Каторжница

Нити. Меня зовут Нити. И я выжила.

Лишь на миг бы продлить безвозвратно утерянное блаженство. Не время. Сколь желанным для меня оказалось неведение, забвение цели. Как спокойно было там. Мое время ещё придёт.

Я уже на ногах. Озираюсь. Никого вокруг, лишь незнакомые острому слуху шумы и дивное пение. Оказывается, вот как звучит песнь птиц. Снова падаю на землю и ползу по тёплой ласковой, такой чужой земле, укрытой высокой травой. Что за чудо эти запахи, запахи цветов! Впереди слишком ровный камень. Разглядываю изумительные завитки резьбы на усеянном трещинами обломке некогда величественного строения. Не знаю ни одного человека, чьи руки были бы столь искусны. Магия, не иначе. Гляжу по сторонам, сердце колотится, как сумасшедшее. Ни души вокруг, только руины.

А ещё безграничные просторы во все стороны. Что за диво. Значит, вот какая она, большая земля.

Искать союзников, быстро учиться, приспосабливаться. Вспоминаю хорошо выученные годы назад уроки выживания.

Дело превыше всего.

Вот уже несколько часов брожу среди развалин усадьбы. Я нашла одежду, которая даже подошла мне, — широкое серое платье подпоясала куском цветной ленты. Некоторые вещи, пригодные для использования, связала в узел и прикрепила к поясу. А ещё я обнаружила огромный, больше моего роста осколок зеркала (прежде я только слышала о подобном) и уже какое-то время изучаю незнакомку из мира отражений. А она с таким же любопытством взирает на меня.

При ярком дневном свете я очень бледна. Меня предупреждали, что первое время следует остерегаться беспощадного солнца. Их советы — мое оружие. Хотя белый цвет лица меня отнюдь не уродует, и я могла бы избегать солнца всегда, но не в моих привычках жить в страхе — в моем характере нечто совсем иное. Противоположное страху.

Возвращаюсь к созерцанию. Белая кожа подчеркивает длинные чёрные, как смоль, волосы, по которым спешно проходится найденный в старых вещах сломанный гребень. На меня внимательно смотрят темно-карие глаза. Впервые вижу себя настолько четко. Отражение из воды совсем иначе рассказывало о моей внешности, расплывчато и мелкой рябью искажая черты. Глаза почти чёрные и слишком большие. Может, из-за волнения, а быть может, и сами по себе. Мы с девочками не обсуждали внешность друг друга, а других людей к нам не пускали. Густые брови, думаю, придают моему лицу несколько суровое выражение, а длинные ресницы, что отбрасывают тени на горящие румянцем щёки, выглядят совсем по-детски. Однако, совсем не детским кажется мне мое тело.

Довольно круты его изгибы. Слишком резки переходы форм: длинная тонкая шея, полная грудь, узкая талия, крутые упругие ягодицы и бёдра, стройные ноги. Нравится ли мне то, что я вижу? Нас учили подчеркивать свои достоинства и скрывать недостатки. У себя я недостатков не нахожу. Чрезмерно самоуверенна? Да.

Солнце прямо над головой. Как же жарко. Беспощадное здесь, настолько, что желаешь одного — укрыться в тени. Безмерно скупое дома: ты лишь мечтаешь приблизиться, согреться в его тусклых лучах. Но они не способны дарить ласку.

И вот я здесь. Время тоски прошло. Пришло время действий.

На мне серое платье, слишком закрытое, с глухим воротом и длинными рукавами, правда, с парой приличных дыр. Видимо, всю более сносную одежду давно растащили из полуразрушенной усадьбы. Ещё одно одеяние, похожее на мое, в кульке за плечами. Обрезы тканей, немного битая, но вполне, на мой взгляд, пригодная для использования посуда и несколько ржавых медяков — богатство в моих краях. А ещё нож. Небольшой, думаю, его использовали в приготовлении еды. Но я заточила, как надо, — это я умею. И что делать с ним тоже знаю.

Пора.

Иду по иссушенной зноем дороге, соорудив на голове подобие широкополой шляпы. С предметами женского гардероба я знакома, как же иначе? Даже в курсе некоторых новинок моды последних лет. Их рисовали нам на песке и делали наглядные пособия. Ни словом ни взглядом я не имею права выдать себя и то, откуда я. Ни намека на ложь — любой маг-менталист почует обман в ту же секунду — и ни слова правды. Задачка не из легких, согласитесь, но я с ней обязана справиться.

Я уже привыкла к безмерно ярким цветам вокруг, к этой беспощадной жаре, к безмятежному одиночеству. Но самым диковинным стало для меня ощущение полной свободы. На крохотном острове среди тысяч людей сложно почувствовать нечто схожее. Можно прожить жизнь здесь, никем не замеченной. Найти мир и обрести дом в этих лесах. Сколько места! Как мало было даровано нам, каторжникам. Запертые в клетке, обреченные на смерть. Первая за сотни лет я выбралась с проклятого острова. Спасти остальных — мой долг. И желание, теперь самое большое желание в моей жизни. Даже более сильное, чем то, что было прежде. Что есть месть в сравнении с тем, чтобы подарить таким же, как и я, детям острова, тепло Светила?!

К вечеру я повстречала первых людей. И наша встреча оказалась не самой приятной. Разумеется, для них.

Два лихого вида мужика на гружёной телеге быстро приближались. Спрятаться не было возможности, да и зачем? Еще издали я приметила кровь на некоторых вещах и ржавом оружии. Ага. Бандиты, убийцы, преступники. Совсем как дома.

— Куды путь держишь, краса-а-авица? — сверкая беззубой ухмылочкой, нараспев проговорил один из них.

Едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Конечно, я представляю, как выгляжу. Нищенка, босоногая оборванка в драной одежде. Вряд ли им интересен мой кулёк, а нож меньше ладони за поясом едва ли представляется опасным. Но чурбан на голове не может скрыть юные годы и симпатичное личико. Девки говорили, большего таким и не надо.

— В ближайшую деревню иду. Далеко ль отсюда, добрые люди?

Сипло гогочут. Добрыми, стало быть, себя не считают. Хлопаю ресницами и улыбаюсь. Сама наивность. Они так наивны. Встретила бы я саму себя в таком вот глухом месте, по крайней мере, насторожилась. В их головы даже не закралась мысль, что я представляю опасность.

— Далеко, девонька. Пол дня езды на телеге, — одноглазый едва сглатывает слюну, глядя на меня. — Мы едем в другую сторонку, к себе в эээ..

— В нашу деревню, — подхватывает второй. — Подвезти можем, там как раз работенка для тебя найдётся, хорошо заплатят.

Ржут. А я что? Уже вскарабкиваюсь на тележку. Конечно, подальше от мужиков, на вещи. Не хватало ещё марать руки прямо на дорожке, пристанут же, если сяду рядом, да и сразу стоит оценить награбленное добро. Надеюсь только, в их логове, или где там мы окажемся, нас ожидает не слишком много бандитского вида приятелей. Если не более пяти, справлюсь. А если больше… к этому меня готовили тоже. От таких мыслей огонь внутри начинает бушевать, едва сдерживаю.

— Эй, Билл, она что, уснула?

Храплю. Добро их я уже оценила, ничего стоящего в телеге пока не приметила. Мебель, расписная утварь, ворохи с дорогой одеждой и какими-то тяжелыми тряпками. На кой оно мне надо? Внимание привлёк прикрытый в углу небольшой чёрный мешок. Его содержимое следует изучить позже. А пока можно и поспать.

— Свезло ж нам, приятель. Такую птичку поймали, долго можем с ней развлекаться. Только налупить тебя придётся, малец, — причмокивая, вещает одноглазый.

— С чего бы?

Вот недогадливый…

— Если готов уступить мне девчонку первому, тогда драться не будем.

Лежу, дивлюсь. Ни единого сомнения. Как все просто и безобидно в этом их мирке.

— Слушай, Билли. Что-то с ней не так. Тряпки явно чужие, а говор, слыхал, какой?

— Како-о-ой?

— Слишком правильный! Откуда такая красотка в наших диких краях взялась то? Вдруг, ведьма? — голос звучит громче, видимо, меня внимательно рассматривают.

Ага, насторожились. А я что? Храплю дальше, тихонько так, должны поверить. Ведьма так ведьма.

— Похо-ожа, — добавил одноглазый и харкнул.

— Так и есть, ведьма! Молодая, ручки белые, работы, ясно дело, не знали. Не пуганая. Смотрит, видал, как? Будто не мы ее, а она нас сожрать хочет.

Бранятся. Как мудрено бранятся, интересно даже стало, заслушалась. И такое лихо в местных болотах водится? Да, болота стоит обходить стороной!

— И мы ж, дурни, сами везём ее в нашу сокровищницу! Закопает, да золотишко приберёт. Давай-ка скинем по-быстрому, пока спит, и погоним клячу!