Кемер в объятиях ночи
Шрифт:
В этот момент аниматоры оглушительно засвистели в свисток: наступило полчетвертого — объявили начало водного поло. И закрутилось: потом пляж, волейбол, купание, сауна, ужин.
Перед открытием ресторана у дверей всегда собиралась небольшая нетерпеливая толпа. Автомат горячих напитков, как обычно, работал плохо, да и выдавал только кофе. Чаю этот аппарат не делал вообще. Мясо было соевое, невкусное, зато в изобилии наложено салатов, хороший сочный и сладкий арбуз. Территорию перед рестораном занимал сад из гранатовых деревьев. Там тоже стояли столики.
На ужине все приходили кто в чем, однако голых и полураздетых в ресторан не пускали. На Родосе в отеле, помнится, существовал довольно жесткий дресс-код: на обед (это вечером, по-русски — ужин) мужчинам можно было входить в ресторан только
После завтрака Григорьев пошел в номер, там еще с часик поработал на ноутбуке, закончил ровно в девять и, хлебнув прямо из горлышка пару полноценных глоточков «Рэд Лэйбл», направился во двор — к бассейну, как говорила Машка, «потусить». Ирины, естественно, не было, хотя обе ее подруги сидели со стаканчками, потягивали, как обычно, водку с фантой. Водка была анисовая, «ракия». Ее лучше было пить именно с «фантой», поскольку в чистом виде она была противная, а в смеси со льдом сразу мутнела и выглядела как разведенное молоко.
В баре у бассейна уже сидела компания пьяниц во главе с мужиком в красной футболке с надписью Hurgada Red Sea Diving, которые туристы обычно привозят из Египта. Он был вроде как главным врачом то ли какой-то больницы, то ли кожвендиспансера, то ли в Хабаровске, то ли в Чите, и с утра всегда уже пьяный. На руке у него сверкали очень дорогие с виду часы, которые, впрочем, вполне могли оказаться и подделкой, но вполне могли и быть настоящими. Спросить у него о часах было неудобно. Он в этих часах и купался. Мужик отдыхал на полную катушку. Из него так и пер отпускной оптимизм, он постоянно улыбался. Жена его, женщина неопределенного возраста, тоже пыталась соответствовать, но у нее плохо получалось: ее постоянно тянуло одернуть мужа, который участвовал во всех местных играх и конкурсах, особенно подбадривал молоденьких, вставал, когда красотка бегали на соревнованиях, где нужно было за минуту перецеловать как можно больше мужчин, орал со своего места: «Меня! Меня!», исступленно аплодировал. Понятно, жене его это очень не нравилось.
Вечерами чаша бассейна подсвечивалась снизу подводными лампами, вделанными в стенки. Вечером приходили работники и заливали в бассейн из пластиковых канистр дезинфицирующий раствор, пахнущий хлоркой. Главный врач, видя это, одобрительно закивал:
— Пусть, пусть льют. В прошлом году знакомая семья ездили в Турцию, постоянно тусовались у бассейна, и вся эта семья, и еще много народу заболели ужасной ангиной. Тогда многие обращались к врачу. Наверняка что-то подхватили через воду. Не заболел у них только папаша, который постоянно пил ром и видимо им дезинфицировался.
Промелькнула Машка с пластиковой бутылкой, наполненной неизвестной жидкостью, и снова куда-то исчезла. Позже оказалось, что они с подружкой набрали в эту бутылку самый настоящий алкогольный коктейль из всего, что только возможно, и этим пойлом напоили двух молодых ребят-немцев, которые после этого очень долго добирались до своего номера, а один так, кажется, и ночевал на полу в туалете первого этажа. По утру турчанки-уборщицы его там в блевотине и нашли. Кроме того, один из них потерял бейсболку, а другой — сотовый телефон. Напиться было сложно, и вся система была так сделана, что выпить для веселья можно, а напиться — нет, поскольку наливали помалу, да еще и разбавляли. Тут был свой опыт работы с российскими туристами, поэтому все вокруг были слегка поддатые, но не слишком пьяные, разве что за некоторым исключением.
Ирина так больше и не появилась, Наталья отправилась спать, а Олеся позвала Григорьева сходить на дискотеку. Договорились встретиться через десять минут. Григорьев надел брюки, чистую футболку и спустился в холл.
Там девушка смотрелась в большое зеркало и показалась Григорьеву необыкновенно красивой.
— Вы просто восхитительны! — сказал он ей.
— Спасибо! — просияла она, сама собой любуясь. Было чем любоваться.
Наконец, появилась расфуфыренная, благоухающая Олеся. Пошли с ней через дорогу на дискотеку «Жесть». Охранник на входе обхлопал Григорьева, наверняка на наличие бутылок. Вошли на танцпол. Народу на дискотеке было битком. Наверно, несколько сотен. Шум стоял неописуемый. Воздействие света и звука было ошеломляющим. Низкие частоты отдавались в желудке.
Никакой
мелодии вообще не определялось. Был только ритм: бум-бум-бум. Мерцал стробоскоп, отчего иногда казалось, что пол качается, а танцующие застывают в причудливых позах. Люди были разных возрастов. Были и тут молодые турки, которые клеились в основном, к одиноким женщинам среднего возраста, и тут же куда-то их уводили. Отрывались девчонки-подростки — вход в пока запретный мир взрослых отношений тут был им приоткрыт, когда еще мама позволит дома сходить в ночной клуб? Взрослый макияж: яркий маникюр, накрашенные глаза и губы. Очень серьезные, они танцевали старательно в своем кругу, и, причем, здорово танцевали. Женщины за сорок практически все были повышенного питания, словно их специально откармливали. Им тоже хотелось беситься на дискотеке до утра, но для них оставался только алкоголь. Всему свое время. Юг как-то слаживает такие противоречия, покрывает тьмой, пологом, одурманивает. Однако дергаться до утра в таком безумном темпе было утомительно, ждать заливки пеной не стали. Не тот возраст и не то настроение.На выходе с дискотеки встретили Влада с подругой. Вид у них был очумелый.
— Чего это с вами? — спросил их Григорьев.
— Это ведь не музыка, а долбежка мозгов. Как колотушкой по балде колотят, электронным ритмом и мигающим светом. Чуть не стошнило.
Подошел еще один русский, уже порядочно пьяный в футболке с надписью русскими буквами «Калигулла» и с Колизеем на картинке. Был он босиком, имел унылый вид:
— Ребята, я шлепки свои где-то потерял. Белые такие. Не видели? Оставил где-то, но не помню, где. Умыли точно!
— Да купи ты себе новые — тут все лавки этим барахлом забиты! — отмахнулся от него Влад.
Мужик ушел.
— Странная у него какая-то майка. Калигула, кажется, с написана ошибкой, — сказал Влад.
— Хрен его знает. Может, они и специально так сделали, — пожал плечами Григорьев, поднялся и, немного пошатываясь, отправился спать. По дороге в отель ему встретился турок, которой приветствовал его «А, брат!»
Кстати, имя его было Атилла, что по-турецки означало «Тот, который на коне». Еще там из персонала были Арслан, Челик, Ышык, Кылыч, Киргиз, Таркан и Мемо. Кто из них кто Григорьев всегда сказать затруднялся. Отличал одного здоровенного турка, которого все звали Рэмбо, потому что у него была футболка с этим именем. А одну женщину из Челябинска Григорьев звал Акира, или еще Акира Куросавовна, потому что у нее на футболке было написано AKIR. A мужика, который потерял тапки, они с Владом они так и стали звать «Калигула».
Следующим утром на пляже Григорьев встретил ту самую ослепительную вечернюю красавицу, увиденную им давеча у зеркала. После бессонной ночи и без макияжа она уже не казалась такой прекрасной, личико ее припухло. Впрочем, Григорьеву до нее дела не было. Он нырнул с пирса, отплыл подальше, обернулся, посмотрел на покрытые лесом горы. Горы снова были в сплошных облаках, и снова показалось, что собирается дождь. Однако потом облака разнесло, и снова ни одной капли не упало на землю. На пляже молодые девчонки фотографировались в эротических позах.
Кстати и о фотографиях. С ними надо быть поаккуратнее. Один парнишка у своей подруги в рабочем компьютере буквально случайно наткнулся на папочку под названием «Лето!!!». Она принесла фотки, показала подругам, а не успела стереть. Действительно, прикольные, впечатляющие были фотографии, только ее парню, в отличие от подружек, они вовсе даже не понравились. Он тут же поместил одну мерзкую картинку (здоровенный член чуть не прижат к щеке, сперма соплёй блестит на подбородке, улыбка в поллица, глаза косые) ей как обои на «рабочий стол». Она как всегда, придя утром на работу, включила комп и, пока тот загружается, пошла ставить чайник и докрашивать глаза. Возвращается — в комнате мертвая тишина, никто в ее сторону не смотрит. Все делают вид, что заняты неотложными делами. Подходит к своему столу и все тут же понимает. Что-то еще такое парень там оставил на столе. Народ эту историю рассудил так: побаловалась — ладно, — это твое личное дело, твоя частная жизнь, но снимать на фотик такие вещи было никак нельзя. Правильно, что запрещают съемки в некоторых клубах. Не себя так других подставишь. Сама виновата.