Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику

Шучу.

Я просто не обижусь.

Я немного пьяна, поэтому пишу глупости. Это еще потому, что я волнуюсь. Ведь я, возможно, сейчас выставляю себя еще большой дурой, и ты не просто перепутал мой адрес, а решил не отвечать. Может быть, ты подумал, что я ненастоящая сестра, а может быть, я тебе просто не понравилась. Но я надеюсь, что это не так. И прости меня, что я это вообще написала. Конечно, твое письмо просто не дошло, моя цифра «6» иногда похожа на «8», и ты перепутал. Отвечай скорее, я очень жду нашей встречи. Я знаю, что тебе так же грустно, как и мне. Я не достаточно веселая для того, чтобы тебя утешать, но я думаю, у меня получится. Не волнуйся, у тебя со мной утешение точно выйдет. Потому что для меня будет большим счастьем уже увидеться с тобой. Не удивляйся, что мы с тобой внешне не очень похожи, ведь ты и сам не сильно похож на папу. Я даже больше папина дочка по внешности. У нас одинаковые острые подбородки, цвет кожи и носы.

Не знаю, что еще написать, потому что у меня сейчас плохо работает голова, и мне немного страшно. Но не так страшно, как когда я чуть не утонула в озере. Мой парень меня вытащил, сейчас его уже нет со мной. А что у тебя в жизни было страшного?

Жду ответа с нетерпением. Дана».

К письму действительно был приложен рисунок. Это был мой портрет, я стоял, скрестив руки, на фоне гор. Рисунок был сделан с фотографии из газеты, в которой освещали похороны моего отца. В углу была надпись «Мой брат».

Мне стало не по себе. Я был уверен, что она сумасшедшая. Хотела что-то получить от меня. Я мог бы с ней встретиться, и все разрешить, но я боялся, вдруг ей нужны не деньги, а информация обо мне. Она могла быть репортером, к примеру. Если Процион справится с поиском сведений о Ботейн Лагранж, то я поручу ему разузнать про отправительницу письма. А пока меня это не должно волновать, ведь у меня есть дела важнее.

Мысли о войне все равно мешались с мыслями про Дану, обе эти темы мне не давали уснуть. Завтра я должен был мыслить продуктивно, поэтому я выпил снотворное и уснул.

* * *

Я проверил все засовы в Каменной Крепости и отправился искать Ботейн. Я был бы не против найти здесь и Дану, но я знал, что это невозможно. Воспроизвести ее образ по описанным ею чертам лица, схожим с папиными, я не мог. Ботейн я искал недолго. Ее место в Лесу бросалось в глаза еще издалека. Ей принадлежал Ядовитый Розарий. Огромное количество роз всех на Земле цветов и видов громоздилось друг на друге, образуя колючую стену. Они что-то скрывали в центре, но за таким количеством цветов я не видел, что именно. Несмотря на первое впечатление, будто бы цветы были посажены беспорядочно, вместе они смотрелись как воплощение цельной задумки. Подойдя ближе, я увидел, что между кустами цветов были расставлены небольшие фонтанчики, которые поливали Розарий. Лепестки падали в фонтаны, из-за этого вода в них казалась почти розовой. Стебли некоторых роз были обвязаны красными ленточками. Вокруг цветов стояла розовая ядовитая дымка.

Я стал звать Ботейн, но она не отвечала. Я знал, что все цветы в ее саду ядовитые, поэтому не стал пробовать войти в него. Я долго кричал, пока не услышал шум открывающейся двери. Значит, внутри сада прятался ее дом. Я сказал:

— Привет, Ботейн. Я хочу узнать, почему ты пришла в Кеплер-22?

Из-за цветов выглянула девочка. Про таких детей говорят, что они «выглядят, как ангелы». Она была голубоглазая, светловолосая, с пухлыми губами, которые, кажется, были подкрашены. На ней была короткая ночная рубашка (или слишком откровенное летнее платье), а ее голову короновала пластмассовая диадема.

Девочка сказала:

— Привет, Кастор. Я пришла, потому что я очень-очень зла. Но я не хочу уничтожать твою компанию, унижать тебя и вообще ничего такого, что бы касалось тебя. И да, я постоянно вру.

В Туманном Лесу нельзя было лгать, поэтому она говорила правду про вранье, но при этом ее утверждение про то, что она не желает мне зла тоже было правдивым. Это могло бы быть загадкой в детской книжке.

Ботейн не могла врать, но у нее было право уклониться от ответа, как сейчас. Прежде, чем я сформулировал вопрос, чтобы получить точный ответ, Ботейн сорвалась с места и побежала вглубь сада. Она смеялась, как девочки-дурочки на детской площадке. Я снова стал кричать ее имя, чтобы она вышла ко мне, но все было бесполезно. Я понял, что прятаться можно было не только в Каменной Крепости. Ее душные ядовитые розы защищали не хуже, чем гранит. Хотя, может быть, кто-то и заходил в этот сад без страха. Но я видел острые шипы на розах и думал, что они сразу сомкнутся на моей шее, стоит мне переступить черту. Я пошел в Крепость, за стенами которой просидел всю ночь.

* * *

С утра я хотел застать Гиансара дома и переговорить с ним. Обычно мы оба рано приезжали на работу, но если я всегда был там в определенное время, то Гиансар мог приехать как задолго до меня, так и намного позже. Это зависело от его степени увлеченности работой, а не от ее объема. Чтобы застать его, я даже решил нарушить свой утренний распорядок и выйти из комнаты раньше. Однако Гиансар опередил меня, застав на пути к двери.

Он вбежал в комнату без стука, хотя знал, что я не люблю это, и даже стал стучаться в последнее время. Его лицо выражало крайнюю степень взволнованности, но скорее позитивного оттенка.

Гиансар сказал:

— Кастор! Я встретил совершенную женщину! За всю жизнь я не знал никого, кто мог бы сравниться с ней!

Подобные слова я слышал не раз и не стал уделять этому внимания. Я сказал:

— Ясно.

— Нет, ты не понимаешь! Она с первого взгляда забрала мое сердце. Она словно богиня…

Я перебил его.

— Практически то же самое ты говорил недавно про Капеллу, которая работала уборщицей у тебя на этаже.

— Нет, Капелла определенно была хороша даже в резиновых перчатках, но ты не понимаешь, сейчас все совершенно по-другому.

Я действительно не понимал, но и слушать разъяснения мне было неинтересно.

— Она будет моей. Всю ее жизнь.

Голос Гиансара стал менее экспрессивным, он задумался. Его взгляд стал «стеклянным» (неподвижным, расфокусированным). Хороший момент для того, чтобы перевести тему, потому что эта мне уже порядком надоела. Я сказал:

— Как ты относишься к предстоящей войне, которая, по данным иностранных экспертов, состоится с вероятностью пятьдесят восемь процентов?

— Что?

Его интонация была не удивленной, а такой, будто бы он просто не услышал меня. Я в точности повторил свой вопрос. Гиансар вышел из своего ступора и посмотрел мне прямо в глаза.

— А к чему ты это спрашиваешь, брат? — его голос стал заботливым.

Я сам понимал, что мой вопрос мог показаться внезапным. Я мог бы спросить его более аккуратно, сначала начать светский разговор о политической ситуации в стране, а потом мягко перейти к этому вопросу. Мне было положено уметь вести светские беседы, и я это умел при нужных обстоятельствах. Но я надеялся услышать от Гиансара прямой честный ответ, поэтому решил обойтись без прелюдии.

Я сказал:

— Не делай никаких выводов из моего следующего вопроса. Как ты отнесся бы к тому, если бы «Кепллер-22» взял заказ правительства на химическое оружие?

Гиансар положил руку мне на плечо.

— Никак, Кастор, потому что я бы этого не допустил. Мы производим газировку для подростков, а не оружие массового поражения. Так было два поколения до нас, и так же будет и после нас. Ты же знаешь, что это правильно, выгодно? Безопасно, да, Кастор? Если ты хочешь запустить новую линию продукции, мы можем подумать о чем-то куда более приемлемом, например, о моющих средствах или парфюмерии. Хочешь, вместе посмотрим разные статистики, что сейчас наиболее выгодно?