Карибский кризис

Наряду с этим, попадались и такие письма, в которых она расписывала меня как доверчивого честного парня, попавшегося в ловушки, расставленные нехорошими людьми. То есть у неё не было однозначного мнения, хороший я или плохой — так же как не было четкой позиции по отношению ко всем другим людям.

Вот текст последнего письма, которое было отдано святому Иосифу в запечатанном конверте и которое он даже не читал:

«Иосифу Григорьевичу!

До вчерашнего дня не верила ни одному плохому слову, которые мне о вас говорили. Я всегда говорила, что Вы очень хороший человек, ошиблась, но мне не обидно. Потому что уже давно привыкла к таким вещам. В бизнесе это абсолютно нормальное явление и вы правильно сделали, что меня подставили. Мне полезно.

Я уже полгода не общаюсь с Андреем на рабочие темы за исключением Казани, Ставрополя и ВОКЦ. У нас бывают конфликты, но они не касаются Совинкома. Если он меня о чем-то просит, то делаю. Я действительно собиралась уйти из фирмы, но сначала надо было закончить дела.

Были сделаны три тендера и скоро по ним пойдёт оплата. Меня интересовали исключительно свои клиенты и общее финансовое состояние фирмы, а не моё.

Всё было более менее нормально — зарплату все получали вовремя, но а проблемы с поставщиками существуют во всех медицинских фирмах, главное чтобы их не было с клиентами. Ни в какие дела я не лезла. Андрей просил помочь — делала. Схему оплат надо было просто отладить и Марина Маликова в этом очень помогала.

Был один случай.

Когда Марину поставили на должность руководителя отдела продаж вместо меня. Я на этот факт совершенно не обиделась. Просто Расторгуев немного грубо это сказал при всех людях и обиделась я на его грубость (понимаю что по-детски, но дурацкий у меня характер). У меня была возможность выбрать себе другую любую должность, но я промолчала.

И всё-таки я довела дела в банке (то, что от меня зависело) до конца несмотря ни на что, получив от Расторгуева очередную порцию грубости, и ушла спокойно в отпуск.

Марина прекрасный профессиональный работник, я против неё ничего не имею. Я не претендую на её клиентов, а она на моих, и конкуренции у нас нет никакой. У нас разные направления. Она очень сильная в продажах. Я действительно с ней не разговаривала, но я с ней и до этого не разговаривала. Тут был конфликт личного характера, но дело от этого никак страдать не должно, просто на это обратили внимание.

Затем я вышла из отпуска, так как надо было доделать Казань на большую сумму. До 11 вечера просидела за компьютером и оставила в нём все данные, утром меня за этот компьютер не пустили, а поезд в Казань с документами надо было отправить в этот день. Я спустилась к Расторгуеву и Паперно в бункер и просто сломалась перед ними (они были очень рады), написала заявление на уход, на котором Расторгуев расписался и дописал „С удовольствием!“, потом позвонила Андрею (один единственный раз, сказав исключительно про компьютер) так как тендер был в интересах Совинкома, а не в моих личных, так как этого клиента я собиралась отдать Оксане перед уходом. И сказала, чтобы тендер Марина доделала (я ей всё расскажу), так как в офисе появляться больше не могу, потом через силу приехала и всё доделала. Я не пойму, как можно из-за личного отношения ко мне (Расторгуев) губить целую фирму. Начинать козни вместо того, чтобы объединить людей в трудной ситуации и настроить их на положительный результат. Ведь хороших проектов много, всё можно разрулить.

Говорить, что я выбивала с Андрея % за Казань своим заявлением на уход глупо, так как зарплату за последние два месяца я не получала, так как не было денег и не жаловалась и претензий не имела. Вчера я поняла, что дело в Волжском. Да я его начинала этот тендер, но когда мы его проиграли сказала, что здесь всё бесполезно и можно туда не лезть, дальше была не моя инициатива — и Паперно свидетель. И этот тендер меня никак не интересует, я про него забыла (так как есть другие проекты). Буду только рада если Вы его выиграете.

Какую кашу заварила — не пойму до сих пор.

Вывод только один: из-за денег люди готовы продать даже мать родную, не только подставлять друг друга. Это нормально, это закон жизни, я сдала позиции и меня сгноили. Я обязательно должна была через это пройти. Вы сделали проблему из ничего (на пустом месте) очень жаль, что я так поздно об этом узнала. Что либо сделать уже поздно, я поняла, а может так было задумано.

Но возможно Вы перестанете махать шашками в воздухе на пустом месте. Пусть я плохая, пусть все беды от меня, Андрей-то здесь при чём и 39 человек народу, которые сработались и являются сильной дружной командой.

Андрей всем вовремя платил зарплату (неплохую), давал деньги на все расходы, его-то Вы за что подставляете? Он очень добрый и хороший человек. Очень прошу сядьте с ним за стол переговоров и решите все моменты. Не надо Ваших зверских методов. Не нужен Совинком, хоть не душите его, там можно всё исправить. Меня уже давно не интересуют все эти грязные сплетни, дрязги, я от этого устала. У меня есть новое занятие, никаких больших денег мне не надо. Самое смешное, что некоторые люди совершенно не хотят работать. Они поливают друг друга грязью, сплетничают, плетут интриги и целый день ничего не делают — противно.

Я не имею в виду Вас (так сделала для себя вывод).

(Информация мною получена от человека не из нашей фирмы).

Ирина.

PS. Я всегда хотела вытащить фирму. Откуда исходит информация, что дело во мне, я так и не поняла».

Ну что можно сказать об Ирине на основании прочитанного? Психологический портрет вполне определенный — жертва! Она всеми силами пыталась выставить себя обиженной и ущемленной (отказалась от должностей, хотя могла выбрать любую, не получала зарплату, хотя выдавали всем, в том числе ей, и так далее), хотя сама кого хочешь обидит и ущемит, энергии в ней предостаточно. Меня насторожили фразы: «не надо Ваших зверских методов», «Но возможно Вы перестанете махать шашками в воздухе на пустом месте», «Вы сделали проблему из ничего (на пустом месте) очень жаль, что я так поздно об этом узнала. Что либо сделать уже поздно, я поняла, а может так было задумано». У неё, так же как у меня, у Марины и Рената, сложилось впечатление, что Расторгуев со товарищи — марионетки в руках старого седого полковника и действуют по его указке. И что за «зверские методы»? Может, я что-то упустил?! Я вспомнил, как Ирина требовала срочно помириться со старым седым полковником и выполнить все его условия, «иначе будет очень плохо», и сделал вывод, что в беседах с ней он грозился меня люто покарать в случае, если я не сделаю то, что он хочет. Но вышло таким образом, что он продолжает сохранять какой-то интерес ко мне, тогда как её полностью списал со счетов, ибо сдал её со всеми потрохами, и бывшая любовница ему настолько уже неинтересна, что он даже не стал читать её последние письма.

И самое главное, что меня волновало — то, куда, в чьи руки могли ещё попасть написанные Ириной письма. Последствия её писательских изысканий могут быть самыми непредсказуемыми.

Глава 48, О том, во что превратилась одна из лучших моих сотрудниц

Я дал слово святому Иосифу поговорить с каждым сотрудником тет-а-тет, а уж потом делать какие бы то ни было выводы. Следуя своему обещанию, я приехал в свой офис и пообщался со всеми, включая фармацевтов и заведующую складом. Также я принял уволенных — их привёл Паперно, предварительно со мной созвонившись.

Наибольшую тревогу у сотрудников вызывала возросшая дебиторская задолженность и связанные с этим угрожающие звонки и письма от поставщиков. Сотрудники со стажем не волновались, полагая, что директор выкрутится из любой ситуации. А среди недавно принятых, составлявших большинство коллектива, поползли слухи о возможных неприятностях, вплоть до увольнений, закрытия фирмы и банкротства. И вторая группа внесла смятение в ряды первой.

По поводу денежных выплат беспокоились только уволенные. Из которых все без исключения изъявили желание продолжить работу на Совинкоме и выражали обеспокоенность, что за дурацкое недоразумение произошло из-за Ирины (сотрудники были абсолютно уверены, что она — причина всех проблем на фирме). На неё тянули все сотрудники, жалуясь на её неадекват. Если в чем-то были разногласия, то по этому вопросу весь народ высказал редкостное единодушие, единение и согласие. Ирина умудрилась так восстановить против себя коллектив, что даже низовые чины, рядовые менеджеры, шоферы и секретари, в один голос вещали: не хотим! Достаточно было минуты общения с человеком, увиденным впервые, чтобы выяснить тотальное недружелюбие к этой хрупкой блондинке. Даже месяц назад принятые сотрудники считали, что Ирина разваливает компанию, пользуясь своим положением, злобствуя и бесчинствуя. И я, традиционно разделяя и властвуя, немного растерялся, увидев такую сильную диспропорцию противодействующих сил. Выслушав святого Иосифа, в поведении Ирины я видел только женскую слабость, и, чисто по-мужски, всеми силами стремился её защитить. К этому же меня двигало стремление сохранить многополярность в организации. Но после беседы с людьми я растерялся.

Заведующая аптекой кардиоцентра доложила, что Ирина взяла за моду брать из аптеки наличные — понемногу, но часто. Например, подъезжает на такси и берёт деньги, чтобы расплатиться с водителем. Или наоборот — вызывает такси и перед выходом берёт небольшую сумму на проезд и на мелкие расходы. Заведующая спросила меня, как ей закрывать эти суммы и как вообще реагировать на Ирину, которой все привыкли подчиняться как заместителю директора. Я напомнил, что у нас существует специальная проформа списания денежных средств, на которой должна стоять подпись исполнительного директора и главбуха. Если Ирина обратится очередной раз за деньгами, нужно сказать, что наличность будет выдана по предъявлению подписанного акта списания денежных средств. (У Павла, нового исполнительного директора, не было такого благоговения перед Ириной, так что он смело мог послать её куда подальше).

Паперно во время аудиенции сказал, что «недопонял» меня и воспринял приезд Рената с двумя быками как угрозу расправы и соответственно пожаловался Иосифу Григорьевичу, и, чего уж там, накрутил старого седого полковника, который собрал опергруппу, чтобы дать отпор злодеям. Паперно поинтересовался, останется ли Ирина на работе и каковы её функции и полномочия. Я ответил утвердительно лишь на первую часть вопроса. Паперно тонко улыбнулся и больше вопросов задавать не стал. Бунеева интересовало то же самое — что с Ириной, собираюсь ли я её держать на фирме.

На переработки никто не пожаловался — в один голос все заявили, что «если надо — работать будем». Коллектив подобрался дружный, и даже после работы сотрудники не спешили расходиться по домам, группами собираясь в кафе или у кого-нибудь в гостях.

Направляя Рената в Волгоград, я приказал не церемониться в обращении с Расторгуевым, Паперно и с теми, кто им симпатизирует. «Нахлобучьте, если потребуется, бейте до первой крови», — такое было дано напутствие. Ренат понял мои слова буквально — так, как он привык делать. «Они вошли в офис, как смерть. Увидев их, Расторгуев и Паперно поняли, что это конец», — так комментировал появление петербуржцев Павел Дуров. Таким образом, приезд Рената в грозном сопровождении коллектив воспринял однозначно: хозяин прислал бойцов для наведения порядка. И я не стал никого разубеждать, считая, что грубая и величественная сила, варварская царственность, всегда убедительнее для народа, чем своевременная выплата зарплаты. И люди пылкие, склонные к благородным порывам, критиковавшие хозяина на все лады, почувствовав грубую силу, внезапно сделались неспособными ни к любви, ни к ненависти, ни к восторгу, ни к презрению. Куда-то вдруг исчезло общественное мнение. Увидев господина, народ окончательно размяк и уподобился стаду, в неизменной тупой покорности терпеливо бредущему под бдительным оком овчарки, куда ему укажут.

Отсеяв злободневное, основное, я обнаружил, что у каждого сотрудника есть много других вопросов — как личных, связанных с карьерным продвижением или жалобами на непосредственных руководителей, так и чисто служебных, связанных с предложениями по работе. Незначительные сами по себе, эти «мелкие» людские проблемы в общей массе составили огромный пласт; и, когда я сдвинул его, выслушав всех, разобравшись во всём, и личной властью решив множество вопросов; то более крупные сложности, касающиеся «внешней угрозы» (имеется в виду со стороны кредиторов), показались сотрудникам не такими уж страшными.

Паперно выразил надежду, что недоразумение удастся преодолеть и все уволенные будут восстановлены на работе. Я решил немного подыграть святому Иосифу в слабой надежде, что, возможно, удастся с ним помириться и вернуть старые добрые времена, и нехотя позволил остаться на работе Паперно, Бунееву, и менеджерам по продажам, насчет офисных планктонов мой диагноз был такой: переквалифицируйтесь в sales-мэнов и будет вам счастье! То же самое Паперно — слетев с руководящих должностей, он был фактически приравнен к простому сотруднику отдела продаж, правда с нехилой зарплатой.

Святой Иосиф в свою очередь пообещал, что впредь со стороны его людей будет одно только послушание.

Глава 49, О том, как прошла моя встреча с Ириной Кондуковой

В тот день, когда я беседовал со всеми сотрудниками, Ирина появилась в офисе с утра и через полчаса уехала, таинственно шепнув мне, что хочет встретиться и пообщаться не в офисе, где много лишних ушей. «Со слов больного» (употребляю медицинский жаргон) у неё был рецепт, как сделать так, чтобы разом избавиться от всех проблем. Именно так — я-то дундук ничего в делах смыслю, как и мои помощники, а умные-то люди, оказывается, точно знают, как вытащить компанию из беды — причём в два счета — а меня извлечь из пучины страха и озарить хаос моего смятения.

Мы пересеклись после работы, в половине восьмого вечера в центре, в пабе «Дружба». Настроение у меня было какое-то неопределенное. У входа в заведение я подумал, не отменить ли встречу и не поехать ли по злачным местам, чтобы предаться «скрытому разврату и тайным порокам», на которые намекалось в Ирининых письмах. Но, придав предстоящей беседе статус душеспасительной, я тяжело вздохнул, поднялся по ступенькам, и вошел в ресторан через дверь, услужливо открытую швейцаром.

Я начал беседу с Ириной с рассказа о том, как когда-то пришел в этот ресторан с главным врачом железнодорожной больницы; заговорившись, мы вышли, забыв заплатить, и официантка со счетом догнала нас только у здания областной администрации. Развлекая Ирину подобными историями, я видел, что, слушая меня, она думает о своём, и, закончив очередной рассказ, я умолк, давая ей возможность высказаться.