Книга вторая: Зверь не на ловца

Лисса приходила в себя еще дольше, - как никак, своими ласками он выдернул её из глубокого сна.

– Какой ты замечательный, Мич, - прошептала она наконец, поглаживая кончиками пальцев огрубевший старый шрам у него на груди, - В тебе столько ласки, столько нежности... У тебя давно никого не было, ведь правда?

– Это верно, - Дайтон протянул руку и взял с ночного столика стакан с водой, протянул Лиссе, затем отпил глоток сам, - Черте когда я встречался с одной, уж наверное года три как минуло.

– Не получилось?
– Лисса смотрела ему в глаза, подперев ладонью подбородок, - Совершенно не понимаю, как такому мужику, как ты, позволили разгуливать одиноким так долго!

– Не надо, Лисса, я-то знаю, что я - тот еще гондорский фрукт, да вдобавок весьма что перезрелый... Тогда не вышло, потому, что я сам побаивался. А так - вполне себе неплохая была девушка, ничего дурного не скажу... Я бобыль, Лисса. Много-много лет. Привык. До тебя я никого не встречал, ради кого хотелось бы поменять себя...

Слова вырвались раньше, чем он сам их осознал. Кажется сказалось, все же, ранее пробуждение, - даже во время любовного соития у него из подкорки мозга не выходила это чертово задание, а сейчас он, противясь этому, расслабился, и пустил мысли на самотек. Он слегка испугался. Признаться в своих чувствах женщине после первой же совместной ночи, - шаг серьезный. Еще немножко, - и обратного пути не будет, будет лишь перспектива серьезных отношений, - либо практически немедленный развод. Лисса с секунду смотрела на него, и порывисто подалась вперед, прижимаясь упругой грудью с затвердевшими вершинками к его груди, и жарко ловя губами его губы... "К черту все!" - рявкнул сам на себя Дайтон, отвечая на поцелуй, - "Какого рожна я сам боюсь своего счастья?! Я еще не стар, здоров, преуспеваю. Меня вряд ли уже убьют в бою. Почему мне надо куда-то гнать эту нежную, одинокую и доверчивую девочку, с которой мне так хорошо?!!"

– Мич, ты какой-то ... честный, уж прости за пошлость. Что бы ты не сказал, - я чувствую надежность и уверенность. И сразу видно, что ты - Рыцарь, и не можешь переступить через некий свой "Кодекс"... Военные все такие?

– Нет, - покачал головой Дайтон, - Не все, к сожалению. Многие военные, - очень дурные, никчемные люди. А я - никакой не "лыцарь". Я хамского сословия. Только слегка испорченный старомодными южными манерами.

– Тебя что-то гнетет, верно?
– Лисса прикусила нижнюю губу и сочувствующе посмотрела ему в глаза, но он немедленно опустил их, отводя взгляд.

– Да так... Дел много накопилось, пока я в госпитале валялся, - несколько неуклюже ответил он, изо всех сих стараясь явно не фальшивить, - Только что приезжал мой начальник, давал установки... Устал я, Лисса. Хочется домой в Гондор, отдохнуть, посидеть с удочкой на Реке, повалятся в гамаке вечерком с хорошей книгой, послушать бродячих гитаристов на набережной Минас-Итилиэна, молодого винца испить... Старею, видимо.

– Ты совсем недавно был в бою, это отнимает много сил...

– Верно, милая, - рассеяно согласился Дайтон, пребывая мысленно в некой душевной черной дыре, но найдя силы для важного вопроса, - Ты поедешь со мной?

Лисса чуть нахмурилась.

– Мне еще надо съездить в Хольстер, и передать в редакцию те материалы, что твои разведчики нам с Вероникой позволят. И надо проведать дочку, я её уже две недели не видела.

– Твоя дочь осталась с отцом?
– слегка сумрачно спросил Дайтон, которого внезапно осенило, что он ни слухом, ни духом насчет семейного статуса Лиссы, - Как её зовут? Сколько ей?

Лисса улыбнулась.

– Нет, что ты. Она с моей матерью, живет в её городской квартире, на прошлой неделе у них в школе начались занятия... Ей исполнилось одиннадцать лет в июле, а зовут её - Эбигейл. Её отец давно уже не с нами, Мич.

Дайтону было просто до ужаса неловко, но не спросить он не смог.

– Умиротворение?
– это слово он произнес, ощущая как язык отказывается перемещаться в пересыхающем рту.

– Нет, Мич, - понимающе покачала головой Лисса, - Рак печени. Хотя он был одно время в рядах "Трилистника Св. Патрикия". До тех пор, пока они не взялись за оружие и не начали бить своих же. Вся городская молодежь тогда была в Трилистниках... Свобода, равенство, братство, республика рабочего класса. Экономическое освобождение пролетариата! Великий Джед Коннолли, Ирвин Коллинз, Айрин О`Фланнаган... Ты думаешь, я этим не увлекалась? Еще как! Ты сам родом из низов, должен понять нас, ребятишек. Нам казалось, что это шанс что-то изменить, создать новое будущее... Он и ушел из движения-то, лишь когда там стали верховодить клановые старейшины и попы с националистами. Конечно, мы с ним тогда даже не были знакомы, но может, тебе это важно знать?

– Да нет Лисса, нет. Главное тут, - кто я для тебя. У меня за Умиротворение, - долбанный "Золотой крест" с чертовыми "Лавровыми листьями". Понимаешь, что это значит?! Это значит, что я ну очень старался. И мои старания оценили высоко.

– Конечно, - Лисса нагнулась, и её губы скользнули по старому осколочному шраму на груди Дайтона, - Ты для меня, - Мич. Мой Мич. Знаешь, Аргайл тоже мог пойти на баррикады, как все его друзья. И его могла достать пуля, - как многих... Но он остался с нами, - и его сгубил рак в мирное время. Я просто хочу любить, Мич. К черту эту гнилую политику, - надо любить мужчину, пока он еще жив...

Дайтон задумчиво смотрел на балдахин, ощущая ее губы на своей коже. Одно из двух, - либо она что-то не договаривает, либо он и в самом деле наконец заслужил прощение. Умом-то он отлично понимал, что винится ему не в чем, - он выполнял приказы, во-первых, и он искренне старался, чтобы наказание понесли строго те, кто его заслуживал, во-вторых. Но... Сердце с тех самых пор упорно нашептывало ему, что все можно было сделать... Как-то иначе. Меньшей кровью, быть может, меньшим ожесточением... "Умиротворение" легло на его душу тяжким грузом, и отрицать это перед самим собой бессмысленно. Неужели Лисса готова снять эту тяжесть с его плеч? Перед глазами живо нарисовалась картина, - они вместе с Лисой идут по мощенной набережной Андуина, справа от них над крышами Южного пригорода белеют стены Минас-Тирита, слева, - несет свои воды Великая Река. Слышится крик чаек, старики играют в шахматы на скамейках, потягивая горячее кофе из кружек и дымя трубками, художники рисуют пейзажи или портреты прохожих, за деньги и просто так, а барды, сидящие в плетенных креслах, играют старинные баллады на закопченных в дыму походных костров гитарах. Он и Лисса держаться за руки, а рядом вприпрыжку бежит такая же златовласая, как и мать, зеленоглазая Эбби...

Ну вот, - снова размечтался...

– Какого цвета глаза у твоей дочки, Лисса?
– почему-то спросил он.

– Голубые, как у отца... Волосы мои, нос мой, а глаза - как у Аргайла... А к чему ты?

– Да просто представил её себе, и получилась твоя уменьшенная копия. А с глазами, - не угадал...

– До чего ты милый, Мич...
– Лисса тепло прижалась к нему, и что-то защемило у Дайтона в сердце. Надо было обдумать все, успокоится и разложить по полочкам.

– Лисса, мне надо пойти, сделать кое-какие обычные дела, - наконец решился он, спуская ноги с кровати, - Закажи нам завтрак, на твое усмотрение, я уверен, что вкусы у нас совпадают... Я вернусь минут через сорок. Самое большее, опоздаю на пятнадцать-двадцать минут...

– Конечно, милый...

Дайтон встал и пошел в душ, а затем - одеваться. В голове стояла счастливо-дурная мешанина, и он не сразу смог переключить себя на рабочий лад.

Последнее дело. Последнее задание, в том числе, Творец даст, и в качестве боевого офицера. Он справится - из шкуры вон, но справится. Ради своего будущего счастья, и ради счастья любимой, - а чего уже скрывать, он влюбился как мальчишка!
– и бесконечно желанной женщины, которой он нужен.

Он не может не справиться.