Канцлер

– Но почему мне надо скакать на вашем сказочном коне?

– Мы сейчас отсюда уйдём. Вас будут отговаривать от дуэли с графом Гербертом! Или немцы убьют вас, если вы не откажетесь драться с ним.

– Ах, да! Дуэль! Я и забыл про неё. Ведь я действительно послал вызов графу Герберту.

– Послали. И вы убьете его?

– Пусть уж лучше я его убью, чем он меня.

Наталия внезапно обняла его и припала к губам Ахончева:

– Вот вам награда.

– Что вы сделали?

– Я вас поцеловала. Теперь вы мой жених,- сказала она торжественно.

– Я вам говорил: у меня есть невеста.

– Теперь я имею право её убить. Пусть она не отнимает моего жениха, который бьётся за меня. Ведь я вам нравлюсь? Разве я плоха?

– Вы не плохи. Но, по нашим понятиям, невеста, которая лазает по крышам и крадёт коней...

– Я никогда не лазила по крышам и никогда не крала коней. Это из-за любви к вам. За это меня надо уважать. И неужели у русских такие глупые понятия о девушках и их подвигах?

– Вы удивительно убедительно говорите. И знаете... У вас есть что-то такое в глазах... Но у меня невеста! Что я ей скажу?

– Вы любите другую. Она утопится или уйдёт в монастырь. А если вы мне скажете, что любите её, то я утоплюсь или уйду в монастырь.

– Нина Юлиановна не утопится и не уйдёт в монастырь, но мне чертовски стыдно.

– Идёмте. А то меня поймают. Там шныряют полицейские. Они видели, как я ползла по коридору. Один меня хотел схватить, но я его ударила тупым концом кинжала.

– Дорогая! Вы меня любите?

– Да.

– Дорогая. Дайте слово, что отныне вы никого не будете тыкать тупым концом кинжала, бить поленом или гирей по голове, и тому подобное.

– Даю. Вы мой повелитель. Но вы меня любите?

– Видите ли...

– Я убью себя, если вы скажете, что любите другую!

Она протянула Ахончеву кинжал:

– Говорите.

– Фу-у... Да. Я вас люблю,- выдохнул Ахончев.

Наталия поцеловала его и быстро добавила:

– Больше я вас до свадьбы целовать не буду, Это неприлично. Идёмте. Вам надо скакать.

– Куда скакать?

– Иначе вас здесь убьют.

– Как меня могут убить, когда сюда сейчас придут мой брат и жена моего отца. Все по делу о наследстве.

– Не верьте немцам. Они хитрые. Они - подлецы. Идёмте.

– Дорогая, я не могу бежать. Здесь мой брат, мачеха... их могут убить, я их должен защищать, не правда ли? Я должен остаться.

– Да, вы правы. Вы должны остаться. Но вот вам на всякий случай кинжал.

– Зачем мне кинжал? Оставьте его у себя.

– У меня есть ещё два.- Наталия снова поцеловала капитан-лейтенанта и спохватилась.- Ах, как неприлично! Я и забыла. Защищайтесь. Если вам будет туго, крикните, я приду.

Когда она ушла, Ахончев подумал: "Неужели я на ней женюсь? Это - моя жена? Да это всё равно, что жениться на лесном пожаре! Но, с другой стороны, ни одна девушка не вызывала во мне такого волнения... Но ведь долг - Нина Юлиановна..."

Размышления прервал дежурный чиновник:

– Не появлялась ли здесь девушка в зелёном бурнусе?

– Нет. Я видел в окно, как она только что прошла по саду к воротам канцелярии и вышла в ворота.

– Уже проскользнула в ворота?

– Он поспешно выбежал и в дверях комнаты столкнулся с мачехой Ахончева, Ириной Ивановной. Она обратилась к капитан-лейтенанту от самого порога:

– Аполлоний Андреевич. Я удивлена. Неужели вы решились? Поверили, что я похитила векселя... вексельную книгу... пожаловались немцам?

– Значит, это всё... наследство? Уверяю вас, Ирина Ивановна, я не жаловался. Да и мой брат тоже. Мы не знаем, откуда возникла эта история. Мы хотели полюбовно...

– Если б вы знали, как вы меня сейчас обрадовали!

– Мне тоже это очень приятно. Мне лично ничего не нужно. Верните брату эти векселя, и бог с ними.

Ахончева произнесла смущённо:

– Я верну. Хотя... я не могу их вернуть! Я не могу, поймите вы, Аполлоний Андреевич!

– Почему вы смотрите так растерянно, Ирина Ивановна? Уважаемая Ирина Ивановна! Вам достаточно оставлено по духовному завещанию отца, верните брату векселя!

– Да...- и тут же поправилась,- не могу. Они мне нужны.

Ахончев сказал тихо:

– Пока не пришёл брат, Ирина Ивановна! У меня есть свободные деньги, я дам вам взаймы... я понимаю, жизнь за границей, расходы. Возьмите у меня денег, Ирина Ивановна, ради памяти моего отца.

– Ради памяти вашего отца векселя останутся у меня.

– Почему? Расскажите мне. Я всё пойму.

– Да! Чувствую, что и должна рассказать вам после того, как поняла, какой вы человек. Но я не могу. Мне нужны векселя.

– Зачем? У вас долг?

– Да, пожалуй, это можно назвать и долгом.

– Поставщики?

– Можно их так называть.

– Модные?

– Модные?

– Портнихи? Ювелиры? Меха?..

– Нет, нет! И не портнихи, и не квартира, и не обстановка, и не... Я к вам очень хорошо отношусь, но нельзя, нельзя, хотя мне и надо бы всё вам сказать. Родители должны быть чисты перед детьми, да, да... Иначе вы не поймёте, как я вас люблю родительской любовью...

– Ума не приложу, что это такое!

В дверях появился Егор Андреевич, брат Ахончева, и обратился к капитан-лейтенанту:

– Мне кажется, что с подобной особой, брат, тебе не след говорить.

– Ещё ничего не доказано, брат.

– Доказано. Нас вызывают в Имперскую канцелярию. Значит, дело международное. Международное мошенничество? Я вёл свою контору шестнадцать лет. И на меня не падало ни малейшей тени, а тут едва приехал в Берлин, благодаря этой особе,- указал на Ирину Ивановну,- я попадаю в немецкий суд.

– Имперская канцелярия не суд,- успокоил Ахончев брата,- это просто управление делами всей империи.

– Я коммерсант и имею дела с клиентами, а не с империями. Мне неприятно иметь дело с империями, это до добра не доводит. Отойди от неё, брат, прошу тебя. А вас, сударыня, последний раз прошу быть честной.

– Я всегда была честной.

– Простите, не замечал. Обольщать старика, может быть, по понятиям современной молодёжи и значит быть честным, но мы, дельцы, смотрим на это по-другому и называем...