Князь поневоле. Потомок Ермака

— А для меня есть какая-то разница насчёт вашего плана? — Я тягостно вздохнул и потянул к себе револьвер, — Мне нужно, чтобы этот человек был здесь. — Качнув оружие в руке и примериваясь к его весу, — Вы же, господин Лебедев, должны быть в должной мере осведомлены о том, что владелец вашей конторы является старым другом графа Ливена? У меня есть подозрение, что когда до него дойдут новости о том, что именно на ваших шахтах прячется убийца его дорогого друга, то он точно решится принять все возможные санкции для того, чтобы наказать вашу персону. Не думаю, что он ограничится исключительно вашим увольнением. Возможно, мне это лишь кажется, но будет такая проверка, что вам легко могут провести самую тщательную проверку во всей вашей жизни.

— Конечно-конечно, князь, — мгновенно стушевался начальник управления шахтами, — я направлю человека на их поиски.

Вытянув из кармана часы, я присмотрелся к тонкой секундной стрелке, быстро бегущей меж делений. Времени было уже много, а если учесть дорогу обратно, то обратно придётся вернуться затемно. Впрочем, раз уж я добрался до этих шахт, то возвращаться без полного пакета данных было банально глупо.

— Я даю вам десять минут. — Ноготь несколько раз ударил по защитному стеклу часов, — В противном случае вам точно не понравится мой гнев.

Не прошло и десяти минут, как через запылённые окна кабинета управляющего я увидел, как по главной улице рабочего посёлка в сторону здания катилась тёмная волна. Это были десятки фигур в промасленных робах, с почерневшими от пыли лицами. В руках они сжимали кувалды, ломы, кайла — всё, что могло служить для рабочих орудием труда, но теперь стало полноценным оружием для их восстания.

Воздух в кабинете внезапно стал густым. Управляющий вскочил, опрокинув чернильницу — синие капли растекались по документам маленькими реками. Самого управляющего охватила дрожь, и он потянулся к ящику стола, внутри которого, как оказалось, лежал заряженный револьвер.

За окном толпа остановилась перед зданием конторы. Ни криков, ни угроз они не выдвигали, оставшись в едва шелестящем молчании. Впрочем, всем было понятно, что тишина бесконечной не будет. Неизвестно чего ждали восставшие, но сейчас они остались стоять, окружив здание сплошной человеческой стеной, вооружённые на разномастный манер. Даже сквозь пыльные стёкла я заметил несколько устаревших, но всё ещё смертоносных карабинов и винтовок.

Снизу послышался шум. Стало понятно, что мои казачьи телохранители, вместе с конторскими охранниками, принялись в ускоренной манере баррикадировать здание. Конечно, без подходящих инструментов нормально забаррикадировать все щели в должном качестве не получится, но хотя бы на время подобная защита сможет остановить протестующих от штурма. Хотя патронов у нас с собой было не настолько много, чтобы долго держать оборону, а помощи ждать было просто неоткуда.

Я посмотрел на человека, который был назначен на управление этим местом, и понял, что ничего хорошего от этого толстого мужчины ждать не приходилось. Он был представителем той когорты управляющих, которые с кризисами справляться не умели от слова «совсем», а значит, разруливать сложившуюся ситуацию придётся мне.

Глава 20

Плотная толпа рабочих расступилась медленно, нехотя, напоминая тягучую битумную массу. Из её тёмных, пропахших потом, пылью и гарью внутренностей медленно вышел человек. Он был невысок, даже несколько приземист, но держался с поразительной уверенностью, будто ступал не по деревянным половицам небольшой площадки перед конторкой, а по каменным плитам дворцовой площади. Шаги этого мужчины были твёрдыми, плечи расправлены, и даже в удушливой шахтёрской тесноте он двигался легко - толпа сама уступала ему дорогу, повинуясь стадному инстинкту.

Рубаха на нём, когда-то девственно-белая, теперь превратилась в грязное нечто. Ткань, грубая и потрёпанная жизнью, пропиталась солью пота, въевшейся в каждую нитку, смешалась с тяжёлой подземной пылью.

Лицо главаря шахтёрского восстания точно не рисовали бы на портретах просветлённые художники. Оно было жёстким, будто вырубленным топором из сухого дерева. Плоское, скуластое, с проступающими из-под тонкой кожи жилами. Оно легко могло принадлежать случайному бедняку, которых было достаточно у крупных городов, но вот два ярких уголька глаз явно намекали, что он не столь прост и готов сопротивляться всем испытаниям жизни.

Рабочие молча двинулись за спиной своего главаря теснее, образовав вокруг него полукруг. Сам главный шахтёр сделал шаг вперёд, ощупывая внимательным взглядом собравшихся, взвешивая их готовность к радикальным решениям. Затем он прокашлялся сухо и резко, вычищая уставшие лёгкие от копоти и пыли, которыми был наполнен воздух в подземельях.

— Мы — те, кто добывают богатство этой страны. Мы — кирки, добывающие руды, мы — молоты, кующие раскалённую сталь, мы — плуги, вспахивающие земли и сеющие зёрна. Мы — тени под землёй, которых не замечают при свете. Наши дети рождаются тёмными от угольной пыли, наши жёны болеют от страшных болезней, наши кости ломаются от невыполнимых норм, спускаемых сверху вашими, перешедшими всё, кровавыми чиновниками. И за что мы гнём свои спины?! За что мы умираем под завалами?! За что мы задыхаемся заживо от пыли?! За миску пустых щей, побои надсмотрщиков?! Сколько ещё можно терпеть это свинство?! — Мужчина указал вытянутым пальцем в окно небольшой конторки, — Ты слышишь меня, Лебедев! Не будь трусом и выйди пред нами! Покажи себя, свинья столичная!

Я посмотрел на управляющего. Лебедев был бледнее самой элитной муки. Он трясся, а сжатый в руках револьвер гулял из стороны в сторону. В этом толстом чиновнике не было даже частицы от той храбрости, которой было необходимо. Наверняка в голове Лебедева роилось столько мыслей, что и простейшую математическую задачку он решить не смог бы совершенно точно.

— Семён, ко мне, — коротко приказал я маячившему в дверях казаку, держащему в руках свою винтовку и постоянно выглядывающему в окно.

— Слушаю, княже.

— Двигайся вниз и разоружай охранников Лебедева. Открой нам центральный вход.

— Да они же тебя убьют, княже! — сразу понял мою задумку казак, — Никак нельзя так поступать, ваше сиятельство!

— Не кипишуй раньше времени, Семён. Есть у меня один план. Делать всё равно нечего, так что слушайся моего приказа.

Не прошло и пары минут, как мой телохранитель вернулся на второй этаж, пояснив, что дело сделано. В тот же момент я сделал шаг к управляющему и нанёс ему короткий удар в челюсть. Лебедев такого исхода не ожидал и потому завалился к стене. Револьвер отлетел в сторону, брякнув металлом о дерево пола. Оружие я сразу взял в руку и приставил его к подбородку управляющего.

— Слушай меня сейчас внимательно, Лебедев. Сейчас мы пойдём вниз и выслушаем рабочих. Если попробуешь выкинуть какой-то фокус, то быстро лишишься мозгов. Понял меня?

Лебедев понял. С трудом я поднял его на ноги и потащил на первый этаж, прижимая револьверный ствол к спине. Вздумай он сделать что-то не так, то мне хватило бы и доли секунды для того, чтобы сделать лишнюю дырку в теле этого толстого мужчины.

Толпа замерла, когда мы вышли из здания. Даже в глазах руководителя восстания читалось удивление. Вот только он смотрел не на меня, а в лицо Лебедева. Глаза повстанца, глубоко посаженные и воспалённые от постоянной темноты, были прикованы к дрожащему Лебедеву, прижавшемуся к стене своей конторы.

— Лебедев... — Голос мятежника был хриплым, — Ты помнишь, как несколько недель назад в южном штоке обвалилась крыша? Ты тогда сказал, что нужно продолжать проходку, ведь пласт богатый. — Мужчина сделал шаг вперёд, и его ботинки, стоптанные на один бок, оставляли чёрные следы на деревянных половицах, которыми была уложена небольшая площадь перед конторкой, — Трое суток мы завал тот разбирали. На четвёртые сутки нашли Сашку Кривого. — Мужчина тягостно вздохнул, — Ты знаешь, как умирает человек под камнями? — Пальцы его сжались в кулак, — Он не кричал. Не мог. Камни сдавили его грудь. Мы только слышали, как он стучал ладонью. Всё тише, а потом просто замолк. — Главный повстанец сплюнул, — А в прошлом месяце ты пайку нам урезал. Дескать, шахта наша убыточная. — Он достал из-за пазухи чёрствый кусок ржаного хлеба грубого помола, показал всем, а затем швырнул его к ногам управляющего, — На этом кормят свиней в твоём имении, скотина. — Мужчина сразу пресёк попытавшегося сказать что-то в ответ, — Молчи! Сегодня мы говорим! — Мужчина повернулся к толпе, пальцем указывая на управляющего, — Вот он — наш кормилец! Каждый месяц он пишет в отчётных книгах: "Выдано муки — столько-то, мяса — столько-то". Но где же наше мясо?! В твоём брюхе, Лебедев. В твоих детях, что учатся в столице. Ты думал, что мы дальше будем терпеть? Так ты ошибся, как и твои хозяева!