделю после возобновления знакомства с университетским кумиром Ксения станет её преемницей.

Особых усилий для этого Кицису не понадобилось. Были, само собой, звонки по телефону, внезапные появления из-за угла, вечером, когда она бежала после работы к троллейбусу. Приглашение на ужин в кафе, провожание в вонючем разболтанном таксомоторе, неизбежная борьба за спиной водителя, прижимание к стенке в подъезде, мольбы, заклинания: «Я только на минуту, Ксюша дорогая… Нy, пожалуйста, нy, я вас прошу!». Стандартный джентльменский набор. Если не иметь в виду сопутствующих обстоятельств: Кицис, не подозревая об этом, участвовал в беспроигрышной игре. Холодная как статуя чемпионка-прыгунья, в чей подол наплакалась по поводу любовных историй половина факультетского бабья, была бабой как все. Томилась без мужской ласки, дичала, мастурбировала как ненормальная по ночам. В постель к Кицису легла повинуясь настойчивому зову плоти, сердце её билось в ту пору ровно.

Страсть не поглотила, однако, обоих, на повестке дня стояла незавершённая диссертация, в первую очередь автореферат, срок подачи которого исчислялся несколькими неделями.

Ксения трудилась как лошадь. Лазила по стеллажам в поисках первоисточников, копировала, делала выписки. Вечерами у неё на квартире они садились наскоро поужинав за Валину пишущую машинку, строчили сменяя друг друга черновой вариант.

Хватало Кициса ненадолго: уставал, впадал в хандру, уходил под душ. Вернувшись (в её махровом халатике и шлёпанцах) валился на диван, заявлял, что с него довольно: пусть всё горит синим пламенем.

Она садилась рядом, успокаивала.

– Ляг ко мне, – привлекал он её за плечи.

Досужими оказались разговоры о необыкновенном его темпераменте на почве таинственного недуга. Быстро уставал от ласк, лежал на смятой постели тяжело дыша, не выпускал из объятий, просил:

– Попрыгай на мне, лягушечка-попрыгушечка.

Не стесняясь она помогала ему, хитрила по-женски, имитировала восторги. Даже когда в минуты страсти он называл её «моя королева» как когда-то Женечку, это не задевало. Радовалась, что способна так глубоко чувствовать, понимать, щадить любимого человека.

Реферат к нужному сроку они одолели, Валентин с головой ушёл в диссертацию. А на неё поступила анонимная жалоба: молодая заведующая отделом библиотеки ведёт себя неподобающим образом, путает личные дела со служебными. Был неприятный разговор с замдиректора по науке Ярцевым. Она всё отрицала, он мягко советовал не давать поводов для анонимок. Пришлось принять меры предосторожности: свести до минимума Валины визиты в архив, самой оставаться в отделе после работы на час-другой, чтобы подыскать необходимую цитату, перепроверить спорный факт, уточнить имя.

На Спартакиаду она не поехала, несмотря на то, что её в последний момент всё же включили в состав участников по результатам на протяжении года. И, вообще, спортивная её карьера, судя по всему, заканчивалась: пропускала тренировки, теряла форму, катилась вниз. Жалости по этому поводу не испытывала, всё казалось мелочью по сравнению с нахлынувшим счастьем. Тем более, что и Валя скептически относился к её увлечению спортом. Возлюбленная, прыгающая с трамплина, выглядела в его глазах достаточно вульгарно.

Как-то она поинтересовалась: что думают об их связи дома? Как относится к постоянным его отлучкам жена? Ведь он же фактически живёт у неё, домой приезжает только переночевать.

Он помрачнел, грубо её оборвал: это его личное дело, он просит никогда больше не поднимать эту тему. И впоследствии, всякий раз, когда она упоминала невзначай жену или сыновей (их у него к тому времени было двое), дело заканчивалось криком, обидными словами. С маниакальным упорством Кицис ограждал от неё свою семейную жизнь, которая в периоды его увлечений не замирала вовсе как можно было предположить,. Удивительно, но, несмотря на солидный стаж волокиты, он умудрялся быть образцовым семьянином. Перелазивший из одной постели в другую, запутавшийся в многочисленных связях, в числе которых были две международные, исполнял неукоснительно роль мужа и отца. Сохранял доверительные отношения с женой, приносил домой зарплату, воспитывал подраставших сыновей, бывал семейно в гостях, сам принимал гостей, навещал периодически замужнюю родную сестру с племянниками и отдельно жившую, ещё не старую, всегда чем-то больную мать. Внешняя сторона жизни была у него на первом плане. Сохранить имидж, оставаться в глазах окружающих воспитанным, интеллигентным, независимым несмотря на слухи и сплетни – правила эти были для него незыблемыми.

Сродни любовной была его страсть к вещам. К одежде, непременно импортной, самой-самой. Чтобы заполучить блейзер с немецким ярлыком, финские полусапожки, румынскую дублёнку проявлял поразительную настырность. Звонил знакомым завмагам, отправлялся в нанятом вскладчину такси вместе с такими же одержимыми барахольщиками в полузакрытые оборонные посёлки в окрестностях Южного, в которых торговали лимитные магазины с богатым ассортиментом импортного шмотья, делал заказы бывшим подругам из-за рубежа.