Книга снов
Шрифт:
Море обнимает меня целиком, будто радуется встрече после долгой разлуки, будто счастливо после многих лет снова увидеть меня и больше никуда уже не отпускать.
Оно и не должно меня отпускать.
Маленькое, удивительно знакомое лицо приближается ко мне. Мэдди смотрит на меня, и в ее взгляде столько вопросов, столько доверия и надежды.
Я покрепче обхватываю ее.
Теперь мы оба держим ребенка: я и тень.
Когда я погружаюсь в тень, то будто хватаю тину, ощущаю влажный луг, траву и цветы, дикие, высокие и…
ЭДДИ
–
– Да, папа, – отвечаю я.
– А единорогу понравится?
– Очень.
Отец улыбается, шагая по лугу. Я вижу, как маки качают своими головками, когда он проходит мимо, и вот его уже нет. Сердце сжимается в груди, когда он уходит, мне всегда мало времени, очень мало.
Но сон продолжается, и я знаю, что сплю. На небе голубая луна. Я иду по высокой траве за нашим домом. Стебли достают мне почти до подбородка, я смотрю поверх их пушистых соцветий-метелок.
Утро занимается, и из золотого сплетения сияющих на солнце стеблей и голубых сумерек вдруг выступает единорог.
Я не решаюсь поздороваться с ним.
Он прекрасен, большой, сильный зверь, такой красивый, но он ранен, это видно по его поступи. Единорог ранен в единственное свое уязвимое место.
В сердце.
С тобой я в безопасности, думает он, и я понимаю его мысли. Он приближается и ложится в траву очень медленно, а в его обычно таких ясных и живых глазах невыносимая боль.
Я осторожно ступаю по мокрому от росы лугу, мимо маков, васильков, подсолнухов.
Опускаюсь на колени возле единорога, которого ждала так долго, так бесконечно долго.
Его окружает вечность.
И он ничего не боится. Даже смерти, и он умрет, я понимаю это, знаю.
Он медленно склоняет голову, и его сверкающий рог погружается в густую траву.
Сомнений нет.
Я глажу единорога по голове. Как мне знакома ее форма. Как открыт этот ясный бесстрашный взгляд – искренний, призывный, мне хочется заглянуть еще глубже, открыть эти темные, глубокие, бесконечные дали, где нет страха и печали.
Что он знает? О чем хочет мне рассказать?
У меня тысячи вопросов, но есть один, самый важный.
– Что мне нужно знать?
Единорог смотрит на меня, и его ясные глаза меняются.
Вдруг мир опрокидывается.
Я с Генри лежу в траве, в зарослях бамбука на крыше старого склада тюльпанов. Двустворчатая дверь, ведущая на деревянную лестницу к моему лофту, открыта.
– Люби меня, – прошу я.
– Конечно, – отвечает он. – Всегда.
Он поворачивается на бок и своим теплым пальцем рисует круги на моем животе. Сначала маленькие, вокруг пупка, потом все шире. Они покрывают мой живот, грудь, венерин бугорок, бедра. Он стоит на коленях возле меня и обеими руками гладит меня, и мне хочется плакать от облегчения – так это прекрасно, мне так этого не хватало, так сильно не хватало.
И вдруг он тихо произносит:
– Знаешь небольшую капеллу Святого Самсона? Когда ты туда приедешь, я тоже буду там. Я буду везде. Всегда. Буду сопровождать тебя и ждать. Тебя и Сэма.
Его руки теперь замерли.
– Продолжай, – прошу я.
– Порой случается невероятное, – добавляет он, и его руки теперь творят тоже что-то невероятное, и мне так хорошо. – Это реальность, но необъяснимая ее часть.
– Займись со мной любовью еще раз.
Он улыбается.
– Хорошо.
Генри
накрывает меня своим телом, заслоняет небо и звезды своими поцелуями, мы сливаемся в единое целое, и все границы исчезают. Мое тело не ведает больше границ. Генри во мне, а я – в нем.Он медленно поднимается и поднимает меня, садится, я сижу у него на коленях, поджав ноги, потом выпрямляю их и соединяю лодыжки за его спиной. Он держит меня в своих объятиях.
Мы смотрим друг на друга, и ветер проносится мимо нас, голубая луна льет свой свет, и в глазах моего мужчины волнуется далекое море.
Он кладет свою руку мне на сердце.
– Мне очень жаль, любимая. Я всегда любил тебя и был бы рад стать тебе мужем.
– Ты и так мой муж.
Генри улыбается.
– Ты должна жить, Эдвинна. Просто жить.
Он покидает мое тело, и значимым стало отсутствие, теперь лишь пустота, она все заметнее. Теперь это навсегда, я знаю.
Генри встает, мы держимся за руки.
Потом он отпускает мою руку.
«Не надо! – хочу я крикнуть. – Не уходи!»
Но он уже уходит. Повернувшись ко мне лицом, все быстрее и быстрее. Он смотрит на меня, не отводя глаз, и они полны любви.
– Прости меня, – говорит он.
Прежде чем он ступает за край, в пустоту, его взгляд затуманивает отчаянный страх и одновременно – бесповоротная решимость.
– Генри! – кричу я и в тот же момент просыпаюсь.
ГЕНРИ
– Значит, ты решился? – спрашивает меня последняя тень.
– Да.
– Тогда идем.
Тень ослабляет объятия, которые крепко держали Мэдлин.
Маленькая танцовщица замирает. Она смотрит на меня долго, переминается, а потом устремляется наверх, к свету, к жизни, и я надеюсь, что там она не натолкнется на прозрачное стекло, которое не даст ей сделать последний шаг.
Я протягиваю тени руку.
Мне так страшно умирать.
Но это единственное верное решение, впервые я сделал правильный выбор и пойду до конца.
Эдди должна жить, жить по-настоящему, а не с человеком, который навсегда останется немым созданием без собственной воли.
Сэм и Мэдди, они предназначены друг другу, навсегда.
Так будет хорошо. Так наконец все встанет на свои места.
Тень тянет меня за собой. Боль так всеобъемлюща, что я открываю рот и позволяю морю забрать меня, заполнить собой целиком и полностью. Мне не пошевелить ни рукой ни ногой и ужасно больно. Болит все, все, словно я чувствую каждую клеточку своего забытого, брошенного, угасшего тела.
Боль повсюду. Она гудит, колет, меня мучает тошнота. Гудение в ушах раздается громко и глубоко.
Потом внезапно я тону.
Все глубже и все быстрее, сливаюсь с морем, и вода наполняет меня.
Я дотрагиваюсь до песка и гальки на дне. Оно открывается и принимает меня.
Но на пути случается нечто, о чем я не подумал. На что не рассчитывал.
День 46-й
СЭМ
Все падает. Его температура, давление, пульс. Кажется, будто падает старое гордое дерево. Его пальцы дрожат, рука снова и снова сжимает пальцы Эдди, которая стоит рядом. Его трясет. Мускулы на лице напрягаются и расслабляются. Веки вздрагивают.