Книга тайных желаний

Когда Иисус вернулся в забрызганной кровью тунике, ягненок безжизненно висел у него на плечах. Я старалась не смотреть в глаза животного, превратившиеся в два круглых черных камня.

У лавки менялы мы заметили плачущую старуху. Она утирала нос скомканным краем своего вдовьего платья.

— У меня только два сестерция, — всхлипнула она, и мой муж резко остановился и обернулся к ней.

— А надо три! — рявкнул меняла. — Два за ягненка, и еще один — обменять на храмовые монеты.

— Но у меня только два, — протянула вдова деньги. — Прошу. Как мне соблюдать Пасху?

Меняла оттолкнул ее руку:

— Оставь меня! Прочь!

Челюсти у Иисуса сжались, лицо побагровело. На мгновение мне показалось, что он сейчас схватит менялу и хорошенько встряхнет его или отдаст вдове нашего ягненка… нет-нет, конечно же он не оставит нас без Пасхи.

— У тебя ведь остался сестерций того самарянина? — спросил он.

Я вытащила монету из кошелька. Он подошел к столу и швырнул сестерций меняле. Вокруг все так галдели, что было не расслышать, о чем говорил Иисус, но я не сомневалась, что он возмущается храмовыми порядками, поскольку муж яростно размахивал руками, отчего жертвенный агнец подскакивал у него на плечах.

«А он не может быть везде? Почему бы нам не освободить Господа? Вот тогда-то я и понял, что полюблю тебя, Ана».

Слова сами всплыли в голове и напомнили историю, которую муж рассказывал мне перед тем, как мы нашли Тавифу на дороге, — ту, в которой он освободил голубей из клеток. Я не раздумывала. Подойдя к тесному загону, полному ягнят, я отодвинула щеколду и рывком распахнула дверцу. Белый поток хлынул наружу.

Обезумевшие торговцы бросились загонять животных обратно, а кто-то указал на меня:

— Это она открыла загон. Держите ее!

— Вы грабите бедных вдов! — крикнула я в ответ и ускользнула, воспользовавшись небольшим столпотворением, когда потоки ягнят и людей, словно две реки, слились воедино, оглашая двор блеянием и воплями.

— Не дайте ей уйти!

— Нам пора. — Я отыскала мужа у стола, за которым сидел меняла. — Быстро!

Иисус схватил пробегавшего мимо ягненка и вложил его в руки вдовице. Мы поспешили вон из двора, спустились по лестнице и оказались на улице.

— Это ты выпустила ягнят? — спросил он.

— Да.

— Кто тебя надоумил?

— Ты. Своим примером.

XII

В день, когда мы покинули Вифанию, я застала Тавифу в ее комнате за перебиранием струн лиры. Инструмент в руках подруги уже научился говорить. Я затаилась в дверях, пока она напевала новую песню, которую, видимо, как раз сочиняла. Насколько я поняла, там рассказывалось о потерянной жемчужине. Когда Тавифа подняла голову и посмотрела на меня, в глазах у нее блестели слезы.

Она останется, а я уйду. Мне не хотелось расставаться, но я знала, что подруге будет лучше здесь, с Лазарем, Марией и Марфой. Теперь она их младшая сестра.

— К тому же здесь она будет в безопасности, — заметил Иисус. — Назарет слишком близко от Иафии.

Об этом я даже не подумала. Если Тавифа объявится в Назарете, до ее родственников наверняка долетят слухи, и за ней придут: отошлют обратно в Иерихон или снова продадут.

— Я хочу кое-что рассказать тебе на прощание, — сказала я подруге.

Она отложила лиру.

— Уже давно, после того дня, когда я приходила к тебе домой, я записала твою историю на папирусе. Я поведала о твоей ярости, когда ты стояла на улице и кричала о том, что с тобой сделали, и о том, как после тебя заставили замолчать. По-моему, любая боль в мире должна выйти наружу, Тавифа. Вот почему ты кричала на улице об изнасиловании, и вот почему я описала твою судьбу.

Она не сводила с меня немигающего взгляда, а потом притянула к себе и крепко обняла.

Йолта, Мария, Юдифь, Иаков и Симон — все высыпали нам навстречу, когда мы вошли в ворота нашего дома в Назарете. Юдифь и та поцеловала меня в щеку. Мария взяла сына под руку и повела нас через двор к большой, выложенной камнем лохани. По существовавшей у нас традиции, те, кто оставался дома, омывали ноги паломникам, побывавшим на Пасху в Иерусалимском храме.

Мария жестом велела Юдифи снять с меня сандалии, но невестка то ли не поняла, то ли не захотела подчиняться. Вместо этого она наклонилась и развязала ремешок сандалии Иисуса. Мария пожала плечами и оказала мне честь сама: плеснула на ступни холодной водой, придерживая меня за лодыжки.

— Как там в храме? — спросил Иаков.

— Произошло нечто удивительное, — ответил ему Иисус. — Во дворе язычников приключилось паническое бегство агнцев. Каким-то образом они вырвались из своего узилища. — Он улыбнулся мне.

— Это было… — Я подбирала нужное слово.

— Незабываемо, — закончил муж за меня, пихнув мою ногу под водой.

XIII

Однажды осенью меня вырвало всем тем, что я съела за завтраком. И даже потом, когда содержимое желудка полностью изверглось, я не могла остановить спазмы, толчками выбрасывая воздух над горшком для отходов. Когда боль утихла, я умылась, очистила тунику от следов рвоты и печально поплелась на поиски тетки. В конце концов масло черного тмина подвело меня.

За последние несколько лет наша коммуна пополнилась. Муж Саломеи умер, и мы все отправились в Бесару на поминальную трапезу, а потом перевезли домой вдову, бездетную и нищую, поскольку все скудное имущество мужа Саломеи перешло к его брату. На следующий год к нам переехала жена Симона Береника, у которой вскоре родился ребенок. Юдифь ответила на это рождением третьего. И вот теперь у нас будет еще один младенец.

Рассвет только занялся. Иисус ушел молиться в холмы. Я была рада этому: не очень-то мне хотелось, чтобы он видел мое опечаленное лицо.

Йолта сидела на полу в кладовой и ела нут с чесноком. От запаха меня чуть снова не вывернуло наизнанку. Когда тетя отставила в сторону чашку с вонючим содержимым, я опустилась на пол, положила голову ей на колени и сказала:

— Я беременна.

Йолта погладила меня по спине, и мы помолчали.

— Точно? — спросила она через некоторое время.

— Регулы запоздали, но я не придала этому большого значения. Так уже бывало. И только сегодня, когда меня вырвало после завтрака, я поняла. Сомнений нет. Я беременна. — Я выпрямилась в порыве внезапной ярости: — Иисус скоро вернется с молитвы, но я не смогу рассказать ему — только не сейчас, только не в таком состоянии.