Князь

– А я хочу сказать, мой зиусхан, - произнес Ащамез.
– что как мусульманин буду защищать исполнение закона Аллаха.

Тлизнад почувствовал некоторую растерянность. Впервые ему приходилось выбирать между шариатом и адыгским законом в разрешении дел между тфокотлями. Все дворяне, кроме Карбеча и его служителей, были мусульманами и понимающими людьми. Княжеские люди и рабы были обязаны во всем повиноваться князю, не задавая вопросов. А как рассудить тфокотлей, подавляющее большинство которых поклонялись древним адыгским богам, и которые могли перестать слушаться князя, если он не будет править ими по адыгскому закону? Но Тлизанд не подал виду, что смущен.

– Кто дал нам адыгский закон?
– спросил он.

– Как - кто?
– проговорил старик Пцашхо.

– Наши отцы.

– А закон Аллаха, который хорошо знает Абдулькарим-мулла, дал нам сам Бог, Который создал весь этот мир и всех нас. Кому следует повиноваться: отцу или старшему брату, если они приказывают разное? Так и здесь: в том, в чем нет противоречия закону Аллаха, мы должны следовать адыгскому закону, а в том, в чем адыгский закон противоречит закону Аллаха, мы должны следовать закону Аллаха. Поэтому и поступите так, как сказал сделать Абдулькарим-мулла, и Бог будет доволен вами, иншаЛлах.

Пцашхо и Убыт переглянулись. Казалось, они не верят своим ушам: передать хозяйство в собственность женщине - безумство.

– Как же так, зиусхан?
– проговорил с недоумением Убыт.
– Разве я буду в чем-то обделять дочь моего брата? Пусть меня возьмет поветрие, если такое случится! Но как я - мужчина, воин, буду делить хозяйство с женщиной?

– Поселись в доме твоего брата, - сказал Тлизанд.
– и живи в нем с его дочерью как хозяин. Но не продавай и никому не отдавай без ее согласия больше, чем половину всего имущества. Пусть будет соблюден и закон Аллаха, и адыгский закон.

– Да, я тоже считаю, что наш князь вынес верное решение!
– сказал Нух.

– Мой зиусхан, - Пцашхо пытался говорить спокойно, хотя видно было, что он очень возмущен и взволнован.
– я понимаю, что ты хочешь соблюсти и свой, и адыгский закон, но мужчине спрашивать согласия женщины на пользование имуществом - это позор. Нельзя позорить свободного мужчину.

– Поистине, это не позор для мужчины, - решительно сказал Тлизанд.
– это - уважение к женщине. Тем более к дочери, которая все сделала, чтобы последние дни жизни ее отца не были омрачены.

– Прости мне мои слова, зиусхан, - сказал Пцашхо.
– но я боюсь, что ты однажды вместо себя назначишь князем Абдулькарима-муллу.

– Нет, Абдулькарим-мулла обязан повиноваться мне, как и все, кто живет во владениях моего рода, - сказал Тлизанд.
– но я обязан повиноваться закону, данному людям самим Богом.

– Даже если он против адыгского закона?
– угрюмо спросил Убыт.

– Даже если так, - кивнул Тлизанд.

– Ты веришь, зиусхан, что Великому Богу интересны семейные дела людей?
– произнес Пцашхо.
– Ты хочешь установить среди адыгов законы, по которым живут ногайцы, но если так будет, все люди станут рабами. Тфокотли и дворяне станут твоими рабами, а ты сам будешь рабом крымского хана.

– Нет, - покачал головой Тлизанд.
– Мы все - и ты, и я, рабы Бога. И сам хан Крыма обязан повиноваться закону Бога больше, чем родному отцу.

– Вы говорите, что Великий Бог и мусульманский Аллах - одно и то же, - сказал Пцашхо.
– но мы никогда не слышали, чтобы Великий Бог требовал от людей повиновения Ему в делах своего рода. Разрушить старое легко, а создать новое трудно. Чтобы из желудя вырос большой дуб, надо несколько человеческих жизней. А под топором этот дуб падает, прежде чем прогорит одна головня в костре. Адыги сильны своим законом, зачем же его разрушать?

– Я не посмею разрушить адыгский закон!
– сказал Тлизанд. Хотя он старался не выдать своего волнения, его уже начало раздражать упрямство простолюдинов.
– Я лишь отказываюсь соблюдать ту его часть, которая противоречит закону Бога.

– Все начинается с малого, - сказал Пцашхо.
– Ты перестанешь соблюдать это, а твои потомки оставят весь закон. И мы будем жить как ногайцы. Бывший раб, пригретый князем, получит право бить плетью тфокотлей и дворян. Разве это порядок?

– Ты хочешь сказать, тфокотль, что ногайцы живут без порядка?

– несколько повысив голос, произнес Тлизанд. Ему показалось, что в словах старика был намек на его намерение дать дворянский дар Псекабзу и Ужи, когда те достигнут совершеннолетия.
– Почему тогда уже сорок лет ни одно адыгское племя не разбило их, когда они приходят и движутся огромными войсками по всей адыгской земле? Только в позапрошлом году хан Джамбеч разорил всю Кабарду. Ведь на твоей памяти, тфокотль, было, когда ногайцы приходили сюда и выжгли весь Гогут, увели сорок три пленника. А после того как мой отец принял религию Аллаха, они перестали нам угрожать.

– Да, именно потому, что вы, князья, уподобились им, приняв их религию!
– кивнул Пцашхо.

– Уже пятнадцать... даже больше лет мы живем без страха, - сказал Тлизанд.
– вы выгоняете ваш скот на пастбища без опасения, что, вернувшись, увидите горелые жерди вместо ваших домов. Разве это плохо?

– Спроси самых старых людей на адыгской земле, и они тебе скажут, что когда они были маленькие, самые старые люди говорили, что когда они тоже были маленькие, ногайцы приходили со страшными войсками убивать и уводить в рабство адыгов, угоняли скот и десятками жгли селения. Ногайцы, Крым всегда были врагами - самыми лютыми врагами адыгов. Позор адыгу отказываться от адыгского закона ради ногайской религии. И то, что ногайцы перестали нам угрожать из-за того что князья - наши князья, приняли их религию, похоже на унижение для нас. Получается, что мы поддались их угрозе.

– Ты знаешь моего отца и знаешь меня, тфокотль, - сказал Тлизанд.
– Ты знаешь, что ни он, ни я не приняли бы Ислам из страха перед ногайцами. В свое время мой отец успешно сражался с ними. Мы покорились Богу, потому что верны Ему за то, что Он создал нас и этот мир для нас, и не хотим поклоняться помимо Него кому-то еще. Бог послал тебе милость, тфокотль, примирив твоего князя с крымским ханом. Тот, кто маленьким детям снится в страшных снах, стал нашим союзником, а соседи-адыги не оставят привычку умножить свой скот за счет вашего. От набегов соседей я с помощью Бога защищу тфокотлей, но хватит ли моей дружины, если сюда вздумают прийти калмыки? У них тоже огромное войско, и они до сих пор не пришли на Пшиш только потому что не желают одновременно биться и с адыгами, и с крымцами. Лучше благодари Бога, тфокотль, и не указывай своему князю, как ему управлять.

Из слов Тлизанда Пцашхо понял, что дальше спорить с князем бесполезно. Поблагодарив князя и попрощавшись, тфокотли ушли. А Тлизанд почувствовал противную мелкую дрожь, охватившую тело. Вместе с тем он чувствовал глубокое удовлетворение от того, что смог, наперекор адыгскому закону, рассудить тфокотлей по закону Аллаха. А затем Тлизанд велел челяди оседлать ему коня и положить в котомку заднюю ногу добытой вчера на охоте косули. Выехав за ворота имения, он повернул коня налево и поехал туда, где жил Абдулькарим-мулла.

Когда Тлизанд доехал до широкого поля, где выращивали просо эгу - княжеские люди, которые не работали только на князя, а отдавали зиусхану часть урожая с выделенной им земли и часть скота, выращенного на выделенных им пастбищах, то увидел за чернотой выжженной стерни несколько двигавшихся по полю воловьих упряжек, тащивших плуги. Рядом виднелись фигурки пахарей. Значит, эгу тоже начали пахать. Князь свернул вдоль поля направо и, миновав маленькую тополиную рощу, выехал к плетеной ограде дома Абдулькарима-муллы. Из-за ограды желтели соломенные крыши дома и дворовых построек, высовывались темные ветки плодовых деревьев, на которых уже начали набухать почки. Тлизанд объехал одиночное подворье Абдулькарима-муллы и остановил коня перед воротами, возле которых на жердях ограды сушились два кувшина. За воротами появилось мелькание, послышались торопливые шаги, и ворота стали отворяться. Отворял их Абдулькарим-мулла - средних лет мужчина с большой черной бородой, одетый, как всегда, несмотря на вполне щедрые дары от князя, в поношенный серый кафтан и низкую шапку.