Княжеский отпуск
Шрифт:
– Плохое здесь место, - продолжала она, - на триста вёрст вширь, да в даль. Все земли здесь тёмные, неприятные. Ты что же думаешь, граф просто так отсюда уехал?
– прошипела она, приблизив лицо и посмотрев из-под низу в его глаза.
– Как он мне сказал, надоело, мол, жить на одном месте, домой хочу - в Киев.
– Ага - домой, ага - место надоело!
– старуха захохотала, но тут же утихла и добавила.
– Он только забыл сказать, что жить ему надоело именно в этом месте, - она не отрывала от чистых серых глаз князя своих тёмных очей.
Князь отлепился от чужого взгляда и посмотрел по сторонам, поёживаясь от пришедшего невесть откуда холода. На стене висели пучки трав, а на двух старых полках, обросших паутиной, аккуратно пристроились маленькие
Старуха всё прочитала по его тоскующему лицу.
– А мне нравится, - сказала она, - всё лучше, чем жить под открытым небом. Я хозяину благодарна. Он человек добрый, хотя и мог озлобиться на весь мир. Сам посуди: вдовец, уж лет десять как, и двоих детей своих, Степушку и Никитушку, похоронил в тот же год, как овдовел. Хотел он, было, их здесь схоронить, на пригорке, рядом с садом цветущим, да ни один поп не захотел сюда ехать, отпеть чтоб. Вот и решил он отвезти детишек поближе к городу, где их отпеть можно, да там, на кладбище, и оставил. Ты ж, наверное, видел те два камня, что во дворе стоят - так это их камни. Но он их так и не поставил: чего-то не до того ему было. А здесь, на пригорке, хоронят только солдат, да дворню, и все не отпетые. Так, поди, и ходят тут, неприкаянные, между небом и землёй... Ты чего побелел-то весь, батюшка: чаёк, что ли плохой, али как? Да ты не пужайся, милый - это ж всё сказки, - тут она опять чуть не рассмеялась. Но князь не обратил внимания - он сидел как не живой, будто кукла, набитая опилками. А старуха продолжала:
– И умерли они все как-то быстро. Сначала жена всё за голову хваталась, мучилась болями, потом детки вслед за ней ушли, от тоски, наверное, по матушке своей. Степушке три года в ту пору было, а Никитушке - не полных два. Ни один лекарь не мог понять, что с ними случилось. Ну а потом и сам хозяин захворал: старые раны ныть начали, да и новые напасти появились - прихрамывать не хорошо стал... Тёмное это место, злое.
Она замолчала. Князь поднялся, собираясь уйти, но та его остановила:
– Ты погоди, батюшка, послушай меня: в лес-то больше не ходи - ничего хорошего там не найдёшь, утянет он только и всё. Лучше в степи гуляй, на сусликов смотри - они, всё ж, безобидные твари. А лес - он что: одни деревья, да кусты, да плутания бесполезные.
Он спросил:
– А почему сюда попы ехать не хотели: райский уголок, вроде, тут - тихий, уютный?
– Ну почему не хотели?
– удивилась она, - один, вот, захотел и приехал, полчаса в доме провёл, да что-то вдруг как засуетится - обратно засобирался. Только выехал за ворота, тут же ему сделалось так дурно, что еле отходили. Он, видимо, и решил братии своей церковной совет добрый дать насчёт всего этого "райского". А попы, слышь батюшка, поумнее нашего брата будут - они слушать умеют, друг друга особенно.
– Странно всё это, - пробормотал князь, - и почему так сложилось? Не понимаю.
– А и понимать тут нечего: говорили люди, что, мол, в своё время царица-матушка Екатерина, упокой Господь её душу, указ издала, по которому велено было собрать всех ворожей с ведьмаками и сослать их в эту губернию: невзлюбила она их, видать, насолили ей.
– Чем насолили?
– Да кто их знает: подробностей-то всех не расскажут, но люди говорили, что будто некий человек предрёк ей точный смертный час, а потом и другие то же самое болтать стали, как сговорились все, и по деревням разнесли. Потом всех начали сюда пригонять, видать, при царском дворе знающие были люди, понимали, куда усылать надо. Место это особое - тянет к себе всю темень.
– А ты здесь, значит, монашьи камни ищешь, - сказал князь, испытующе глядя на неё.
– Ищу, милок, ищу, - закивала она.
– Что за камни?
– А монастырские. Где-то в этом краю
монастырь был в давние времена, вернее, его хотели здесь основать, но не вышло - видно, опять же, место не дало.– И часовню ищешь, которую тоже не построили?
– Ищу, ищу, - снова закивала она.
– Так зачем тебе искать то, чего нет и не было?
– усмехнулся он.
– Ну, это уж моё дело, милок. Больше я не буду ничего говорить - ступай себе с миром, - сказала она, и что-то блеснуло в её глазах. В ту же секунду князь почувствовал тошноту и новый приступ головной боли, которая, как хищник, сидела затаясь внутри до нужного часа. И этот час наступил: она вылезла из потаённого места и толкнулась в виски, лоб, затылок. Князь схватился за голову и сжал зубы. Полумрак в комнате насытился ещё более тёмными красками, и стало совсем черно, будто выкололи глаза. В полной темноте невидимая рука крутанула его через левое плечо и вытолкнула наружу в яркий солнечный свет.
Сергей Петрович очутился за порогом, во дворике, где расхаживали крупные спокойные голуби. Солнце ослепило его и он, едва удерживаясь на ногах, сделал шаг вперёд. Князь не слышал, как за ним захлопнулась дверь, но, будто сквозь туман, увидел вспорхнувших голубей. Он сделал ещё один нетвёрдый шаг и вмял сапогом в мягкую траву опавшие сизые перья.
Добравшись до своей комнаты, он рухнул на заботливо прибранную кровать и пролежал, не шевелясь много часов.
8
Проснувшись далеко заполночь, Сергею Петровичу вновь захотелось прогуляться по парку, и, выйдя из дома, он направился прямиком к пруду. Утки давно спали, лягушки заканчивали ночной концерт, а какая-то птица щебетала как заведённая механическая игрушка. Князь шёл по узнаваемой узкой тропке быстрее, чем вчера. Дойдя до скамейки, Сергей Петрович сел и закрыл глаза. Через минуту он услышал знакомые голоса. Всмотревшись в темноту, он увидел только три маленькие тени, которые двигались мимо пруда - прямо в графский парк. Они прошли совсем рядом, не заметив притаившегося человека.
– А чего ты его дома оставил?
– спросил знакомый басовитый голос.
– А что, я на себе, что ли, тащить его должен?
– ответил другой, - путь-то не близкий.
– И сколько идти?
– спросил третий.
– Да не долго, - ответил басовитый, - но как только дойдём - спрячетесь в кустах по моему знаку, а я дальше пойду, и чтоб там ни гу-гу, а то живыми не отпустят.
– Ну, уж так прям и не отпустят!
– Ты потише давай, а то неровен час кто услышит.
Шли они быстро. Князь понял, что теперь с загадками вышел явный перебор, и он должен пойти следом за этой мелюзгой, благо на нём сейчас сидят мягкие французские сапоги, а в них можно идти, как на кошачьих лапах. "Главное, когтей не выпускать", - подумал князь.
Они продвигались, минуя тропы по самой чаще - в темноту, наполненную ночной сыростью. Пахло древесной корой, сырой землёй, да ещё тянуло, как с протухшего пруда. Князь решил держаться как можно ближе к таинственной троице, а не идти на их голос. Из-за опасения обнаружить себя, не раз приходилось крепко сжимать зубы, когда хлестала по лицу гибкая скользкая ветка. Как только ветка давала "пощёчину", это было ещё терпимо, но если удар приходился в переносицу, оставалось только вдохнуть поглубже и зажмурить глаза - так боль проходила быстрее.
Сейчас он хотел услышать весь разговор до мельчайших подробностей, но мальчишки лишь тихонько переругивались, когда кто-нибудь наступал на пятку другому, или вовремя не придерживал ветку. Впереди только и слышалось:
– Ах ты, чёрт, опять не удержал!
– шипел один.
– Да чтоб ты провалился!
– отвечал ему другой.
– Из-за тебя опять моей мамке лапти чинить - глаза ломать.
Третьего голоса слышно не было, и лишь изредка раздавался тихий смешок.
Густая темень, ослепившая всех четверых, обострила слух. Самым необычным было то, что слух каждого слился в одно большое ухо: все слышали один и тот же треск веток, шорохи листьев, непрерывные спотыкания друг друга. То и дело подозрительные звуки подвергались моментальному исследованию: