Картофельное счастье попаданки

— Вы так наивны, мадемуазель! — он рассмеялся мне в ответ. — Я намерен получить Деланж в любом случае. Если Дамиан не отдаст мне его добровольно, принцесса останется в моем дворце до своего совершеннолетия. А потом я женюсь на ней и получу право претендовать не на одну провинцию, а на всю Арвитанию. Ведь у Дамиана нет других законных наследников, кроме этой девчонки.

Он произнес это холодно и спокойно. А я содрогнулась, представив, что его дворец станет для Армель тюрьмой. А потом такой же тюрьмой станет для нее и брак с ним.

Малышка едва ли могла понять всё то, о чём мы говорили, но она прижалась ко мне еще крепче, и я почувствовала, как она дрожала всем телом.

— Впрочем, довольно разговоров, мадемуазель! Просто отдайте мне ее высочество. Вам всё равно придется это сделать, хотите вы этого или нет.

Тут я подумала о том, что король Норман вряд ли решится открыто выступить против Арвитании и отказаться отдавать им принцессу. А значит, он до последнего будет скрывать, что знает, где она находится. И положиться на наше с Кипом молчание он вряд ли захочет.

— А что будет со мной и с моим слугой? — спросила я.

— Простите, мадемуазель, — ухмыльнулся он, — но вам стала известна слишком опасная тайна. Заметьте, я не пытаюсь вас обмануть. Ложь недостойна уст короля, не так ли? Мне жаль вас, мадемуазель, но… как это говорится?... нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Вы храбрая девушка, но вы же понимаете, что, если вы попытаетесь оказать нам сопротивление, ребенок может пострадать. И это всё равно окажется бесполезным. На вашей стороне только ваш слуга, а на моей —вооруженные шпагами мужчины. Вас двое против десятерых, мадемуазель!

Я судорожно пыталась принять решение, когда услышала голос графа Кэррингтона.

— Трое против девятерых, ваше величество!

Он обогнул телегу и встал передо мной, почти заслонив меня своей спиной. Теперь они с королем смотрели друг на друга, и мне показалось, что даже воздух заискрился от их взглядов. Что было во взгляде его сиятельства, я видеть не могла, но Норман смотрел на графа с неприкрытой ненавистью.

— Четверо против восьмерых, — прервал эту немую сцену Шекли. — Простите, ваше величество, я всегда был предан вам, но мой отец всегда говорил мне, что мужчина не может воевать с женщинами и детьми.

Он тоже подошел к нам и вынул из ножен шпагу.

Сверкнули шпаги и с той стороны. И стало так тихо, что я услышала шелест крыльев пролетевшей над нами стрекозы.

Глава 75

— Вы, кажется, забыли, против кого решили пойти, — недобро улыбнулся король. — Такое преступление строго карается по закону. И пострадаете не только вы, но и ваши семьи — ваши близкие будут лишены всего и отправятся в ссылку как родственники государственных преступников. А ваши имена будут преданы позору.

Но его слова не возымели никакого действия. И поняв это, он взревел:

— Вперед!

Сопровождавшая его стража подошла к нам поближе, но ее командир — немолодой уже седоусый мужчина — всё же в нерешительности замер и посмотрел на своего повелителя.

— Ваше величество…

Должно быть, в отличие от короля, он понимал, что в этой схватке может пострадать и ребенок.

— Вы не слышали, что я сказал вам, лейтенант Чандлер? — его величество раздраженно притопнул ногой.

— Осторожнее, ваше величество! — воскликнул кто-то из мужчин.

Норман стоял на тропинке в паре шагов от обрыва. Здесь дорога была совсем узкой, но это играло нам на руку. Численное превосходство наших противников нивелировалось тем, что все одновременно они подойти к нам не могли.

— Ваше величество, остановитесь! — сказал граф Кэррингтон. — Еще есть шанс решить дело миром. Проявите милосердие и отпустите принцессу к ее отцу. Уверен, он сумеет отблагодарить Терезию и станет добрым другом нашей страны. А эта малышка всегда будет молиться о вашем здоровье и благополучии.

Но король только рассмеялся в ответ:

— Эта малышка принесет мне еще одну провинцию! Так что довольно разговоров, господа!

Повинуясь его жесту, гвардейцы снова двинулись вперед.

— Это глупо, ваше величество, — Кэррингтон подал мне знак отойти с Армель подальше. — Ширина дороги здесь такова, что одновременно к нам смогут подойти не больше трех человек. С одним из них, я уверен, справится месье Шекли, а двумя другими займусь я сам. А после первого поверженного противника в моих руках будут уже две шпаги, и обе их я пущу в дело. А богатырь, что стоит за нашими спинами, сумеет найти применение тем булыжникам, что валяются тут повсюду.

Он пытался избежать кровопролития, но король не внял его словам. Прозвучал еще один приказ, и слуги короля ринулись в бой.

В фехтовальном мастерстве графа я уже имела возможность убедиться, но и Габриэль показал себя с самой лучшей стороны, хотя в противники ему достался бывалый воин. Металл звенел, и, казалось, воздух раскалился. По крайней мере, я уже не ощущала того холода, что вызвал дрожь, когда мы стали подниматься в горы.

Судя по всему, Шекли нечасто имел возможность практиковаться в фехтовании, и было видно, что он заметно устал. И всё же его визави сумел потеснить его всего на пару шагов.

А вот Кэррингтон действовал столь хладнокровно, что его противники заметно растерялись, и после нескольких минут боя один из них вскрикнул и выронил шпагу из окровавленной руки. Правда, поднять ее у его сиятельства возможности не было — этим мог воспользоваться другой неприятель.

Освободившееся место тут же хотел занять другой гвардеец, но Кип не дал ему этого сделать — он, взобравшись на большой валун и словно нависая надо всем полем боя, так ловко и метко швырнул камень, что тот разбил ногу стороннику короля, и его товарищи оттащили его назад.

Таким образом в стане наших противников были уже двое раненых, и теперь нас было четверо шести. Хотя следовало признать, что в этой схватке от меня толку не было никакого, так что наши враги еще имели над нами двукратное преимущество.

Я пыталась вспомнить всё, что читала в книгах о ментальной магии, всё, что рассказывал нам с Армель месье Лурье. Я смотрела только на короля, концентрируясь на нем одном и пытаясь внушить ему мысль об отступлении. Но у меня ничего не получалось. Да ведь наверняка он и сам был превосходным менталистом и легко мог мне противостоять.