«Книга Всезнания»

— Он не идиот, — бросил Мукуро, призвавший трезубец и теперь разминавший руки перед возможным боем, вращая ненавистное оружие перед собой. Прохожие удивленно на него косились, но иллюзионисту на подобные мелочи было плевать.

— Но мы этого и добивались, — пожал плечами Гокудера. — Только не думали, что он начнет запугивания так. Зачем было взрывать магазин? Это уже не просто угроза уничтожить самого Джудайме…

— А ты думал, пока мы под него копаем, он будет спокойно смотреть на это? — фыркнул Мукуро и в очередной раз крутанул трезубец. — Он выяснил о нас всё, что мог, потому и решил надавить на больное место нашего пацифистичного «Джудайме».

— Пока никто не погиб, — вмешался Савада, спрятав руки в карманы и напряженным взглядом сверля асфальт. — Но это только пока. В полдень мы должны созвониться и решить, где встретимся. В этом городе много укромных мест, и CEDEF внимательно следили, чтобы никто в них не поставил ловушек. Но на объекты, не подходящие для встреч, у нас не хватило людей, так что сейчас большая часть города — его заложники, и он нам это только что продемонстрировал. Однако время до полудня еще есть, отец уже выслал специалистов, да и в полицию мы позвонили, предупредили о возможности новых терактов. Только вот если он заложит бомбы в других городах, тут мы ничего поделать не сможем…

— Это война, Савада, — развел руками иллюзионист, спокойно шагая по зимнему асфальту. — А на войне погибают и мирные жители.

— Так не должно быть.

— Но так всегда будет.

— Значит, надо не допустить новых войн.

— Ты сначала в этой победи, «мсье Бонапарт».

Гокудера проворчал что-то, но никто не обратил на него внимания: все были поглощены невеселыми мыслями о предстоящей встрече. Город бурлил, словно улей, растормошенный нерадивым пасечником, и шестеро странных парней, неспешно прогуливавшихся по узким улочкам, вызывали множество подозрений у местных жителей. Правда, их все оставляли при себе, поскольку спешили поглазеть на руины новенького магазина.

В полдень Савада позвонил врагу, и в его уши влился поток ядовитого елея. Тсуна сумел договориться о честной жеребьевке для выбора места встречи, и враги крутанули в виртуальном казино рулетку, числа которой предварительно связали с пустующими зданиями. Выбор пал на склады за городом, принадлежавшие небольшой строительной фирме, но ныне пустующие благодаря ее банкротству, и такой вариант более чем устроил обоих игроков.

Серые низкие постройки встретили Саваду недружелюбно. Они искоса поглядывали на него железными дверьми, уставшими от дождей, и темными потеками на стенах жаловались на свою судьбу. Тсуна остался к их жалобам глух: у него было куда более важное занятие, чем осознание возраста зданий, что, возможно, скоро разделят участь нового супермаркета. Солнце выжигало остатки давно поблекшей краски, ветер выцарапывал из стен песчинки, перепады температур и дождь расширяли щели. Склады жаловались всеми миру, но мир оставался безразличен, разве что крупная птица, как старый стервятник, кружила под облаками. А впрочем, ей тоже было плевать на домишки, равно как и всему остальному миру, включая Саваду.

Зайдя в одно из зданий с плоской ржавой крышей, парень осмотрелся. Тусклый свет единственной лампы под самым потолком был ни к чему, но всё же он был, словно Клаус Хоффман ни в коем случае не хотел остаться в темноте. Распахнутая настежь дверь пустым провалом смотрела прямо на огромные ворота, разинувшие пасть напротив нее. Дневной свет заливал помещение и не нуждался в подмоге электричества, а потому Тсуна щелкнул выключателем.

— Если Вы не против, — улыбнулся он. — А то по глазам бьет.

— Ничуть, — пожал плечами сидевший у ворот на раскладном походном стульчике немец. Он был таким же, как и в прошлый раз: идеально опрятным, вычурно вежливым и излишне пафосным. Однако его взгляд говорил о том, что акула перестала играть с добычей и готова к броску. Только вот ненависти в синих глазах не было — лишь деловой интерес и желание раздавить надоедливого таракана.

Хранители зашли в помещение следом за боссом, Кен, Чикуса, Хром и Фран охраняли периметр поля, а Савада улыбался врагу, как недавно научил его Фукс. За улыбкой куклы можно скрыть что угодно: от ненависти до презрения, от любви до испуга. Улыбайся! И не показывай никому своих истинных чувств, если не хочешь, чтобы о них узнали…

— Вот только, знаете ли, я оставил охрану снаружи, а Вы Хранителей взяли с собой. Это несколько напрягает, — с такой же фальшивой улыбкой добавил Хоффман.

— Конечно, — кивнул Тсуна, и его друзья, ни слова не говоря, покинули помещение. Остались лишь четверо: Савада Тсунаёши, Клаус Хоффман и два призрака, невидимые никому, кроме своих Хозяев. Впрочем, Лия знала, что рядом находится Диана, благодаря Книге. А охотница, уже больше тысячи лет существовавшая за счет чужой смерти, чуяла ее, как чует вышедший на охоту зверь молоденькую лань.

— Итак, о чем же Вы хотели спросить, прежде чем вернетесь в Японию? — идеально белые, ровные зубы немца показались Тсуне фальшивыми. Будто фарфоровыми. Да и улыбался он в этот раз слишком широко…

Как череп.

— Мне просто интересно стало, — стараясь вести себя как раньше, в далеком, но совсем недавнем прошлом, смущаясь и запинаясь, ответил Тсуна. — Если я вернусь, я же всё равно ничего не смогу уже сделать, так что… может, расскажете, как Вы это делаете? А то я же с ума от любопытства сойду!

— Делаю что? — вскинул бровь немец, словно несказанно удивился.

— Ну… как Меч Раздора всех драться заставляет, — наивным тоном ответил Тсуна. Удар попал в цель. Хоффман не ожидал, что мальчишка узнает так много.

Однако он ни на секунду не перестал улыбаться, словно губ у него и не было. Только оскал зубов — белый, яркий, пугающий.

— Все просто: Меч пробуждает в людях третий из семи смертных грехов. Он вызывает тяжелые воспоминания, причем именно я, как его воин, решаю, о ком человек вспомнит что-то неприятное. И Меч усиливает гнев, а тот затуманивает разум, и человек уже не может себя контролировать, — спокойное, монотонное пояснение закончилось понимающим взглядом и доверительным признанием: — Но Вам это вряд ли поможет: в моем уютном стульчике спрятано новейшее изобретение немецких военных. Оно не дает записывающим устройствам работать. Всё, что получат ваши микрокамеры — пленку с помехами.

Хоффман сощурился, как довольный кот, и его гладкие, словно напомаженные волосы блеснули в лучах начавшего клониться к горизонту солнца.

— Ну и что? — состроил удивленную мордашку Тсуна. — Мне же чисто для себя узнать хочется. А разве эта штука, артефакт Сатаны, не должна в итоге Вас в Ад отправить? Это же страшно!

— Ну, раз Вы не хотите делать записи, — на очевидную ложь Хоффман ответил атакой, — то тогда точно не станете уничтожать мой стул. Остальное мелочи, разве нет?

— Нет, — Тсуна мысленно посетовал на себя за промашку, но тут же взял себя в руки: — мелочи как раз главное!

— Конечно, если хочешь уничтожить что-то, мелочи — самое главное! — рассмеялся немец.

— Ну расскажите, что Вам, жалко, что ли? — обычно мордочка обиженного хомячка в исполнении Савады всех умиляла и располагала к себе, вот только не сейчас.

— Нет, почему же? Я вообще не жадный. Но зачем Вам такие детали?

— Потому что я и сам… в Ад попасть могу, — доверительно прошептал Тсунаёши.

— Да, я знаю, — кивнул Клаус, оценивший ход противника. Но предложенный бартер был отвергнут: — Только мне не интересны подробности использования Вашего артефакта. Вы не можете помешать мне с его помощью, иначе давно бы это сделали. Но нет, Вы пришли сюда, а не уничтожили меня издали, значит… Ах, я понял! — театрально взмахнув руками, немец изобразил озарение. — Вы не хотите использовать Гримуар Совершенства, поскольку боитесь попасть в Ад? Какая глупость, право слово, уж простите меня за откровенность.