Книга юного конструктора, том 1

— Большое спасибо, господин комиссар, что вы нашли время. Мы как раз занимались убийством в гостинице «Атлант», а вы, если меня правильно информировали…

— Да, — сказал Брюнфо.

— Ну что ж, — сказал главный комиссар Мегрэ.

— Открылись новые обстоятельства, — сказал следственный судья, господин де Роан.

Интересным в тщеславном Роане Брюнфо находил разве только его жену. Познакомился он с ней на рождественском празднике, женщина была молодая, очень изящная, с большими глазами, подведенными черным контуром, и каждый раз, когда она хотела что-нибудь сказать, де Роан с улыбкой обрывал ее: «А ты, дорогуша, успокойся!» Брюнфо сразу же захотелось с ней переспать. Он сам не знал, вправду ли желал ее или просто хотел унизить ее мужа. Он был достаточно пьян, чтобы сказать об этом ей на ушко — очень откровенно, очень глупо. Она изумленно воззрилась на него, он мгновенно устыдился, а она ответила: «Сегодня никак. Позвони мне завтра!»

Самовлюбленным жестом Роан пригладил идеально уложенную феном прическу и попросил главного комиссара Мегрэ изложить комиссару Брюнфо новые обстоятельства.

Брюнфо чувствовал, что прокурору донельзя отвратительна беспомощность полицейских и он ждет только одного: чтобы все наконец-то было сказано открытым текстом и он смог уйти и заняться более важными вопросами.

— Ну что ж, — сказал главный комиссар Мегрэ. — Дело вот в чем: есть убедительные причины прекратить дознание по «Атланту».

— Вам понятно?

— Нет, — сказал Брюнфо, — непонятно. Это означает, что мы прекращаем дознание, или я прекращаю дознание, или дознание прекращается?

В третий раз за последние пять лет он выезжал на место преступления и стоял перед трупом, которого на следующий день уже не было. Убедительные причины состоят в том, что Брюссель — город Страшного суда? Воскресения мертвых? Душа убитого вновь соединилась с телом, а раз нет трупа, нет и дела? Судебная медицина подтвердила?

— Ну, — сказал Мегрэ, — я понимаю…

Брюнфо злобно глянул на этого болвана. Идиотская прическа ежиком. Сооруженная с помощью геля. Будто слишком туго затянутый галстук автоматически поднял волосы дыбом.

— Понимаю, что вы, ну, что вам сейчас непонятно, однако…

— Все очень просто, — вмешался де Роан, — и понятно без труда. Мы больше не имеем касательства к этому делу — ни вы, ни мы, вообще никто здесь. И объяснение, какое я вам сейчас сообщу, останется строго между нами, вы его выслушаете, но никто как бы ничего не говорил, ясно? Итак, есть одно-единственное ведомство, во власти которого забрать у нас подобное дело, заставить его исчезнуть или раскрыть самому. И ведомство это так могущественно потому, что в действительности, то бишь официально, его не существует. Его как бы нет, понимаете, оно забирает такие дела, но самого как бы нет. Здесь речь идет об интересах, которые…

— Об интересах, — сказал Брюнфо.

— Вот именно. Мы друг друга понимаем. Прокурор молча обвел всех взглядом, кивнул.

— Все останется между нами, — сказал Брюнфо, и прокурор снова кивнул. — Да, — продолжил Брюнфо, — останется между нами, как в теледетективе.

— Простите?

— Указание с самого верху, — сказал Брюнфо, — политическое вмешательство, препятствующее дознанию, таинственные намеки, а в остальном молчание, все это до невозможности шаблонно, но шаблон, разумеется, необходимо дополнить — комиссаром, который будет вынужден на свой страх и риск…

— Вы же не станете…

— А в итоге как герой…

— Вы безусловно не станете ничего предпринимать на свой страх и риск, — сказал прокурор. — Это приказ. Кстати, как я сегодня узнал, ваша просьба об отпуске удовлетворена.

— Но я не просил об отпуске!

— Что ж, произошло небольшое недоразумение, — сказал Мегрэ, — я говорил, что у комиссара Брюнфо накопилось много неиспользованных дней отпуска.

У Брюнфо защемило в груди, он глубоко вздохнул.

— Вот и чудненько, — сказал Роан, — в таком случае используйте отпускные дни прямо сейчас, расслабьтесь, вы перенесли столько стресса, насколько мне известно, и…

Прокурор встал, Мегрэ и Роан тоже вскочили с кресел, поднялся и Брюнфо, медленно, двухметровый великан, на голову выше остальных, ощутил укол в груди и снова упал на стул. Прокурор сверху вниз посмотрел на него и сказал:

— Господа!

Эмиль Брюнфо прошел к себе в кабинет и обнаружил, что папка «Атлант» с отчетом патрульных, первыми протоколами допросов, фотографиями места происшествия и результатами вскрытия исчезла с его письменного стола. Впрочем, он сохранил все это в компьютере. Ввел пароль — однако и соответствующая папка исчезла с виртуального рабочего стола. Он открыл виртуальную корзину: досье не было и среди удаленных документов. Протокол о произведенных действиях, все, что касалось этого дела, было удалено — когда патруль направили в гостиницу «Атлант», какие машины и когда прибыли на место происшествия, кто из сотрудников выезжал на место, первый отчет о фиксации следов, все исчезло, дело растворилось в воздухе.

Он перевел дух, прижал живот книзу, чтобы освободить легкие, расстегнул ремень и пуговицу на поясе брюк. Смотрел на монитор. Как долго? Минуту? Десять минут? Заметил, что глядит уже не на экран, а на самого себя: как ему реагировать? Неизвестно. Глядел на себя как на труп, обмякший на стуле. Потом пальцы снова застучали по клавишам, он набрал в Гугле: Что СМИ сообщили об убийстве в гостинице «Атлант»? Ничего. Какой бы вопрос он ни вводил в машину — ничего, никакого результата. Ни в одной газете ни строчки. Убийства не было.

Он поднял взгляд от клавиатуры и только теперь заметил, что и большой напольный блокнот тоже очистили: лист, на котором он во время последней летучки большими буквами написал ГОСТИНИЦА «АТЛАНТ» стрелка СВИНЬЯ и поставил пять вопросительных знаков, был вырван.

В голове мелькнула странная мысль: неужто пришла пора наконец-то стать внуком?

Внуком знаменитого борца Сопротивления.

Он снял телефонную трубку, вызвал к себе парней из своего штаба. Чувствуя яростную решимость.

Старший инспектор, помощник комиссара, трое инспекторов вошли в кабинет, комиссар Брюнфо выключил компьютер, поднял голову, обвел взглядом лица вошедших и тотчас понял: они все знали и давно все для себя решили. Безнадежно. Он встал, сказал, что хочет попрощаться, потому что… Тут он заметил, что брюки съезжают, и быстро их подхватил… уходит в отпуск… Он не хотел на глазах у парней застегивать брюки и ремень и крикнул:

— Убирайтесь!

Теперь эти приспособленцы, эти бравые оппортунисты будут судачить о том, какое же он посмешище. На глаза навернулись слезы, он подошел к блокноту, взял фломастер и написал: La Loi, la Liberte! Потом вспомнил надгробную надпись, которую мимоходом видел сегодня на кладбище, и добавил ниже, печатными буквами:

TOUT PASSE

TOUT S’EFFACE

HORS DU SOUVENIR

Взял портфель — пустой — и вышел вон.

Алгоритм, который фильтрует все возможное и упорядочил также весь предшествующий рассказ, конечно, безумен — но в первую очередь он вызывает беспокойство: мир — это конфетти, однако благодаря данному алгоритму мы воспринимаем его как мозаику.

Неужели оттого, что Брюнфо побывал в крематории, возникла нижеследующая связь?

Новый мейл. Тема: Освенцим — Ваш визит.