Кофе и полынь

«Надо сказать мистеру Чемберсу, чтобы всё сломанное починили», – подумала я, и к горлу подкатил комок.

Нет. Не всё можно починить, не всё можно исправить…

Каждое следующее действие или мысль причиняли только боль, делали хуже. Страшно было надеяться на то, что сон – просто сон, и Лайзо жив, где-то там, далеко, ведь если надежда не оправдается… Попусту надеяться – лишь растягивать агонию.

Игнорировать случившееся и жить, словно ничего на самом деле не произошло – кощунство.

Но признать раз и навсегда, что он правда мёртв?..

Невозможно.

– Наверное, я всё-таки ещё надеюсь, – губы у меня дрогнули, но улыбнуться так и не получилось. – Значит… значит, надо продолжать.

В конце концов, Валх не побеждён. Дети – Кеннет, Чарли и Лиам… да и не только они, все мы ещё в опасности. И если всё началось из-за меня, верней, из-за нашей семьи и связи с Алвен, то мой долг – положить этому конец…

Нет. Не долг.

Я так хочу.

Мир вокруг был одновременно ясным до рези в глазах и ускользающим. В точности как после бессонной ночи, хотя я-то, похоже, в отличие от других обитателей особняка, спала беспробудно. Воздух казался свежим и колким; пахло опавшими листьями, а в разрывы туч то и дело показывалось голубое небо, холодное и далёкое.

Оправив одежду, я глубоко вздохнула, толкнула дверь комнаты… и чуть не юркнула обратно, трусливо пискнув.

Снаружи, у порога, стоял Джул.

Вот только выглядел он… немного иначе, да. Словно бы повыше ростом, хотя куда уж больше; волосы багровели, как свежая кровь; глаза казались чёрными, и на секунду померещилось даже, что чернота заполняет их целиком, от века и до века.

– Я благодарен, – неожиданно сказал он, и я замерла, так и не успев попятиться в комнату. – Клэр сейчас с детьми, он не придёт. Не может отойти. Боится за них. Он их любит.

Возникла пауза. Я сглотнула и согласилась, чтобы не молчать и не множить неловкость:

– Да, очень любит. У него доброе сердце, хотя он открывает его не всякому.

– Всякому, кто нуждается, – непонятно ответил Джул и, слава Небесам, наконец чуть отвёл взгляд. – Я многое могу, но не всё. Тебе понадобится помощь такого, как я, чтобы загнать того, кто охотится за тобой. Я помогу. За всё, что сделано, отплачу. Я умею быть благодарным.

В горле резко пересохло, и я едва совладала с собой, чтобы невозмутимо склонить голову:

– Что ж, очень хорошо. Я запомню. И, к слову, не подскажете, где мистер Чемберс?..

Джул любезно подсказал. И я, воспользовавшись предлогом, спешно ретировалась, даже не попеняв на свойское обращение ко мне и ещё более фамильярное отношение к дяде Клэру.

…и как только Клэр умудрился пригреть у себя под крылом такое чудовище!

К счастью, мистер Чемберс выглядел как обычный человек, более того, как человек крайне уставший, измученный и встревоженный, в несвежей одежде и с пробивающейся щетиной. Очевидно, что ему некогда было ни отдохнуть, ни привести себя в порядок. Такая слабость – простая, человеческая, естественная – отчасти вернула мне уверенность. Я отдала указания насчёт завтрака – через час, плотный, разнообразный, но никакой рыбы и других резко пахнущих блюд. Затем попросила, чтобы мне наполнили ванну, а Юджиния приготовила чистую одежду.

– Только никаких тёмных тонов. Бежевое, лимонное, может, цвета фисташки или серо-голубое, – уточнила я.

Надевать даже подобие траура было невыносимо.

Удивительно, однако через час с небольшим мы все действительно собрались за столом, включая даже Кеннета, хотя он старался не отходить далеко от брата. Присоединился к нам за завтраком и Эллис; Мадлен тоже присутствовала – видимо, она вернулась вчера из кофейни уже ближе к полуночи и, по счастью, самое страшное тогда уже было позади. Вернее, так это выглядело со стороны: ведь Кеннет уже проснулся, целый и невредимый, а я…

У Валтеров особые отношения со снами.

Справившись с первым шквалом горя и вины, я старалась держаться, как обычно, и ни словом не упоминала о том, что произошло. Да и не было у меня правильных – привычных – слов, чтобы это описать… Эллис, усвоив урок, ни о чём меня не расспрашивал. Мэдди бросала иногда встревоженные взгляды, но и только. Паола держалась безупречно, заботилась о мальчиках и поддерживала непринуждённый разговор.

И всё равно я чувствовала себя, как в осаждённом городе.

В конце завтрака принесли газеты; конечно, о ночном налёте на Бромли – неудавшемся – не было ни строчки.

Тем не менее, жизнь шла своим чередом, к добру или к худу.

Уже когда мы с Мэдди собирались ехать в кофейню, Клэр перехватил меня на лестнице. Как бы случайно оказался рядом и, когда я неминуемо оступилась, посторонившись слишком резко, поддержал под локоть, одновременно притягивая к себе. Он стоял на ступень выше, глядя снизу вверх; сильное тело фехтовальщика, тяжёлый взгляд человека, многое испытавшего, сжатые в полоску губы…

– Вы ведь не расскажете, что случилось, Виржиния?

Хватка на моём локте стала чуть жёстче.

Что ж, у него всегда были чересчур сильные пальцы для того лентяя, гуляки и эстета, каким он притворялся.

– Ничего, – солгала я, отворачиваясь.

– Что вы увидели во сне?

– Ничего.

– Значит, кого-то?

Я резко обернулась. Клэр, не отрываясь, смотрел на меня.

– Ещё ничего не закончено! – вздёрнула подбородок я, имея в виду то ли битву с Валхом, то ли смерть Лайзо… жизнь Лайзо. – Так что просто поговорим об этом позже. Пока есть и другие дела. И я не дам в обиду ни мальчиков, ни Юджи, ни Мадлен, ни Эллиса, ни…

Договорить он мне не дал, обнял вдруг крепко-крепко, уткнулся носом в висок.

И – я двинуться не смела, не смела вздохнуть – прошептал:

– В моей жизни никогда не было чудес, дорогая племянница. Если я что-то терял, то навсегда; если появлялась надежда, то она меня обманывала. Но если вдруг мне полагается какое-то чудо напоследок, то я бы лучше отдал его вам. Мне-то уже не нужно.

Я замерла на секунду… а потом оттолкнула его с яростью, удивившей меня саму:

– Не смейте так говорить! Вы… вы… – я никак не могла подыскать слов, а потом вспомнила, что сказал Эллис миссис Гибсон. – Вы молоды! А если услышу ещё раз нечто подобное, то я вас женю!

– Какая неслыханная жестокость, – фыркнул Клэр и отвернулся, как мне показалось, немного сконфуженный. Не то из-за моей вспышки, не то из-за собственной минутной слабости… – И спасибо за Кеннета.

– Не стоит. Он и моя семья тоже, – ответила я и, расправив юбки, двинулась наконец к выходу.

Тот день прошёл как в тумане. Я была рассеянна и отвечала невпопад, хотя и реже, чем можно было ожидать. А ближе к вечеру произошёл ещё один разговор, пожалуй, самый тяжёлый из всех.

Зельда появилась уже после заката, непривычно тихая, сгорбленная и будто бы постаревшая. Тихо села с краю, где как раз освободился стол, и подперла кулаком подбородок.