Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику

Я не был уверен, говорила ли Кассиопея о любви. Но если да, то я совсем ничего не понимал. Гиансар говорил (и в книгах писали подобное), что любовь — это чувство, которое возносит тебя, а над головой будто бы отныне всегда светит солнце. Он не говорил ничего про падение и страх.

Я решил в этом не разбираться и пошел в сторону Каменной Крепости.

Глава 10

Продажи упали на три процента. Это не фатально, однако это был показатель моего неудачного управления. Я еще не справлялся со всем так же хорошо, как мой отец, тем не менее, существовало мало людей, которые справились бы лучше меня. Я думал о том, что нужно запустить новую линию продукции, но сейчас обстановка была слишком нестабильной для этого. Я решил почистить персонал и начал с лаборатории. В ней работало много химиков, больше, чем требовалось «Кеплер-22». Иногда лаборатория выполняла заказы других компаний, это было выгодно. Но я стал подозревать, что некоторые сотрудники могут вести двойную игру и выполнять заказы лично, в обход бюджета компании. Я просмотрел личное дело каждого работника, со всеми провел беседу. Я не был уверен ни насчет одного из них, однако я уволил лишь нескольких. Гиансар тщетно пытался отстоять каждого. Поэтому вакансии были открыты, и я надеялся привлечь лучших специалистов. Второй этап собеседования я проводил лично. У меня совсем не было времени, но ко мне проходили лишь лучшие и, в основном, они получали рабочие места.

Сегодня я нашел время принять Ботейн Лагранж. Она была младше меня на год, что было больше минусом, чем плюсом. В то же время я не любил сотрудников предпенсионного возраста, потому что они относились ко мне плохо и были неактуальными. У Ботейн было хорошее личное дело: диплом престижного института, защищенная кандидатская диссертация, стаж в хорошей компании, но опыт работы был всего два года. Она могла многого не знать, поэтому будь у меня еще чуть меньше времени, я не принял бы ее.

Когда дверь открылась, я повторно просматривал сведения о ней. Прежде, чем я поднял взгляд, я почувствовал душный сладкий запах парфюма. Это вызывало ассоциации с опасными или неприятными женщинами. С первого взгляда мне стало очевидно, что Ботейн относится к первой категории. Она была платиновой блондинкой (это не был цвет платины, но так называют соответствующий оттенок волос) с уложенными блестящими локонами, как у куклы. Ее фигура была красивой, как и лицо. Но мне не нравилась ее яркая красная помада и откровенное платье, которое все еще можно было назвать деловым, но оно не скрывало ни единого изгиба ее тела. Она прошла к креслу, и я слышал точный стук ее каблуков.

Я смотрел на нее молча. А потом я вдруг понял, что это не Ботейн Лагранж.

— Я не провожу собеседование с претендентами на вакансию секретаря. Вы ошиблись, отдел кадров этажом выше.

Она вежливо улыбнулась. Ее зубы были такими белыми и ровными, что она могла бы рекламировать зубную пасту. Как и одежду или парфюм.

Она сказала:

— Нет, мне назначено собеседование именно у вас.

— Это ошибка моего секретаря. Именно поэтому я увольняю ее в конце месяца и уже открыл вакансию на ее место.

— Я пришла устраиваться не секретаршей. Папку именно с моим именем вы сейчас держите в руках. Ботейн Лагранж.

Я понял, что она не врет.

— Простите за это недоразумение. Как вы, должно быть, поняли, я — Кастор Кеплер. Давайте приступим. Я просмотрел ваше досье, и у меня появилось несколько вопросов. Вы начали свою карьеру в научной сфере, почему же вы хотите работать в Кеплер-22?

Если она скажет, что из-за зарплаты, это будет хороший ответ. Ботейн попробовала посмотреть мне в глаза, ее губы снова растянулись в белозубой улыбке. У меня было два варианта: она со мной флиртовала, или она пыталась скрыть за улыбкой свои намерения навредить мне.

— Ради денег и власти.

Она сделала паузу и вдохнула, будто бы еще не договорила. Я не совсем понял ее мотивацию насчет власти, но ответ меня удовлетворил. Однако Ботейн продолжила:

— Ради денег и власти, которые обретет Кеплер-22, если вы примите мое предложение.

Эта фраза звучала слишком самонадеянно. Видимо, она старательно пыталась произвести впечатление на работодателя.

Это было понятно не только по ее словам, но и по внешнему виду. Тем не менее, меня насторожило то, что она сказала. Мне вдруг показалось, что Ботейн и правда может обладать чем-то опасным то ли для меня, то ли для других. Я не должен был показывать мои опасения, поэтому я слегка приподнял брови, будто бы удивлен и немного скептичен, и подался вперед.

— Я слушаю.

— Вся страна знает, что Млечный Путь готовится к войне. А вы понимаете, как, несомненно осведомленный в денежных вопросах человек, что умные люди зарабатывают на войне. Если именно Кеплер-22 возьмется за выполнение правительственного заказа на химическое оружие, вы получите не только большие деньги и влияние, но и государственную поддержку.

Я не подумал, что она сумасшедшая, потому что она не была на нее похожа (у сумасшедших дикий или пустой взгляд). Но мне показалось странным, что она пришла к незнакомому человеку предлагать делать оружие массового поражения. Производить оружие страшно, однако я не мог не согласиться с ней, что это перспективно. Но я не планировал обдумывать ее слова серьезно.

Я сказал:

— Допустим. Но при чем здесь вы?

— При том, что я работала в лаборатории, где занимались разработкой оружия. И в моей сумочке есть все-все формулы оттуда.

Она постучала пальцем с ногтем, покрытым ярко-красным лаком, по белой лакированной сумочке. Она говорила так уверенно, будто бы то, что она говорила действительно было правдой. Это ввело меня в ужас. Я не хотел связываться с такими опасными вещами. Но располагая подобной информацией, я не мог упустить ее, даже ничего не обдумав. Я должен был узнать все о Ботейн Лагранж прежде, чем сказать ей что-либо о ее предложении.

— Я должен обдумать все вероятности и возможности прежде, чем мы сможем продолжить разговор. Я назначу вам встречу на двенадцать часов дня в пятницу.

Она снова улыбнулась.

— Хорошо. Но помните, что если это будет не «Кеплер-22», вероятность того, что за эту возможность возьмутся ваши конкуренты, огромна.

Она достала из бумажника свою визитку и зачем-то оставила у меня на столе, хотя в отделе кадров уже взяли все ее контактные данные. Она проследовала к выходу. Женщина, которая возможно носила в своей сумке секрет уничтожения тысячи людей, вышла из моего кабинета, оставляя за собой шлейф из душных духов.

Я связался со своей секретаршей и сказал ей две вещи: задержать Ботейн в здании подольше, например, попросив ее снова пройти в отдел кадров, или устроить проблемы с пропуском на выходе, а также позвать ко мне Проциона. Это было сделано. Я сказал, что он должен узнать все о Ботейн Лагранж, которая сейчас все еще находится в здании. Это не входило в обязанности охранника, но я думал, что он справится даже лучше, чем детективы, с которыми мне приходилось иметь дело. Тем более, Процион принял это задание без возражений.

Потом я позволил себе подумать о предложении всерьез. Я был согласен, что война, скорее всего, будет. И даже если этого не случится, страна будет готовиться к ней. В случае удачи Кеплер-22 действительно получит большую прибыль и влияние. В случае неудачи — общественное осуждение. А что будет в случае проигрыша войны?

Я долго думал, но так и не смог прийти к оформленному мнению. Когда я вернулся домой, я стал просматривать письма, потому что это было у меня в планах в моем ежедневнике. На этапе сортировки я увидел письмо, написанное Даной. Я запомнил ее адрес, поэтому сразу узнал конверт. Несмотря на то, что я обычно читаю сначала самые важные письма, я стал раскрывать ее конверт (такое импульсивное действие можно принять за волнение). В письме было написано следующее:

«Дорогой брат!

Твое письмо не дошло до меня. Возможно, ты неправильно прочитал адрес на конверте, поэтому я напишу тебе более понятными буквами: г. Солнечная система, улица Коперника, д. 6, кв. 12. У меня некрасивый почерк, это немного странно, ведь я рисую хорошо. На тот случай, если ты мне не веришь (это обидно, но правильно, я тоже считаю, что все вокруг обманщики), я приложила к письму свой рисунок. Если он тебе не понравится, скажи честно, я не обижусь, а просто выброшусь в окно.