Ключ
Шрифт:
– Мда, - отозвалась Ванда.
– А внутри - еще несколько. Эти твари успели оставить здесь свой выводок. Теперь понятно, почему третий ушел - каждая пара гльвов держит довольно обширную территорию, выгоняя других родичей.
Нора была такой большой, что худенькая жрица без труда пролезла в нее, и уже через пару минут вылезла обратно.
– Так будет спокойней, - только и сказала она.
Вдруг с другого края поля, там, где начинался лес, доходивший до предгорий Каменного пояса, ветер донес странный звук, напоминавший плач ребенка. Ванда и Мила бросились туда, по мере приближения отмечая, что звук все больше и больше походил на детский голос.
– Малыш, ты где?
– крикнула Мила, подойдя к деревьям, но никто не ответил,
– Потерпи, мы идем!
– девушка рванулась вперед, но жрица ее остановила:
– Погоди, это могут быть россказни местной нежити. Она здесь любит подурачиться.
Женщина пошла вперед, стараясь не шуметь, и у нее это здорово получалось. Весь шорох и хруст остался на долю Милы, хотя она честно старалась не шуметь. Но в лесу, кроме плача не было слышно ничего: ни птицы пролетевшей, ни зверька, прошуршавшего в траве. Наконец, они добрались до источника звука - им оказалась лошадь, странным образом застрявшая между стволов, а задняя нога плотно засела в трухлявом пне.
– Тише, тише, милая, - девушка попыталась ее успокоить, погладив по темно-серой шее, но она только сильней задергалась.
– Как же это тебя так угораздило?
– Она не сама, - ответила жрица, простукивая стволы, державшие лошадь.
Стволы оказались полыми. Ванда усмехнулась:
– Ну же, выходите сюда. Живо!
Из-за деревьев показались три странные фигуры: древний дедок, из которого давным-давно весь песок высыпался, и две зеленовато-коричневые бабенки, которых при определенной доли фантазии, можно было назвать привлекательными. Глядя на их охристо-оливковые лица, вертикальные зрачки и листья в спутанных волосах, Мила догадалась, что это была лесная нежить. Должно быть, леший и кикиморы.
– Что, решили, лошадью от чужаков откупиться?
– напустилась на них Ванда.
– Чтобы она вас самих не скушала?
– Прости нас матушка, - повинилась нечисть.
– Да больно жить охота! Этни твари на днях Трошку, лесовичка загрызли! Зачем, спрашивается, ведь костлявый же - жуть!
– Да и толку что, - вздохнула одна кикимора, - попадет на зуб, да и растает. Так, ради забавы. Пищал уж больно весело!
Леший и вторая кикимора укоризненно посмотрели на нее.
– Сейчас же освободите лошадь, - приказала жрица. Кикиморы наперегонки бросились высвобождать лошадиную ногу, а леший метнулся к стволам.
Раздался легкий хруст, затем радостное конское ржание. Лошадь сделала несколько неуверенных, вихляющих движений, а затем сорвалась с места и умчалась в чащу леса.
– Дикарка, - усмехнулась ей вслед Ванда и пошла назад к полю.
– Видела ее необычный окрас - дымчато-серый, с серебряным отливом? Это потому, что она полукровка: наполовину кьянни, наполовину единорог. Чурается и тех, и других, вот и бродит одна по полям - сено таскает, ботву жует. Когда жеребенком была, мы ей каждый раз после дойки молока оставляли, надеялись, что прикормим. А она, зараза, молоко выпьет и в поля убежит. Наверно, нравится ей вольная жизнь, вот и не идет никому в руки.
Они вновь вышли к полю и Ванда уже приготовилась вновь открыть портал, как со стороны послышалось тихое пофыркивание. Дикая полукровка стояла в пяти шагах от них и нерешительно переминалась с ноги на ногу.
– Что, пришла сказать "спасибо"?
– усмехнулась жрица. Лошадь громко фыркнула и сделала два шага вперед.
– Тогда и Миле скажи, - вампирша кивнула на девушку.
– А мне-то за что?
– удивилась девушка, продолжая разглядывать лошадь. Несмотря на внешнюю не ухоженность: грязь почти до самой холки, струпья по всему телу, свалявшаяся в войлок грива с кучей репья и колючек, она была прекрасна. В ней была видна порода. Мила не знала, как выглядели единороги, но фигура ей досталась явно от кьянни: высокая, с сильными стройными ногами и упругой мощной мускулатурой, горделиво изогнутой шеей, изящной мордой с чуткими резными ноздрями
– Ну как же, ты ведь первая рванулась на помощь, - жрица улыбнулась, глядя как Мила не может оторвать от лошади восхищенных глаз, но девушка кажется даже не расслышала ее слов. Она осторожно, шаг за шагом приближалась к лошади.
– Какая же ты красавица!
– нежно проговорила девушка, подходя к ней.
Мила протянула к ней руку, но лошадь возмущенно фыркнув, отпрянула. Девушка пыталась повторить фокус с коровами: собрав волю в кулак, а мысли - в кучу, она неотрывно следила за лошадью, стараясь смотреть ей в глаза. "Милая! Что ж ты бегаешь везде, одна-одинешенька!" Большие черные глаза с длинными пушистыми ресницами были полны вселенской грусти, у Милы даже сердце защемило от ее взгляда. Девушка прижалась к ее нежной бархатистой морде, но лошадь почти сразу высвободилась и, обнюхав ее, даже попробовав на вкус Милины волосы и убедившись, что они не съедобны, фыркнула ей в лицо. Девушка рассмеялась и утерлась рукавом.
Погладив на прощание дикарку по шее, пошла к Ванде, но почти сразу споткнулась из-за сильного тычка в спину - лошадь явно не собиралась отставать.
– Кажется, она хочет пойти с тобой, - заметила Ванда.
– Только вас двоих я не перенесу - все вместе мы в телепорт не поместимся.
– Значит, придется идти пешком, - пожала плечами Мила.
– Дымка, ты пойдешь?
Лошадь доверчиво ткнулась ей в плечо, но потом что-то словно спугнуло ее. Дернувшись, она отскочила в сторону, а потом и вовсе убежала.
– Дымка, стой! Ты куда?
– но от нее давно и след простыл.
– Дикарка, - вздохнула жрица и, открыв портал, скрылась в нем. Эмилия оглянулась, еще раз окинув взглядом заросшее поле, где не было никого - ни гльвов, ни Дымки, и вошла следом.
***
Портал открылся прямо перед храмом, небольшим полукруглым зданием с куполом наверху, с девятью мраморными колоннами, на одной из которых есть символы как на Печати. В центре храма стоит большая каменная чаша, куда просящие опускали маленький кораблик - из бумаги, скорлупки или чего-либо еще - с просьбой, и если кораблик потонет, то желание исполнится. Желающих и желаний было много, по этой причине храмовый служка каждое утро выскребал со дна чаши весь этот мусор и наливал чистой воды.
Но даже с чашей и корабликами, Источник оставался Источником, и стоя в центре магического круга, Мила почувствовала необыкновенную легкость, казалось, только оттолкнись - и взлетишь. И радостно было при этом, как будто ты ребенок накануне большого праздника и ждешь, что вот-вот случится чудо. Интересно, остальные чувствовали то же самое или что-то другое?
– Как ты думаешь, Брайас и Лесс уже вернулись?
– девушка посмотрела на дорогу, ведущую к площади. Ее не покидало странное беспокойство с тех пор, как они расстались. Может, не стоило так с ним говорить. В конце концов, он же хочет ее защитить, только вот она сама в состоянии о себе позаботиться, и просто хотела помочь. Возможно, она немного заигралась, а он напомнил, что появились серьезные дела и ему некогда возиться с ней. Глупо как-то все получилось - рассорились из-за ерунды, как дети малые. Даже стыдно...
– Хочешь помириться?
– Да мы и не ссорились, - с сомнением ответила Мила.
– Просто пара резких слов, но все равно как-то тяжело на душе.
Жрица рассмеялась и покачала головой:
– Эх, молодо-зелено! Сначала поссорятся из-за глупости, а потом бегут мириться, чуть лбы себе не порасшибают. Хорошо, пойдем. Я к Маришке загляну, а ты мага своего поищешь!
Но Брайас и Лесс еще не вернулись, зато на площади она встретила Шерру - садовницу и служанку Маришки. Бедная женщина только-только заканчивала пересаживать злосчастный цветник. Неподалеку лежали огромные стога из гигантских анюток и сорняков. Мила только и смогла пробормотать "извините" в ответ на неулыбчивый взгляд женщины, и боком-боком мимо нее пробралась в дом Правительницы.