Княжеский отпуск

Открыли не сразу. На пороге стояла заспанная Глашка. Она держала свечу, прикрывая ладонью маленький огонёк, и широко зевала. Князь вошёл в тёмную парадную.

– Глафира, - сказал он отдышавшись, - мне бы помыться.

– Да поздно уж! Завтра и помоетесь, а сейчас ступайте к себе, - сказала она устало.

– Мне бы только ноги освежить, а то натёр очень.

Глашка нахмурилась и кивнула.

Он поднялся к себе, зажёг свечу и сел на кровати в ожидании прислуги. Он уже начал клевать носом, когда Глашка явилась к нему с деревянной шайкой в жилистых натруженных руках и болтавшимся в воде маленьким ковшом; через плечо было перекинуто белое свежее полотенце. Когда он с трудом, не без её помощи, снял сапоги и окунул распухшие ноги в воду, к нему снова вернулась жизнь, и ему почудилось, что он находится в большом цивилизованном городе. Он сидел, болтая ногами в шайке и расплёскивая воду по блестящему паркету, закрыв глаза и чувствуя, что снова засыпает. Глашка с грохотом уронила ковшик на пол и князь очнулся. Вытерев насухо его ноги, Глашка смазала их каким-то снадобьем, пожелала Сергею Петровичу спокойной ночи и ушла. Князь лёг, наконец-то, в прохладную постель и хотел было подумать обо всём, что произошло за последние двадцать четыре часа, но провалился в тёплую черноту, забыв все тревоги.

14

Снова утро. Снова птицы. Далёкий звук топора и ржание лошадей. Князь встал, посмотрел на ноги и не увидел ни одной раны, словно никуда вчера не ходил. И только одна мысль не давала покоя, что по приезде сюда он часто выбивается из сил, и всё время хочется спать. Он объяснил бы подобное состояние вездесущей жарой, но, ведь, и в городе сейчас стоит такая же погода - губерния-то одна! Здесь же глаза слипались постоянно, даже после крепкого сна. И вдобавок эта головная боль.

Он ходил по дому и думал: "А не прилечь бы сейчас?"; бродил по парку: "Не плохо бы поспать", и даже перед завтраком: "Надо бы будет отдохнуть". Так или иначе, но все мысли были об отдыхе, они не отпускали, точно кто сглазил. Или место, будь оно проклято, такое особенное, как не раз говорила страруха. И все события происходили будто во сне. "Сонное царство какое-то, честное слово", - вяло трепыхалась полуспящая мысль в тяжёлой голове.

Но со временем он смирился с таким состоянием и не обращал внимания на приобретённую вялость и постоянную зевоту, пусть не такую явную, как непосредственно перед сном, но всё равно - маленькие зевочки появлялись. И сколько ему здесь встречалось людей - все зевали и сонно хлопали отяжелевшими веками. Вот и сейчас пришла эта мысль "поспать бы". Окутанный каким-то местным дурманом, он не мог трезво мыслить: тяжело принимались любые решения, постоянно одолевали сомнения.

Князь, шаркая сапогами по лестнице, спустился, позавтракал, сказал "спасибо" Глашке за ночную помощь, и пошёл к управляющему. Подойдя к маленькой постройке, стоявшей не далеко от конюшни, он увидел открытую дверь и вошёл. Управляющий спал в хмельном угаре. По тесной и душной комнатке летали жирные зелёные мухи, а в воздухе висел смрадный запах перегара. Князь ночью с трудом смог помыть ноги, а эта свинья... Сергей Петрович зажал нос надушёнными пальцами и хотел уже уйти, но передумал, чтобы сегодня больше к этому не возвращаться:

– Дмитрий Степаныч!
– заорал он, зная, что по-другому не получится.

На смятой заляпанной чем-то кровати зашевелилась лохматая голова с красным рябым лицом.

– Вы сегодня ночью ничего подозрительного не слышали?!
– спросил князь также громко, чтоб наверняка.

Управляющий приподнялся, протёр глаза, рыгнул, извлекая из своих внутренностей ещё более омерзительный запах, посмотрел на Сергей Петровича, как на чужого, весьма злого и не приятного человека, махнул рукой куда-то мимо него, но не лёг. Потом что-то, кажется, щёлкнуло в мрачной глубине под спутанными волосами, и управляющий, наконец узнав его, кивнул, что означало лишь утреннее приветствие.

– Так слышали или нет?
– продолжал князь свой допрос.

Голова управляющего тяжело замоталась в разные стороны, видимо, желая до конца разбудить это тело, рука потянулась, очевидно с теми же намерениями, к ковшу с водой, который стоял тут же рядом - на столе. Скорее всего, полный ковш был приготовлен заранее, ещё перед распитием вина, и управляющий не отступал от этого правила, так как на том месте, где располагалось медное дно спасительного инструмента, вспухло и растрескалось на столешнице почерневшее пятно от постоянной влаги. Ковш еле удерживался на этом искусственном, с позволения сказать, рукотворном деревянном бугре, однако его местоположение принципиально не менялось.

– А если у конюха вашего спросить?
– никак не унимался этот злой человек.

Управляющий только пожал плечами, сказав этим абсолютно всё, что хотел выговорить и вздохнул. Князь понял, что на этом аудиенция окончена и вышел из хмельного домика.

Жара усиливалась, хотя ещё можно было подышать свежим воздухом, но времени оставалось совсем не много - сегодня солнце было щедрым, будь оно трижды... Князь устало посмотрел в небо, где не было ни одного облачка - висела лишь какая-то дымка, и побрёл к конюшне. Слабо постучал кулаком в тёплую дверь. Внутри что-то зашевелилось и зашуршало, вытаскивая засов, дверь открылась и наружу наполовину вылезло такое же заспанное, как у всех, лицо конюха.

Первое, что пришло на ум Сергею Петровичу - это задать вопрос: "Как звать-то тебя?".

Лицо вытянуло трубочкой толстые губы и промычало:

– Егор.

Князь, забыв вдруг о своей ночной злобе, спросил:

– Послушай, Егор, ответь мне, как на духу: слыхал ты вчера, как кто-то ходил вокруг дома?

– Слыхал, как этот кто-то в мою дверь бил, как оглашённый, - ответил тот, широко зевая, показывая плохие зубы.

– Это я бил, - сказал князь, - а до этого ты ничего не слышал?

Тот подумал:

– Слышал, как к старухе ломились, - ответил Егор и тут же сам спросил: - Тоже ты, барин?

Князь сказал, что не он, что это и был тот, про которого он спрашивает. Егор махнул рукой и, ничего не ответив, захлопнул дверь. Сергею Петровичу стало легче на душе от того, что не он один слышал ночной шум.

Он вернулся в старухиной комнате, посмотрел на дверь и нашёл на ней несколько глубоких вмятин, словно в доски бросали огромные камни, и от них остались продолговатые лунки в форме больших огурцов или полумесяцев: они находили друг на друга и было их довольно много, так сразу и не сосчитаешь. Он пошёл дальше и посмотрел на разбитое окошко, в котором зияла чёрная дыра.

Больше исследовать было нечего, да и незачем: ночью в доме все спали, как убитые, а окна прислуги сюда не выходят, поэтому никто ничего не мог услышать. Он решил больше никого не расспрашивать и направился к пруду. Он шёл к нему другой тропой: ещё в среду князь приметил, что к пруду вело несколько дорожек. Подойдя к нему, он нашёл ещё одну скамейку - мраморную старую, поросшую зелёным мхом, вылезавшим из чёрных трещин, забитых землёй. Подлокотники представляли собой причудливые завитушки, похожие на примитивные большие раковины, в которые тоже со временем набилась земля.

Он присел, посмотрел на зелёный от водорослей пруд. Казалось, что вода в нём была не приятно тёплой, от неё тянуло затхлостью. При дневном освещении пруд больше походил на огромную лужу, нежели на искусственное озеро, где при правильно устроенной гидросистеме вода ежеминутно менялась бы, сливаясь куда-то в другое место. Может она и стекала туда - в нижний пруд, где князь по своему приезду видел карасей, но, очевидно, процесс был настолько медленным, что вода успевала несколько испортиться, и поэтому со временем приобрела зеленоватый цвет. "А, впрочем, всё равно", - подумал Сергей Петрович и зевнул так, что хрустнуло за ушами.

15

Сергей Петрович открыл глаза и увидел на пыльной дороге, ведущей к пруду, уже третьей по счёту, двоих мальчишек, которые шли и болтали о чём-то своём: одному на вид было лет десять, другому - семь или восемь. Они тоже увидели князя и остановились, не решаясь идти дальше. Старший шепнул что-то на ухо младшему, и тот кивнул. Князь напрягся, как гончая: "Сбежать надумали".

– Ну-ка, идите сюда!
– крикнул он.

Ребята стояли, не двигаясь с места.

– Идите, идите, или забоялись?
– он решил надавить на их "мужество", и даже попытался захохотать, как средневековый английский пират, но только закашлялся, поперхнувшись слюной.