Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
— Мы сейчас же поедем в особняк князя Хованского, — сказала я, приняв из ее дрожащих рук темную юбку из шерсти. — Я должна с ним поговорить, пока не произошло непоправимое.
Ахнув, Соня рухнула на стул — благо тот оказался поблизости. Она смотрела на меня и моргала. Наверное, пыталась понять, не брежу ли я? Может быть, повредилась рассудком после обморока?..
Эти мелочи меня не волновали.
Я знала одно.
Я должна поговорить с князем Хованским. Должна все ему рассказать.
Теперь, когда я узнала в графе Перовском третьего человека, который был в гостиной с моим братом
Плевать, что князь, кажется, мне не поверил. Плевать, как он повел себя в салоне.
Прежде всего, он был человеком. И рисковал лишиться самого драгоценного — жизни — из-за заговора. Пусть даже он в него не верил. Как, впрочем, и мне. Главное — я знала, что права. Знала, что поступаю так, как нужно.
И потому я поговорю с ним до дуэли.
А дальше... пусть поступает так, как велит ему сердце.
— К-к-как мы доберемся до особняка Их Сиятельства? — спросила пришедшая в себя Соня.
Она поднялась со стула и помогла мне справиться с верхней блузой, которая шла отдельно от юбки.
— Извозчик, — я нахмурилась и потерла висок, боль в котором не уменьшалась.
Конечно, было бы безопаснее отправиться на собственном экипаже. Но моего приказа конюший не послушается. Еще и велит меня задержать, а сам доложит Кире Кирилловне.
Господи, я же совсем позабыла про Сержа!..
Я ахнула, почувствовав, как сердце в груди застучало быстрее. Интересно, где сейчас мой брат?..
Вдвоем с Соней мы спустились на цыпочках на первый этаж и свернули в часть дома, которую занимали слуги. Мы с ней крались и таились, словно воришки, и все это время она едва слышно бормотала молитву. Ночью особняк казался особенно огромным и пугающим. У меня внутри все сжималось от неприятных воспоминаний. Острые силуэты мебели, мрачные тени на стенах, поскрипывание полов под ногами — все это будоражило сознание и вызывало страх.
Как и в самый первый раз, мы покинули дом через черный вход и вышли из приусадебного парка, воспользовавшись калиткой для слуг.
Улица была совсем темной. Лишь фасады домов выделялись светлыми пятнами, да где-то вдалеке горели редкие, тусклые газовые фонари. Кое-где из черных, непроницаемых окон-глазниц бил свет. Я огляделась: посреди улицы мы были с Соней совершенно одни. Ни единой живой души, кроме нас.
— Давайте вернемся, барышня, — умоляюще пропищала она, вцепившись мне в руку.
От страха у Сони зуб на зуб не попадал.
— Мы не можем, — сурово ответила я. — Идем, нужно найти извозчика.
Звонкий стук наших каблуков разрезал тяжелую, мрачную тишину. Соня пугалась и всхлипывала, страшась каждого звука. Мне тоже было страшно. Очень страшно. Так, как никогда прежде.
Но ничего иного, кроме как попытаться спасти жизнь князя Хованского, мне не оставалось.
Несколько жутких минут мы шли по улице в одиночестве, пока на перекрестке нам не улыбнулась удача и не попался припозднившийся извозчик. Рядом с нами остановился настоящий экипаж, а не простенькая двуколка, и на козлах сидел не «Ванька», а мужчина в стареньком, латанном, но сюртуке.
— Особняк князя Хованского, и побыстрее, — сказала я ему,
и вместе с Соней мы забрались внутрь.Вдвоем было не так страшно. Хотя порой глядя на дрожащую, съезжавшуюся служанку, я жалела, что взяла ее с собой.
Мы доехали благополучно, и уже через четверть часа я буквально ломилась в дверь роскошного, старинного особняка. Пришлось подождать, пока заспанный, всколоченный дворецкий ее откроет.
— Мне нужно поговорить с князем Хованским, — заявила я сразу с порога, пока мужчина преклонных лет смотрел на меня, словно на приведение.
Мы с ним уже встречались, когда жених привез меня в свой дом после наезда лошади, и потому дворецкий меня узнал. И удивился даже сильнее, чем если бы мы были не знакомы. Едва ли он ожидал увидеть на крыльце особняка в столь поздний час особу, причастную к дуэли.
В том, что о дуэли уже знала половина Москвы, я не сомневалась. Вторая половина узнает к утру, когда все будет кончено.
— Их Сиятельства нет дома, — дворецкий посторонился, пропуская нас в холл, и прикрыл дверь.
— Как нет?.. — пробормотала я растерянно.
Такого исхода я почему-то никак не ожидала. Была уверена, что застану князя в особняке!
— Игнат Никитич? — из глубины коридора раздался взволнованный женский голос, и спустя мгновение в холле появилась сестра князя Хованского, которую я видела на балу.
Елизавета Александровна куталась в шаль, наброшенную поверх длинной ночной рубашки. Увидев меня, она застыла на мгновение, и на щеках у нее вспыхнул гневный румянец.
— Вы?.. — прошептала она голосом, полным с трудом сдерживаемой ярости. — Что вы тут...
Я так устала. От своей новоприобретенной семьи, от бесконечных упреков, которых я не заслужила, от косых взглядов и недоверия. От нотаций Киры Кирилловны. От осуждения незнакомой девчонки, которая даже представить не могла в своей хорошенькой голове, в каком кошмарном сне я очутилась.
— Елизавета Александровна, — я перебила ее, даже не дослушав. — Где ваш брат? Мне нужно поговорить с ним, это важно.
— Что вам нужно от Георгия?! — ее голос сорвался, прозвенев отчаянно и обреченно. — Что вам еще от него нужно?! Он стреляется из-за вас! Этого недостаточно?.. — она задохнулась от нахлынувших эмоций и замолчала, пытаясь взять себя в руки.
Я печально на нее посмотрела. Без привычной брони в виде корсета, кринолина и пышной прически она казалась совсем еще девчонкой. Младше Варвары на несколько лет. Потерянная, испуганная, на грани срыва... Я же не знала и не помнила ничего о князе Хованском. Живы ли его родители? Или Елизавете Александровне суждено стать сиротой?
— Послушайте меня! — я шагнула к ней, схватив своими ледяными ладонями ее — такие же холодные. — Вы любите брата? Тогда вы должны сказать мне, где он. Я могу... возможно, я смогу остановить это безумство…
Ее рот приоткрылся, глаза расширились. Она отняла у меня руки и приложила их к груди.
— Так вы не хотите, чтобы брат стрелялся? Я думала... я думала, вы это затеяли ради...
— Вы не одна так думали, — я махнула рукой, не став даже выслушивать до конца.
После упреков Киры Кирилловны мне было ясно, как высший свет видит эту дуэль со своей стороны.