Княжна Разумовская. Спасти Императора

После чая, поданного ровно в пять вечера, начались долгие, утомительные сборы. Пришла камеристка Киры Кирилловны в сопровождении модистки, и вместе с Соней они причесали меня и помогли одеться. Нижние юбки, лиф, корсет, кринолин и — наконец — платье.

Светлое, бледно-голубое, летящее, нежное. С пышной, колоколообразной юбкой, расширявшейся от затянутой в корсет узкой талии. С плотно облегающим меня верхом с открытыми плечами и декольте, обнажавшим ключицы. Рукава были короткими и воздушными, и к ним полагалось надеть кремовые перчатки, которые длиной доходили до локтя.

Платье было пошито из тонкого шелка и плотной тафты, отделано кружевами, жемчугом и серебряной вышивкой по подолу и лифу. Ткань величественно переливалась в свете свечей и едва заметно блестела.

Мои волосы уложили в сложную прическу с локонами, а из украшений я взяла лишь жемчужные сережки. И камеристка, и модистка, и Соня — все они в один голос советовали дополнить платье бриллиантовым ожерельем, но я отказалась. Ключицы и шея смотрелись такими хрупкими и нежными в окружении воздушных рукавов и строгого, плотного лифа, что мне не хотелось ничем их «забивать».

В бальной зале было жарко натоплено. Ярко, словно днем, светили сотни свечей. Повсюду стояли живые цветы, и их яркий аромат расплывался вокруг, будоража и пьяня.

— Хорошо выглядишь, Варвара, — сурово похвалил меня старший князь Разумовский.

По случаю бала он сменил привычный мундир на черный суконный фрак с брюками из той же материи. Рубашка на груди была так туго накрахмалена, что слепила, когда на нее попадал свет.

— И впрямь, сестра, — елейным, а потому пугающим голосом поддакнул Серж. — Просто прекрасно выглядишь.

Я сглотнула неприятный комок и стиснула челюсть.

Вскоре появились первые гости. Мы вчетвером стояли в дверях бального зала, приветствуя каждого, кто проходил сквозь них. Сперва лакеи в нарядной форме громко во всеуслышание объявляли их имена и титулы, затем мы обменивались любезностями: я приседала, склоняла голову или подавала руку, закованную в перчатку, словно в броню.

Кира Кирилловна сияла ярче сотни свечей. Наконец-то все ее волнения окончились. Не успев начаться, бал уже стал триумфом. На него собралась вся знать Москвы, и поговаривали, что многие специально приехали из Северной столицы.

— Князь Хованский, Георгий Александрович, с княжной Хованской, Елизаветой Александровной.

Мое сердце забилось чаще, когда я услышала знакомое имя. Подняла голову и узнала в девице, прибывшей вместе с моим женихом, ту самую девушку, с которой я его видела у ювелирной лавки.

Губы сами собой расплылись в улыбке.

Как будто это что-то меняло!

Во-первых, по-прежнему была милашка Долли. Во-вторых, накануне он мне не поверил.

И это разом перечеркнуло все.

Пока я блуждала в собственных мыслях, пришел мой черед приветствовать князя.

— Здравствуйте, Варвара Алексеевна, — сказал он негромким голосом с легкой хрипотцой, из-за которой у меня по позвоночнику поползли мурашки.

Он склонился над моей рукой и, выпрямляясь, перехватил мой взгляд. Его глаза затягивали в пропасть.

Я опустила ресницы, потупившись.

Он не поверил тебе вчера, Варвара

Приветствие было невероятно затянутым и утомительным. Ноги заболели стоять в непривычных туфлях. Кринолин давил, корсет — душил. Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и оно, и отец с тетушкой отправились открывать бал.

Грянул оркестр. Первым танцем был вальс, и Серж железной хваткой сомкнул на моем запястье ладонь, когда я еще не успела от него отойти, и практически выволок меня на середину свободного пространства, где уже кружили старший князь Разумовский и Кира Кирилловна.

Тело вспомнило движения раньше разума, и я вполне свободно следовала в танце за Сержем, который уверенно вел. Перед глазами мелькали бесконечные нарядные платья, красивые женщины, статные мужчины, блеск украшений и свет свечей.

Но я не позволяла себе расслабиться ни на мгновение. Серж задумал этот танец не просто так. Я должна быть настороже.

— Как твоя голова, сестрица? — спросил он проникновенным шепотом, когда к нам присоединились и другие пары, и наш разговор потонул в общем шуме. — Память не вернулась? Говорят, второй удар помогает устранить последствия первого.

Я резко повернула голову и, задрав подбородок, посмотрела ему в глаза. Брат усилил хватку: мои пальцы, зажатые в его руке, онемели, и я перестала их чувствовать. Лежавшая выше талии ладонь давила на лопатку даже сквозь корсет.

А вальс все играл и играл, и Серж кружил меня по паркету все быстрее и быстрее. Воздуха не хватало, корсет давил на ребра и душил. Я пыталась сосредоточиться изо всех сил, но в какой-то момент потерялась в пространстве.

И тогда он меня толкнул. И подставил подножку.

Мелочный, мелочный жест. Серж хотел меня опозорить. Падение на балу — повод для сплетен на многие месяцы вперед.

Но меня спасли. Пока я балансировала, чтобы удержать равновесие, чужие, сильные руки мягко подхватили под талию и поставили меня на ноги. И сразу же отпустили, убедившись, что я твердо стою.

Сердце глухо билось в груди. Я обернулась, ожидая увидеть князя Хованского, но столкнулась взглядом с незнакомцем.

Он был высок и красив. И молод. Светловолосый, голубоглазый, в модном, чуть зауженном фраке он смотрелся настоящим щеголем. Все в нем с первого взгляда казалось таким легким, таким свободным. Как он улыбался, как он говорил, как он поворачивал голову.

И не понравился он мне тоже с первого взгляда. Что-то в нем было... не так.

А я ведь даже не помнила его имени. Не знала, знаком ли он с Варварой.

— Благодарю Вас, — я чуть склонила голову.

— За вашу улыбку, Варвара Алексеевна, я готов спасти вас, от чего угодно, — он потянулся за моей рукой, намереваясь поцеловать, когда к нам сквозь плотную толку буквально протиснулся князь Хованский.

— Граф Перовский, — сухо поздоровался жених, впившись взглядом в руку, которую незнакомец никак не отпускал.

— Георгий Александрович, сколько лет, сколько лет, — с виду дружелюбно отозвался тот, но вот улыбка его показалась мне насквозь фальшивой.