Кобзарь: Стихотворения и поэмы

81

Меж царями-судиями На вече великом Стал судьей земным владыкам Небесный владыка «Доколь вам грабить и лукавить. Доколе кровь вам проливать Людей убогих? А богатым Судом неправым помогать? Вдове убогой помогите И прогоните — темноту От сирых, тихих; сироту Не осудите, защитите От злобы жадных!» Не хотят Прозреть, развеять тьму неволи, — И всуе господа глаголы, И всуе плачет вся земля. Цари, рабы — все равные Сыны перед богом; Вы умрете, князь умрет ваш И ваш раб убогий. Встань же, боже, суди землю И судей лукавых. На всем свете твоя правда, И воля, и слава.

93

Господь бог лихих карает — Душа моя знает. Встань же, боже, твою славу Гордый оскверняет. Вознесись же над землею Высоко, высоко, Закрой славою своею Незрячее око. Доколь злобой сонм лукавых, Господи, доколе — Будет хвастать? Твои люди Во тьме и неволе Закованы… Добро твое В крови потопили, Зарезали прохожего, Вдову задушили И сказали: «Не зрит господь, Ниже сие знает». Вразумитесь, немудрые: Кто мир озирает, Тот и сердце ваше знает, И род ваш лукавый. Дивитесь делам его, Его вечной славе. Благо тому, кого господь Карает меж нами, Не пускает, пока злому Выроется яма. Господь своих людей любит, Любит, не оставит, Ждет, пока святая правда Перед ними встанет. Кто б меня от злых, лукавых Спас, обороняя? Если бы не божья помощь, То душа б живая Во тьме ада потонула, Проклятая светом. Ты мне, боже, помогаешь Жить на свете этом. Ты радуешь мою душу И сердце врачуешь; И пребудет твоя воля И труд твой не всуе. Свяжут праведную душу И добро осудят. А мне господь убежищем, Заступником будет, И воздаст им за дела их, На них громом грянет, Их погубит, и их слава Их позором станет.

132

Есть ли что лучше, краше в мире, Чем вместе трудиться, С братом добрым добро править И добром делиться? Словно миро, что пахучей, Чистою росою На бороду Аарона^{193} Стекает порою Иль на ризы драгоценной Шитые узоры; Или росы ермонские, Нам радуя взоры, Ниспадают на святые Сионские^{194} горы, Творя добро разным тварям, И земле, и людям, — Так и братьев своих добрых Господь не забудет, Воцарится в доме тихом, В семье дружной, светлой, И пошлет им счастье-долю На многие лета.

136

На потоках Вавилонских, Под вербами в поле, Сидели мы плакали В далекой неволе, И на вербы повесили Органы глухие, И, смеясь, нам говорили Едомляне злые: «Спойте песню вашу, может, Мы тоже заплачем, Или же вы нашу спойте, Невольники наши». Какую же будем петь мы? Здесь, на чужом поле, Не поется веселая В далекой неволе. Если я забуду стогны Иерусалима, Забвен буду, покинутый, Рабом на чужбине. И язык мой онемеет, Высохнет, лукавый, Если помянуть забуду Тебя, наша слава! И господь наш вас помянет, Едомские дети, Как кричали вы: «Громите! Жгите! В прах развейте! Сион святой!» Вавилона Смрадная блудница! Тот блаженен, кто заплатит За твою темницу! Блажен, блажен! Тебя, злую, В радости застанет И ударит детей твоих О холодный камень!

149

Псалом новый господу мы И новую славу Воспоем честным собором, Сердцем нелукавым; Во псалтыри и тимпаны Грянем, воспевая, Как карает бог неправых, Правым помогая. Преподобные во славе И на тихих ложах Радуются, славословят, Хвалят имя божье. И мечи, мечи святые Им вложены в руки Для отмщения неверным И людям в науку. Закуют царей кровавых В железные путы. Им, прославленным, цепями Крепко руки скрутят, И осудят губителей Судом своим правым, И навеки встанет слава, Преподобным слава.

19 декабря 1845

Вьюнища

Маленькой Марьяне Перевод В. Звягинцевой

^{195} Расти, расти моя пташка, Мой мак нераскрытый! Расцветай, цвети, покуда Сердце не разбито, Пока люди не добрались До тихой долины, Доберутся — насмеются, Иссушат да кинут. И ни годы молодые, Что красой повиты, Ни карие твои очи, Что слезой омыты, Ни девичье твое сердце Кротостью глубокой Не разжалобят, не тронут Несытого ока. Люди сыщут и погубят И тебя, родная, Кинут в омут… и погибнешь, Бога проклиная. Не цвети ж, цветок мой вешний, Вешний, нераскрытый, Увядай скорей, покуда Сердце не разбито.

20 декабря 1845

Вьюнища

«Проходят дни, проходят ночи …» Перевод Н. Ушакова

* * *

Проходят дни, проходят ночи, Проходит лето. Шелестит Лист пожелтевший; гаснут очи, Заснули думы, сердце спит. И все заснуло… И не знаю, Живу ли я, иль доживаю, Или по свету так влачусь, Ведь уж не плачу, не смеюсь… Доля, где ты? Доля, где ты? По тебе тоскую! Если доброй жалко, боже, Дай хоть злую, злую, Но не дай спать ходячему. Спать, не просыпаться И гнилою колодою По свету валяться. Дай мне жить, дай жить всем сердцем. Чтоб людей любило, А не дашь… так — злости, чтобы Мир испепелила! Страшно быть в оковах, страшно Умирать в неволе, Но страшней, куда страшнее Спать на вольной воле — Умереть и не оставить Ни следа на свете, Чтобы люди — жил ли, не жил — Не смогли ответить!.. Доля, где ты? Доля, где ты? По тебе тоскую! Если доброй жалко, боже, То дай злую! злую!

21 декабря 1845

Вьюнища

Три года Перевод П. Панченко

^{196} И день — идет и не идет, А года стрелою Пролетают, забирают Доброе с собою, Добрые уносят думы, Сердце разбивают О холодный, острый камень, Аминь распевают, Аминь всему веселому Отныне до века, И бросают на распутье Слепого калеку. Незаметные три года Даром пролетели, Но немало мне худого Причинить успели. Бедное, опустошили Сердце молодое, Погасили все доброе, Разожгли все злое. Лютым холодом, морозом Ту думу сковало, Что в московскую дорогу Катрю провожала, Что молилась с казаками В турецкой неволе И звезду мою, Оксану, Счастливую долю, Горючими умывала… Пока не подкрались Злые годы да все это Сразу не украли. Горько, тяжело утратить Родителей милых, Жаль супругу молодую Опускать в могилу, Тяжело растить, лелеять, Братья мои, братья, Малых деток неумытых В не топленной хате — Горе им, но как же горько Глупому такому, Что женой обзаведется, А она другому За три гроша продается Да еще смеется. Вот где горе! Вот где сердце Тотчас разорвется! Вот такое злое лихо  И со мною было: Сердце людям доверяло  И людей любило, И они его встречали, Хвалили, ласкали… А года тихонько крались, Слезы осушали, Слезы искреннего сердца; И прозрели очи У меня тогда… Как глянул — Молвить нету мочи! Вкруг меня не люди — змеи, Только змеи злые… И высохли мои слезы, Слезы молодые. И теперь я свое сердце Ядом злым врачую, Не пою теперь, не плачу, А совой кричу я. Так-то, люди. Поступайте, Как вы там хотите: То ли громко осуждайте, То ль тайно хвалите Мои думы, будь как будет, Не вернутся снова Мои годы молодые, Веселое слово Не вернется… И я сердцем К вам не возвращуся. И не знаю, где я буду И где я приткнуся, Кто поговорит со мною, Кого успокою, Перед кем родные думы, Не боясь, открою? Думы мои! Годы мои, Три тяжелых года. Кто ж детей моих пригреет — Злых и невеселых? Не ищите, где погреться, Спите дома, дети… Я ж собрался встретить новый, Год четвертый встретить. Здравствуй, в свитке прошлогодней Новый год! Четвертый! Что несешь ты Украине В котомке потертой? «Благоденствие, что бедным С манифестом снится»^{197}. Ну что ж, иди, да не забудь Нужде поклониться.

22 декабря 1845

Вьюнища

Завещание Перевод А. Твардовского

Как умру, похороните На Украине милой, Посреди широкой степи Выройте могилу, Чтоб лежать мне на кургане, Над рекой могучей, Чтобы слышать, как бушует Старый Днепр под кручей. И когда с полей Украины Кровь врагов Постылых Понесет он… вот тогда я Встану из могилы — Подымусь я и достигну Божьего порога, Помолюся… А покуда Я не знаю бога. Схороните и вставайте, Цепи разорвите, Злою вражескою кровью Волю окропите. И меня в семье великой, В семье вольной, новой, Не забудьте — помяните Добрым, тихим словом.

25 декабря 1845

в Переяславе

Лилея Перевод М. Комиссаровой

^{198} «За что меня, как росла я, Люди не любили? За что меня, как выросла, Бедную, убили? За что они теперь меня В дворцах привечают, Царевною называют, Очей не спускают С красоты моей? Дивятся, Меня ублажают! Брат мой, цвет мой королевский^{199}, Ответь, умоляю!» «Я, сестра моя, не знаю», — И, сестру жалея, Королевский цвет склонился; Наклонился, рдея, Он к белому, поникшему Личику лилеи. И заплакала лилея Росою-слезою… Заплакала и сказала: «Братец мой! С тобою Мы давно друг друга любим, А не рассказала, Как была я человеком, Сколько я страдала… Мать моя… о чем она, О чем так скорбела, На меня, на свою дочку, Смотрела, смотрела И плакала… Я не знаю, Мой любимый братец, Кто принес ей столько горя? Я была дитятей, Я играла, забавлялась, А она все вяла Да нашего злого пана Кляла-проклинала. И умерла… А меня пан Воспитал, проклятый. Я росла и подрастала В хоромах, в палатах И не знала, что я дочка, Дочь его родная. Пан уехал в край далекий, Меня покидая. И прокляли его люди, Хоромы спалили… А меня, за что — не знаю, Убить не убили, Только длинные мне косы Остригли, накрыли Меня, стриженую, тряпкой, Еще и смеялись. А евреи и те даже На меня плевали. Так-то вот на свете, брат мой, Со мной поступали. Молодого, короткого Мне дожить не дали Люди веку. Умерла я Зимою под тыном, А весною расцвела я Цветком при долине, Цветком белым, как снег белым! Лес развеселила. Зимой люди… о, боже мой! В хату не пустили. А весною, словно диву, Мне они дивились, Я девушек украшала, И для них я стала Лилеею-снегоцветом; И я расцветала И по рощам, и в теплицах, И по светлым залам. Скажи ты мне, милый братец, Королевский цветик, Зачем же бог меня сделал Цветком на сем свете? Чтоб людей я веселила, Тех, что погубили И меня и мать?… Всещедрый, Святой боже милый!..» И заплакала лилея, И, ее жалея, Королевский цвет склонился; Наклонился, рдея, Он к белому, поникшему Личику лилеи.

[Киев, 25 июля 1846]

[Нижний Новгород, 6 марта 1858]

Русалка Перевод В. Инбер

«Родила меня родная В палатах красивых И сошла со мною ночью Вниз к Днепру с обрыва. И в Днепре она купала Меня темной ночкой, Поучала: «По теченью Плыви, моя дочка. Да выплывай русалкою. Завтра, среди ночи, Я выведу гулять пана, Ты и защекочешь Того пана, моя радость: Пускай не смеется Надо мною, молодою, Пускай пьет-упьется Не моими кровь-слезами — Синею водою Днепровскою… Пусть гуляет С дочкою, с тобою. Плыви ж, моя родимая, Моей дочки малой Не обидьте, волны! волны!» — Да и зарыдала — Убежала. А я плыла, Гонима волною. Пока сестры не встретили, Не взяли с собою… Уж неделя, как расту я, С сестрами гуляю. В час полуночный из дому Отца поджидаю. А быть может, как бывало Под тем грешным кровом, С паном любится-пирует Мать родная снова?…» Тут умолкла русалочка И в Днепре плеснулась, Как плотичка. Только ветка Тихо покачнулась. Что-то матери в богатых Не спится палатах: Пана Яна нету дома. Тоскою объята — Вышла, подошла к обрыву, Вспомнила тут дочку, Как купала, не молчала, Дитя поучала. Ну, да что об этом думать! Что прошло, то сплыло. И пошла к себе в палаты, Да не тут-то было! Не опомнилась — догнали Ее водяницы, Да как начали, как стали С ней играть-возиться. Радешеньки, что поймали, — Вот была потеха! Под конец швырнули в невод… Что тут было смеха! Одной только русалочке Было не до смеха.