Кемер в объятиях ночи
Шрифт:
Сам бы Тарасик уложил бы обоих хулиганов за несколько секунд, максимум за три, врезав пару раз даже не в полную силу, и, конечно, такого прикольного шоу уже не получилось бы. Народ, в большинстве своем подвыпивший, угорал.
Тарасик рассказал Григорьеву, что только однажды испытал настоящий ужас — на шоссе, где-то в районе Петергофа, когда за поворотом въехал на подъем и вдруг оказался впритык за платформой, с которой медленно и неуклонно скатывался дорожный каток. Тарасик взглянул в зеркало, испугался: вдруг кто-нибудь выскочит из-за поворота и на полном ходу вмажет ему в зад, а значит, вобьет под сползающий каток и ничего сделать будет невозможно. Если бы он был в машине один, тут же бы и выскочил, — черт с ней, с машиной! — но рядом сидела жена, а сзади — сын, который еще ничего не видел, а жена так просто оцепенела. Тарасик тогда мгновенно включил передачу, сдал чуть назад, а потом, резко вывернув руль, рванул вперед и ушел на обочину — чуть ли не в канаву — в тот самый миг, когда каток с грохотом обрушился на дорогу и покатился по склону. Все их безумные тренировки юности с лихвой окупились в эти страшные пять секунд.
Таков был Тарасик, но сыну его это все, увы, явно не передалось. А бывало совсем по-другому.
Впрочем, Тарасик еще надеялся, что сынуля с возрастом выправится. Такое иногда происходит с гормональной перестройкой: мальчишки худеют, вытягиваются, характер становится жестче, в то же время вдруг нарастает мускулатура. А пока он был постоянно с мамочкой.
— Та тоже потакает: сю-сю-сю, поцелуйчики. Мы были другие, — сокрушался Тарасик. — Понятно, один ребенок в семье. Нас у родителей было четверо, с детства все работали по дому, на огороде, кур кормили. У каждого были свои обязанности. Это очень важно. А этот вообще ничего по дому не делает. Даже у себя в комнате не убирается. Спортом тоже не занимается. Я начинаю наезжать, давай ходи на карате, тот к матери, а она: отстань от ребенка, он плохо себя чувствует, должен заниматься, готовиться к ЕГЭ. Чем он там занимается: сидит на компьютере играет, тайком лазает на порносайты. Спортом надо заниматься, а не компьютерами!
И верно, женское воспитание к добру не приводит, и примеров тому куча. Григорьев знал одного такого. Холили его, лелеяли, всюду водили за ручку, и вдруг из мальчишки вырос классический педрила с типичными гомичьими ужимками: «Ой, противный!», колготки под джинсами, стринги, помада, тени на веки и прочее. Правильная ориентация была на каком-то этапе жизни утеряна и уже безвозвратно. Конечно, возможно изначально произошло мозжечковое голодание во время родов, повреждение глубинных структур мозга, но, скорее всего, свою роль сыграло женское воспитание — вот и думай.
У других знакомых случилась настоящая семейная трагедия. Сын Сёма заделался трансвеститом, собирался делать операцию, удалить половой орган, сделать взамен него влагалище (существует такая специальная хирургическая техника), поменять паспорт, а потом выйти замуж как женщина. Григорьев его как-то видел. С виду он действительно выглядел как девушка, только что был, пожалуй, высоковат, имел здоровенный кадык, хриплый голос и туфли на каблуках сорок третьего размера.
Другой вариант мамочкиного воспитания. Сын от первого брака другого сослуживца — Димы Кулагина. Парень был классический маньяк Интернета, никуда не ходил, подруги у него не было, поэтому его обуревали фантазии, которые он изливал в жестких эротических историях. Историй таких у него было сотни и на любой вкус, типа однажды я вышел на балкон и случайно заглянул в окно соседней квартиры, а там… Сам сидел перед компьютером со спущенными штанами, сочинял свои мерзкие истории и тут же дрочил в полотенце. Сам он был бледный, сутулый, воспаленные глаза горят, волосы до плеч, иногда в хвостик сзади резинкой схватывал. Мать хотела сдать его в армию, боялась наркотиков, но того не брали: низкий вес, явные психические отклонения. Грудная клетка у него была плоская, как доска, а руки — как веточки. В баню ходить было стыдно, а он и не ходил, дома-то в ванне и то редко мылся. Заветной мечтой его была накопить денег на проститутку. Тысячи две. Другой бы пошел в зал во дворе и подкачал бы мышцу, а этому все было лень. Качал только одно место. Вручную. Понятно, ему в армию категорично не надо, уже на сборном пункте сами же призывники начнут его пиздить. Хотя кто его знает, возможно, с его эротическими фантазиями он вполне даже может прославиться в казарме эротическими сказками на ночь. Представьте себе массовое дрочилово всей казармой. Нет, ему и там бы не поздоровилось. Прибили бы табуреткой. Правильно, что его не взяли. Таких брать нельзя. Это уже будет не армия, а бардак. Он же явно ненормальный. Он, кстати, вполне мог получить белый билет по дурке. И, в конечном итоге, получил.
Иногда проявлялся еще один сослуживец — Игнаша Богданов («Богдан»). Однажды зимой встретились, по традиции сходили в баню, попарились, выпили. Обоим тогда уже исполнилось по сороковнику. Бывший боевой пловец Богдан был уже не в лучшей форме: отрастил брюхо, обрюзг, а ведь по юности был очень крепким и подвижным парнем. Короче, выглядел не очень. Были у него проблемы с работой. Игнаша пожаловался Григорьеву, что каждый раз, подходя к работе, испытывает буквально реальную тошноту — хоть противорвотную таблетку пей — стресс и, конечно же, это разрушает здоровье. Буквально не знаешь, как дожить до выходных. Обстановка на работе была просто ужасная, поменялся собственник, наняли нового главного менеджера и тот начал на людей давить. Вроде и зарплата хорошая, и соцпакет, и медицинская страховка, а работать невозможно. Я, говорил Игнаша, боюсь отпуска по той простой причине, что после него придется снова выходить на работу и потом вламывать целый год. Была даже мысль: наняться куда-нибудь на яхту матросом и — в океан — подальше от людей. Работаю, куда-то хожу, а такое ощущение, что жизнь проходить зря. Григорьев с сомнением покачал головой:
— Там
тебя тоже засношают, да и образование нужно специальное, хотя бы типа моториста. И что с того, что ты служил на флоте? Ну, разве что плавать умеешь, и что дальше? Глотки резать? Кулаками махать? Драться под водой? Я думаю, этого мало.Тут же вспомнили Звонаря. Звонарь работал, считай, что по флотской специальности: инструктором по дайвингу и весь сезон проводил на Фиджи или в других столь же замечательных местах. Зимой — обычно Египет и Таиланд, и еще иногда Вьетнам. В результате, хотя очень уж богато Звонарь и не жил, но и не бедствовал, а главное, работа доставляла ему настоящее удовольствие. Игнаша откровенно ему завидовал. Григорьев посолил рану: тут же рассказал ему и про Маковку.
Москвич Маковка тоже, как и бывший григорьевский одноклассник и опер Симаков, в свое время заработал кучу денег, вложился в какой-то доходный бизнес и теперь большую часть года путешествовал по свету на яхте с такими же фанатами моря. В прошлом году решили идти вокруг света. Мероприятие было рискованное, но очень интересное, а для Маковки это была цель жизни. Ведь именно для этого он много лет и зарабатывал деньги. От пиратов они держали оружие — два автомата Калашникова АК-74, которые приобрели в Адене. Все прекрасно знали, что за них выкуп никто платить не будет, так что, если случится такая неприятность с пиратами, придется гнить в плену, а уж яхту потеряют наверняка. Вблизи берегов Сомали, мимо которых они хотели проскочить ночью, все-таки попались: подвалила моторная лодка с вооруженными людьми. Рожи у всех черные, жуткие. Намерения их были понятны безо всяких слов. Пулемета видно не было — только ручное оружие, хотя наличие гранатометов вовсе не исключалось. Гранатометы в таких ситуациях — простое и эффективное решение. Пиратов подпустили метров на тридцать и жахнули по ним сразу из обоих стволов, стрельнули и из подствольника в борт. Троих срезали сразу, лодка потеряла ход, начала тонуть, ответный огонь был минимальный, можно сказать никакой, жахнули туда еще одну гранату. Решили не рисковать: подплыли на резинке и в упор добили двоих, оставшихся на плаву. Чего-то разбойники им там пытались сказать, хрен поймешь, журчали. Затем пустили по воде дымовую шашку. Под это дело ушли, потом с трепетом смотрели на экран радара, не направится ли к ним еще что-нибудь со стороны берега. Это было настоящее приключение. И все-таки снова попались. Догнали-таки их. Уже и с пулеметом, да и гранатомет явно высовывался. Сделали вид, что стопорят яхту, перекрикивались с пиратами: «Вот? Ай донт андестенд! Полис? Кастом?» В это время одного парня спустили с аквалангом с противоположного борта, он подплыл, струбциной прикрепил к днищу пиратской лодки мину и успел еще вернуться — все заняло буквально десять минут. Когда парня втащили на борт, стали ждать. Всех трех здоровенных мужиков потряхивало. Взрывом пиратскую лодку подкинуло вверх и развалило надвое. Пахнуло жаром, палубу яхты обдало брызгами воды и крови. Сами чуть не подорвались, потому что пираты уже решили причалить.
Вот такое получилось приключение. А ведь им изначально не советовали идти Аденским заливом — ведь известные пиратские воды — однако не обходить же Африку вокруг. И они решили рискнуть. Движение в проливе было очень интенсивное, однако, прилепиться на медленной яхте за танкером или сухогрузу на хвост не получалось. Да и самих могли принять за пиратов и жахнуть чем-нибудь вроде звуковой пушки. И это в лучшем случае. Пассажирские лайнеры вообще шли со скоростью узлов двадцать, не меньше — проскакивали мимо — не прицепишься. Баб-эль-Мандебский пролив (в переводе с арабского — Ворота скорби) прошли спокойно. Там к тому же оказался суперский дайвинг — огромное число затонувших кораблей, однако потом начались приключения. Что ж, так стояли когда-то моряки прошлого, сжимая в руках шпаги и топоры и дуя на фитили мушкетов, когда к борту их судна подходил пиратский корабль.
В статье «Закон и Экономика Пиратской Организации» (The Law and Economics of Pirate Organization), опубликованной в Интернете, некий исследователь Лисон пишет: «Пираты известны своей жестокостью, безалаберностью и жадностью. Однако реальность была несколько иной. Пираты были высокоорганизованными преступниками, кардинально отличающимися от психопатов, которых описывают писатели и кинематографисты».
Может быть, когда-то так и было, но в наше время это чистые бандиты. Могли ведь просто убить на месте. Всем известна история, когда в ноябре 1998 года в Тайваньском проливе был захвачен китайский сухогруз «Чунг сон». Пираты тогда обезглавили всех 23 членов команды, а тела выкинули за борт. Сам же корабль продали сингапурскому бизнесмену за 300 тысяч долларов.
Маковка после того приключения стоял исключительно за радикальный подход.
— А по мне их надо убивать прямо в море. А иначе они подумают: с этим не получилось — не догнали, пойдем других ловить и грабить. А ведь испокон веков закон был один: пират подлежит уничтожению. Раньше так всегда и делали. Хуйнуть по ним из гранатомета или с самолета ракетой. И летчикам тренировка и людям польза. Говорят, китайцы, если ловят пиратов, сразу их расстреливают, а потом выбрасывают за борт — акулам. Якобы поэтому в Южно-Китайском море пиратов почти нет. Конечно, самый простой и политкорректный вариант тогда был: отдать яхту, сохранить жизнь, посидеть какое-то время в тюрьме, дать себя избить, потрепать нервы родственникам, чтобы те собирали выкуп, значит, влезть в безумные долги (за просто так никто не даст — разве что в долг — кому есть до тебя дело?), и все чему нас учили, все наши понятия — все пошло бы прахом — скажи, смог бы ты дальше жить нормально? Смог бы я с тобой теперь так вот разговаривать? Есть вещи, которые делать ни за что нельзя, иначе — в тебе что-то сломается, и ты дальше все равно не сможешь жить, станешь другим, будешь пресмыкаться. Некоторые поступки опускают человека на всю жизнь. Представляешь, какой-то черный бандюган с оружием в руках будет тебя бить и приказывать тебе. Для бывших боевых пловцов это было невозможно, как невозможно для омоновца, чтобы его зашпыняла шпана. Есть важные стержневые принципы, с потерей которых даже сама жизнь теряет смысл. Кроме того, пират — исторически существо вне закона. Его место — в петле на рее и в кандалах на галерах. Все века почиталось за честь убить пирата. Интересно, что я увидел в их черных глазах изумление: мол, кто-то еще смеет оказывать сопротивление! Вот он уже идет на дно и еще удивляется…