«Книга Всезнания»

Девушка вздохнула, еще раз осмотрела окрестности с помощью линзы и убрала ее. Небо спокойно смотрело на то, как Наги со всех ног кинулась к месту «догонялок на выживание», затеянных друзьями, а Тсуна помчался назад, к складам, состроив полную отчаяния гримасу. «Странно, как-то мне совсем не нравится то, как я себя веду, — отрешенно думал он. — А ведь раньше вот так паниковать, бояться, стесняться всего и вся, быть не способным принять решение являлось для меня нормой. Неужели я был таким… бесполезным? Хотя нет. Неужели я был таким глупым?»

Ты просто жил за юбкой матери, за стеной дружеской защиты, за рвами неприятия реальности, твои глаза были зашорены нежеланием принимать действительность. Ты не хотел взрослеть. Но ты повзрослел. И теперь дороги назад не будет.

— Банда Кокуё в полном составе сможет их разнять! — возмущенно бросил Тсуна Хоффману, однако тот лишь развел руками и улыбнулся.

— Мне всё равно. Ваши Хранители затеяли драку — это Ваши проблемы. Я же собираюсь удалиться.

— Я Вас не отпущу!

Клаус рассмеялся, но внезапно остановился и потер виски. Странный шепот, сорвавшийся с его губ, Тсуна еле расслышал, да и понял лишь несколько слов, ведь говорил немец почему-то на итальянском: «Зря мы не ушли раньше, но здесь слишком весело. Мне правда хочется смеяться, Диана. Это…» Савада не разобрал последних слов. Он не знал испанский.

— Почему Вы всё это сделали, зачем? — Тсунаёши просто тянул время. — Неужели так ненавидите этот мир?

— Ненавижу? — Хоффман вздохнул. — Ненавижу. Вы видели слишком мало, герр Савада. Вы живете недолго. Но ничего, у Вас всё впереди, — и он рассмеялся. Но не как кукла. — У Вас впереди почти вечность для осознания реальности. Разве что когда-нибудь сможете вырваться из Книги, и вечность подойдет к концу!

Идеально белые, ровные зубы с каждым смешком тихо клацали, встречаясь друг с другом. Челюсти открывались, обнажая доменную печь рта, захватывали кислород и, отправив топливо в глотку, с грохотом захлопывались. Губы широко, будто мешали зубам, растянулись, превратившись в страшный оскал. Тсуна никогда прежде не видел, чтобы так странно смеялись. Только этот смех был искренним, в отличие от клейких улыбок, ловящих собеседника словно муху. Это смех был настоящим. Но не живым.

Как у черепа в мексиканский День Мертвых!

— Да почему Вам так нравится причинять людям боль?!

— У всего есть причины, — Хоффман подмигнул врагу и нехотя развернулся, словно кто-то советовал скорее уходить, но ему отчего-то хотелось задержаться. Возможно, ему и правда было слишком весело сейчас?..

Тсуна преградил врагу путь.

— Вы не можете уйти. Я не позволю Вам…

— Хочешь меня убить? — усмешка и насмешливый тон отчего-то сбили запал Савады. — Ну попробуй. Только сначала справься с моей охраной.

Савада резко отошел от Клауса. Пламя он так и не зажег, но ему казалось, что с немцем он сумел бы справиться даже голыми руками, а вот охрана… Вдруг там элитные киллеры, владеющие сильными атрибутами? Вдруг там супер-профи, как Вария?.. Савада озирался, а Хоффман преспокойно двинулся к складам. Неподалеку продолжались два боя, полные ненависти и проклятий, а вот Рёхей вскочил и закричал:

— Савада, держи его, а то уйдет!

Но Тсуна не сдвинулся с места. Он знал, что одна камера всё же ловит происходящее в объектив, хоть и не может зафиксировать звук. А значит, он не имеет права нападать первым. Но немец не обращал на парившего высоко в небе орла никакого внимания: он не знал, что орел держит в лапах аркобалено дождя, вооруженного мощнейшей оптикой, способной записать происходящее на земле даже из-под облаков. Оттуда, куда действие глушителей электрических волн не долетает.

— Вы не уйдете, — с угрозой в голосе произнес Савада, но не пошевелился. Немец обернулся и взвесил ситуацию. Тсуна ведь в любую секунду мог зажечь Пламя Предсмертной Воли и выстрелить им — тогда бы торговца ничто уже не спасло. А этого допустить он никак не мог.

— Здесь очень весело, но мне всё же стоит попрощаться, раз ты отверг мое щедрое предложение, — улыбнулся он фальшиво, а в следующую секунду из-за угла склада вышли двое охранников. Тсуна застыл как вкопанный.

***

— Киоко-чан, только ни за что не покидай усадьбу. Сиди с мамой в гостиной, пусть рядом кто-то будет. Обещаешь?

— Конечно, Тсуна-кун. Не волнуйся. Мы останемся.

— Что бы вам ни написали, ни сказали, ни сообщили… Так, нет. Оставьте все средства связи в своих комнатах. Но если всё же как-то получите сообщение о том, что мы в беде, не верьте. Вас обязательно попытаются выманить из дома, так что не верьте никаким словам. Даже если пришлют фото, где я кровью истекаю, не покидайте дом: это фотомонтаж.

— Хорошо, я всё поняла, Тсуна-кун. Мы не будем обузой, обещаю.

Он поверил ей. Десять часов назад, утром, он поверил ей. Зря.

***

Запястья девушки крепко сжимали веревочные кольца. Плотно, словно удав вокруг тела жертвы, обвивался белый шнур вокруг тонких рук, стягивал их за спиной и спускался вниз — к ногам. Лодыжки прочно фиксировали узкие веревочные полосы с массивными узлами, завязанными напротив болевых точек, но девушка всё еще могла идти, хотя каждый шаг давался ей с трудом. Ноги ее были связаны толстым шнуром на расстоянии двадцати сантиметров, и она семенила, чтобы не упасть. Число шагов при такой ходьбе возрастало, однако с каждым шагом узлы давили на болевые точки. В глазах Киоко Сасагавы застыли слезы боли, но она не плакала.

— Как?.. — беззвучно спросил Тсуна, а Киоко побледнела.

— Вы же обещали! — крикнула она Хоффману, и Тсуна резко обернулся к торговцу. Глаза его застилала ярость. Ненависть. Желание разорвать врага на сотни сочащихся кровью кусков! Таких, как тогда, в подвале пыток!..

Тсуна вздрогнул. Что-то холодное легло ему на плечи. Ледяное, мягкое… мертвое! Но совсем не мерзкое.

— Лия…

Он резко обернулся. Ненависть всколыхнулась в сотню раз больше. Зачем она пришла сюда?! Предательница!

— Правильно, mon cher Тсунаёши. Злись на меня, не на него, — она улыбалась. — Тебе надо спасти свою любимую и всех невинных жертв Меча. Злись на меня, не на него. Камера ведь снимает…

Шаг назад. Тсуна смотрел в печальные понимающие глаза и чувствовал, как ярость отступает: он просто не мог ненавидеть человека, улыбавшегося ему, как родная мать неразумному малышу. Не мог ненавидеть ту, что столько раз спасала его от самого себя. Пусть она и лгала, пусть делала это ради себя… Он тоже всегда заботился о себе, а не о Страже. Даже ни разу не попытался дать Лие воды, хотя мог это сделать. Просто не думал об этом, сосредоточившись на своих проблемах.

Эгоцентризм — главная черта любого человека. И это норма жизни.

Тсуна тряхнул головой и обернулся. А за его спиной вдруг раздался дикий рев. Словно с цепи спустили разъяренного голодного медведя. Тсуна отскочил в сторону буквально на автомате, и вовремя — воздух, где он только что стоял, рассек мощнейший удар. Перебинтованный кулак вспорол плоть ветра, лишь чудом не задев Саваду Тсунаёши. А впрочем, чудес не бывает. Есть лишь правила причинно-следственной связи.

— Это всё из-за тебя! — крикнул Рёхей, нанося удары, которые блокировал всё же вынужденный зажечь Пламя Савада.