Княжна Разумовская. Спасти Императора

Мое сердце на мгновение перестало биться, когда спустя сотню метров я разглядела, что мне навстречу, пошатываясь, в сопровождении секунданта идет граф Перовский. Он прижимал к себе руку, перевязанную галстуком, и болезненно кривился при каждом шаге, но он шел сам! Живой и относительно невредимый. Когда мы приблизились друг к другу, я увидела пятна крови на его одежде. Кажется, он был несерьезно ранен...

Это означало, что той рухнувшей на землю фигурой был князь Хованский.

— Поздно, княжна! Уже слишком поздно! — крикнул мне в спину граф Перовский, когда я пробежала мимо него с перекошенным от ужаса лицом.

Георгий и впрямь лежал на земле. Рядом с ним валялся пистолет, а Михаил обеими руками изо всех сил зажимал рану в его правом боку. Он скомкал свой сюртук, и тот уже успел пропитаться кровью.

Я рухнула рядом с ними на колени, и граф Каховский обжег меня диким, полубезумным взглядом.

Мой жених был в сознании. Он был бледнее первого зимнего снега, но его хватка, когда он сжал мое запястье, оказалась на удивление сильной.

— Княжна... — начал он, и мне пришлось беспардонно закрыть ему рот ладонью, пока я пыталась рассмотреть ранение.

Михаил распорол ему на груди рубашку, жилет и сюртук, но я не видела ни кусочка голой кожи. Все было покрыто кровью.

— Ему нужно к доктору... пока он не истек кровью, — я посмотрела на Михаила, взъерошенного и перепачканного в земле

— Я не донесу его один, — сказал он со злым отчаянием. — Кто-то должен зажимать рану, а сам он не может идти...

— Извозчик! — я уже подорвалась на ноги, безумно сверкнув взглядом. — Я приведу извозчика, он вам подсобит!

И я побежала обратно прежде, чем услышала ответ графа.

Все дальнейшее слилось в одно бесконечное кошмарное пятно.

Я пробиралась обратно сквозь то же самое поле. Слишком спешила и по пути несколько раз падала, содрав до крови ладони и измазавшись в мокрой земле с головы до пят. Не знаю, как извозчик понял что-либо из моего сбивчивого, торопливого рассказа, когда я наконец добралась до экипажа, больше похожая на ведьму из страшной сказки, чем на благовоспитанную барышню.

Потом мы бежали обратно, уже вдвоем, и каждый шаг, каждую секунду в моей голове стучала единственная мысль: только бы успеть, только бы успеть.

Георгий был все еще в сознании, когда мы вернулись, и Михаил вместе с извозчиком кое-как переложили его на кожух кучера и подняли с двух сторон, и понесли к экипажу, пока я семенила рядом и изо всех сил надавливала на влажный, вязко хлюпавший сюртук, который не позволял князю истечь кровью еще сильнее.

В воздухе стоял отвратительный металлический вкус, который, казалось, въелся мне в губы и рот, и я никак не могла его проглотить, сколько бы ни пыталась.

Поездка по неровной дороге, полной ям и ухабов, была ужасной.

Больше всего на свете я боялась, что князь, которого устроили головой на моих коленях, умрет прямо в экипаже, и мы совсем немного не успеем его довезти.

Он лежал бледный, но в сознании. Ничего не говорил и не жаловался, но порой, на особенно глубоких ухабах, из его бледных до синевы губ невольно вырывался грудной стон, и, видит Бог, лучше бы он сквернословил как сапожник... Потому что его стоны пугали меня гораздо сильнее самой отборной ругани.

— Куда мы едем? — я посмотрела на Михаила, сидевшего напротив.

Он был бледен практически точно так же, как князь.

— К Кондрату Тимофеевичу, — отрывисто бросил граф. — Он знает... знает про дуэль. Он нас ждет.

— Прекрасно, — бросила я, хотя ничего прекрасного не было. На моих коленях лежал умирающий человек. И я вся была в его крови: ладони, одежда, даже лицо.

Я склонила голову и встретилась с Георгием взглядом. Его глаза сейчас выделялись двумя яркими, живыми пятнами на мертвенно-белом лице. Я еще сильнее надавила на сюртук, и он поморщился.

— Потерпите, князь, — попросила я жалобно. — Совсем немного осталось, потерпите.

— Хорошо, Варвара, — простонал он и назвал меня по имени, презрев всякий этикет, — я потерплю.

Его рука на мгновение нашла мою ладонь, лежавшую у него на боку, и он накрыл ее, чуть сжал, и с шумным стоном закрыл глаза. Рука тотчас безвольно повисла над полом, а голова едва не съехала с моих коленей: я едва успела подхватить.

Князь потерял сознание.

— Да быстрее же! — в слезах воскликнула я и принялась похлопывать жениха по щекам. — Вам нельзя терять сознание, слышите, нельзя! Очнитесь, немедленно очнитесь, князь! Георгий Александрович, вы слышите меня?! Вам еще под венец меня вести — тихую и покорную, так вы сказали, помните?!

Мои возгласы переросли в истеричные всхлипы. Я не заметила, когда начала плакать и когда сорвался голос, и я уже не могла больше говорить, потому что изнутри меня душили рыдания.

К тому моменту мы как раз приехали. Михаил выпрыгнул из экипажа прямо на ходу, и когда мы остановились, то на улице нас уже встречал сам граф и двое мужчин с носилками. Они вытащили князя Хованского и с трудом заставили меня разжать руку и прекратить надавливать на сюртук.

Кажется, мы оказались в еще одном доходном доме, на подобии того, в котором жил Михаил. Я не помнила, как мы поднялись по лестнице и как вошли в квартиру доктора. Помню лишь, как он закрыл двери прямо перед моим лицом, и вместе с графом мы остались в комнате, похожей на приемную.

Со стаканами воды и кувшином для умывания к нам вышла, кажется, пожилая сестра милосердия. Или монахиня. Я не знала и не хотела вникать.

Ничего не оставалось, кроме как ждать, а это всегда было хуже всего.

— Поезжайте домой, княжна. Я дам вам знать, как что-то прояснится... — рискнул предложить мне Михаил, но осекся под моим суровым взглядом.

— Нет, я не сойду с этого места, пока своими ушами не услышу, что с князем все в порядке.

— А вы изменились, Варвара Алексеевна, — сказал он вдруг.

Я лишь вздохнула.

Да. Надо полагать, изменилась.

Но теперь, когда я частично рассказала Георгию, что произошло той ночью, и его друг это слышал, у меня появилось правдивое и логичное объяснение переменам во мне.

— После того, что сделал мой брат... После того разговора, который я подслушала в нашей гостиной... Я очень многое осознала, — сказала я, без страха встретив пристальный взгляд графа Каховского.

Он прикрыл на мгновение глаза.

— Я рад, что вы поехали с нами. Рад, что Георгий не сумел вас отговорить. Боюсь представить, что было бы, окажись я там один... Никогда бы мы не смогли привезти его так быстро сюда. Он обязан вам жизнью.