Канцлер

– Брат Егор! Прошу тебя...- взмолился Ахончев.

Вошёл Клейнгауз.

– Господа. Все?
– поинтересовался он и обернулся к двери.- Господин полковник Развозовский. Граф! Прошу. Садитесь, господа. Очень рад вас видеть всех вместе...

– Перейдём к делу,- нетерпеливо начал Ахончев.- Что тут такое происходит?

– Весьма неприятная история,- ответил Клейнгауз.- Но, видите ли, статс-секретарь хочет решить её по-домашнему, как говорят в Петербурге, за чайком... Негласно...

Егор Андреевич хмуро взглянул на Клейнгауза:

– Мы ничего не боимся. Мы ничего плохого не сделали.

– Разумеется, разумеется,- заверил тот.- Но, видите ли, и мы, и вы должны искренне разобраться в этом недоразумении, почти загадке.

– Обвиняете вы нас в чём-либо?

– Не подумайте, что это допрос. Нет, нет! Беседа, беседа. Никто ничего не узнает. Глубоко конфиденциально. Итак, начнём. Егор Андреевич Ахончев. Ах, не вставайте, зачем! Расскажите, каковы были ваши отношения с отцом в момент его женитьбы на госпоже Николовой.

– Самые наилучшие. Когда отец приезжал в Петербург, мы все собирались у него. Но приезды его делались всё реже и реже, и от своих знакомых мы услышали, что он в Софии познакомился с какой-то женщиной, сведения о которой были самые неблаговидные.

– В каком смысле?

– Ничего о ней было не известно. Кто? Откуда? На какие средства живёт? Когда я узнал, что отец хочет жениться на госпоже Николовой, я поехал к нему в Софию отговаривать его, но отец сказал, что уже поздно: он дал клятву, когда был сильно нездоров и когда госпожа Николова выходила его, жениться на ней, если выздоровеет. Я увидел, что делать нечего, и уехал.

– Какое приблизительно было состояние у покойного?

– Свыше полумиллиона.

– Какого покойный был характера?

Егор Андреевич ответил неохотно:

– Был недоверчив и очень скуп.

– Каков он был относительно ведения своих торговых дел?

– Очень аккуратный,

– Имущество, которое описано немецкой полицией после смерти вашего отца согласно заявлению капитан-лейтенанта Ахончева, составляло ли действительно всё его имущество?

– Нет. Не хватало около полутораста тысяч.

– На каком основании определяете вы цифру недостачи в сто пятьдесят тысяч рублей?

– Осталась кассовая книга. Вексельная книга пропала. Но и по кассовой видно.

– На каком основании вы заподозрили, что имущество вашего отца расхищено?

– Из рассказа брата Аполлония. Все книги и документы сразу же увёз к себе на квартиру граф Развозовский, который, как известно по кассовой книге, был должен отцу в сумме пятидесяти пяти тысяч рублей. Затем у вдовы покойного оказалось векселей на сумму свыше восьмидесяти тысяч рублей, которые будто бы подарил ей отец. Он не имел обыкновения это делать.

– Были ли такие случаи, чтоб ваш отец передавал кому-либо векселя?

– Не было и не могло быть. Он был скуп.

– Что вам известно о вексельной книге?

– Ничего не знаю, но она у отца была.

– Когда познакомился граф Развозовский с вашим отцом?

– На Венской выставке. Граф тогда интересовался конями и доставлял на выставку лошадей. Ему потребовались на эту операцию деньги. Он обратился к отцу и занял у него около двадцати тысяч рублей.

– Каковы были дела графа Развозовского перед смертью вашего отца?

– Граф продал принадлежавшее ему имение за сумму приблизительно семьдесят тысяч рублей.

– Вправе ли я заключить из ваших слов, что денежные обстоятельства графа Развозовского были блестящи?

– Нет. Имение графа было заложено, и он от продажи едва ли получил пять тысяч рублей.

– Почему вашего отца посещал канцлер князь Горчаков?

– Я об этом ничего не знаю.

– Но ведь слышали вы, что канцлер, князь Горчаков, находился в комнате у графа Развозовского и смотрел бумаги вашего отца, когда в комнату вошёл ваш брат Аполлоний?

– Не помню.

– Вопрос к графу Развозовскому. Когда после смерти коннозаводчика Ахончева вы разбирали бумаги, присутствовал при вашем разборе канцлер князь Горчаков?

– Да.

– С какой целью?

– Он искал свои векселя,- обречённым голосом сказал Развозовский.

– Они значились в кассовой книге?

– В кассовой книге их не было. Они были в вексельной. Покойный записывал в вексельную книгу только суммы крупных должников. Он обозначал в скобках, сколько долга, затем в соответствующей графе через месяц ставил проценты, а если вексель с бланком, то и бланконадписатель. Он говорил своим должникам: "Я лишнего ничего не возьму, у меня в вексельной книге всё записано, я никому не даю расписок, мне чужого не нужно". Вот и я попал из-за этого...

Клейнгауз отвернулся от Развозовского:

– Простите, Егор Андреевич. Что, пропажа вексельной книги выгодна для должников?

– Вообще-то пропажа выгодная для наследников,- нехотя ответил Егор Андреевич.- Вот, например, граф говорит, что уплатил деньги, а раз нет вексельной книги, мы не знаем, уплатил ли он, мы будем требовать всю сумму.

Клейнгауз повернулся обратно:

– Граф Развозовский, вексельная книга была у вас, судя по вашим словам?

– Вексельная книга существовала у меня в период между увозом мною документов и опечатыванием их согласно требованию капитан-лейтенанта Ахончева. Затем она пропала.

– Почему вы увезли документы?

– Госпожа Ахончева не хотела их держать, а мне надо было сохранить вексельную книгу, так как не было иных отметок об уплате мною долга, что же касается моего денежного состояния, о котором Егор Андреевич...

– Об этом позже. Вы видели вексельную книгу?

– Да.

– Прочли её всю?

– Да.

– Не помните ли, сколько значилось долга за канцлером князем Горчаковым?

– Я ошибусь в трёх - пяти тысячах, но приблизительно около ста пятидесяти тысяч.

– Неправда!
– выдохнула Ирина Ивановна.- Князь никогда не брал у мужа денег! Я знаю дела Андрея Лукича, я сама вела их! В них нет долга князя Горчакова. Здесь какое-то недоразумение. Подумайте, граф, что вы говорите?!

Развозовский заявил твёрдо:

– Я говорю то, что помню. В вексельной книге был обозначен долг канцлера князя Горчакова - сто пятьдесят тысяч рублей. Что касается того, что он не обозначен ни в кассовой, ни в алфавитной книге, то это вполне понятно: Андрей Лукич не желал очень разглашать такое дело...