Киноварь

По приюту пошли нелепые слухи, обильно сдобренные сплетнями и грязью. Мальчишки стали обходить девушку стороной, хихикая и бросая вслед оскорбления. Пьетро бил их всех за это, но от слухов это не спасало, обсуждения становились ещё жарче, ещё заковыристее.

– Он трахает родную сестру.

– Это она его склонила к грехопадению, она ведьма.

– Бедная девочка, попала под влияние старшего брата-извращенца. Вот так вот и вырастают маньяки и серийные убийцы.

– Вот почему они сбегали из детдома так часто.

Любое объятие становилось объектом дискуссий. Ванда старалась не обращать на это внимание, но с каждым днём было всё труднее и труднее. С ней перестали общаться девочки, они выгнали её с места за обеденным столом, срывали простыни с её кровати и заливали матрас водой. Пьетро едва сдерживался, когда мальчишки при нём же начинали обсуждать прелести его сестры и прямо в лоб спрашивали о том, хороша ли она в постели. У него так и чесались кулаки до мяса избить этих уродов.

Однажды, когда девочки заметили, что брат и сестра, спрятавшись за углом магазина вообще на другом конце города, милуются, никого не видя, подкараулили Ванду за школой и оттащили за волосы на детскую площадку. Девушка отпиралась, кричала, плевалась слюной и царапалась, пытаясь вырваться. Её окружили воспитанники приюта, называя шлюхой и подстилкой. Она, плача, видела, что учителя наблюдают за ними в окно, но вмешиваться они не спешили. Пьетро расталкивал парней и кричал, что убьёт их всех, если они тронут Ванду. Одноклассники смеялись, обзывали их отбросами общества, искренне ненавидя и кидая в них острые камни. Они били их по спинам, ногам, голове, оставляя после себя страшные синяки по всему телу. Пьетро старался прикрывать сестру, получая за неё всё больше шишек и увечий, обнимал её, пытаясь не допустить, чтобы хоть какой-то камешек или снежок попал ей в лицо или за шиворот.

Они тогда сбежали из приюта. На этот раз навсегда, без права вернуться, зализывая собственные раны.

Они потом подожгли гараж учительницы по биологии в отместку за то, что она растрезвонила об их связи на всю школу и детдом. Глядя на бушевавшее пламя, Пьетро держал сестру за руку и знал, что больше никогда не отпустит. Не в этой жизни.

***

– Хватит, выбирайся. Вода давно уже остыла.

Пьетро схватил с полки махровое полотенце и расправил его, подходя к ванне. Ванда обхватила колени руками, прижимая их груди, вставать она явно не собиралась. Брат вздохнул и присел рядом.

– Ты чего? Я же рядом. Всё позади. Успокойся, — голос его был тихим, успокаивающим. — Стены всё ещё горят?

Ванда помотала головой и вздрогнула, когда Пьетро убрал с её спины мокрые спутанные волосы. По коже пробежали мурашки от его прикосновений.

– Пойдем. Замёрзнешь ведь. Я принёс завтрак. Точнее, уже обед, но думаю, тебе всё равно.

Девушка провела рукой по поверхности воды, подушечки пальцев были сморщенные, неприятные на ощупь. Её слегка колотило, вода в ванной была холодной и плечи уже давно замерзли. Близнецы немножко помолчали.

– Ванда, прости меня. Слышишь? За то, что ушёл, разозлился и оставил тебя одну, без защиты. Я же поклялся быть всегда рядом, а обещания не сдержал. Прости меня за то, что причинил тебе боль, что заставил страдать и плакать. Прости, что довёл тебя до такого состояния, — голос Пьетро дрожал, он крепко сжал голое плечо сестры, целуя выпирающую косточку.

– Это ты меня прости, дуру, что не ушла с тобой сразу же. Бросила, подвела, расстроила…

– Ты ни в чем не виновата.

– Виновата. Теперь Альтрон…

– Давай не будем о нём, пожалуйста. Пусть Мстители с ним разбираются. У нас теперь с ним нет ничего общего. Ведь так?

Ванда подумала и кивнула, повернувшись к Пьетро.

– Где мы?

– В башне Старка.

– Как он? — Ванда закусила губу. — Я сильно его покалечила?

– Ну… Он в больнице. У него сломаны рёбра и нога. А так, кажется, он в норме.

– Я его чуть не убила. Пьетро, — она повернулась, отнимая колени от груди, и обхватила лицо брата руками. Пьетро изо всех сил старался не смотреть на грудь сестры. — Я хотела это сделать. Я жаждала этого, мне было необходимо видеть его муки, знать, что он расплатился за всё, что он сделал… Я могла убить его, но ты мне помешал.

– Мы это уже обсуждали.

– Мы годами строили планы по его убийству. И ты так просто от этого отказался? — Ванда взглянула брату в глаза, и он тяжко вздохнул. — Мы ради этого пошли на эксперименты. Позволили делать с собой всё, что им нужно было. И что мы получили взамен?

Пьетро облизнул губы и отвел взгляд:

– Забудем об этом. Уедем куда-нибудь, начнем новую жизнь, с чистого листа.

– А что с нами будет? Как мы будем жить? На что и где? Будем ли вместе? А если люди узнают про нас и опять забьют камнями?

– Я не допущу, — Пьетро сжал мокрую ладонь Ванды и поцеловал пальчики.

На глазах у неё выступили слёзы:

– Я так испугалась за тебя. Я не знала, где ты и жив ли. Я сутками плакала по тебе, сила во мне была так огромна, что рвалась наружу и…

Пьетро притянул её к себе, гладя по мокрым волосам и дрожащей спине, шепча что-то на ушко и целуя в висок. Он хотел было пообещать, что всё будет хорошо, но решил промолчать, боясь, что его обещание не сбудется. Ванда прижалась ближе, оставляя на его футболке мокрые разводы, и Пьетро вытащил сестру из ванной, придерживая её за талию. Он накрыл её полотенцем, досуха вытер, смотря ей прямо в глаза, накинул на плечи халат, выжал длинные волосы и отнес в комнату. Когда он хотел было выйти оттуда, чтобы дать сестре возможность одеться, она схватила его за руку и повалила рядом с собой на кровать.

– Ты всегда смущался, когда я переодевалась прямо при тебе или ходила после душа в одном полотенце.

Пьетро стыдливо скосил глаза, когда халат сполз и обнажилось не только плечо, но и грудь девушки. Ванда специально не стала его поправлять, лишь внимательно сверлила брата взглядом.

– Мы спим в одной кровати. Чего стесняться?

Девушка аккуратно заставила Пьетро повернуться к ней, взгляд его невольно скользнул по её фигуре и задержался на высокой груди.

– Мы едины. Когда мы вместе, мы одна личность. Мы просто одна душа, разделенная надвое и обитающая в разных телах. Мы должны слиться, — Ванда прижалась лбом ко лбу брата и прикрыла глаза. Пьетро коснулся кожи на её бедре, и девушка вздрогнула.

– Я люблю тебя.

Брат поцеловал её, скользя руками по девичьему телу, по нежной коже, задевая запретные места, которых он раньше не касался. Он целовал её страстно, боясь прерваться, сжимал её плечи так, будто боялся, что сестра растворится в воздухе или передумает. Пьетро помнил, как мальчишки в приюте хвастались друг перед другом, что они бьют девчонок и оставляют на их коже синяки, чтобы они знали, кому принадлежат. Чтобы смотрели на отметины и вспоминали их. И Пьетро тоже хотелось оставлять на коже Ванды отметки, хотя потребности в этом не было: сестра знала, чья она, сестра никогда его не забывала. Тем более, что брат боялся причинять ей боль: она и так настрадалась в жизни, так зачем ещё и бить её.

Ванда вцепилась в Пьетро, прижимаясь к нему всем телом, залезая на его колени, обхватывая его голову руками. Они стремились слиться в друг друге, стать одним человеком, рассыпаться на осколки и вновь сойтись. И движение его в ней были размеренными, хаотичными, быстрыми и медленными, словно он терял контроль, а потом начинал сдерживать себя и вновь терял. Губы её были столь сладкими, что их хотелось целовать. Губы же его были столь красными, что хотелось их касаться и касаться. Ему было больно двигаться: рана на бедре всё ещё саднила, ей же было больно лежать на спине — розоватая от ожогов кожа неприятно тёрлась о простыни.