Кофе и полынь

И я поняла: она знает.

Может, не всё и не в подробностях, но знает, и боится, и скорбит.

Быстро завершив беседу с Луи ла Роном, который, увы, ничего не слышал ни о дирижаблях, ни об атаке минувшей ночью, но обещал разузнать, я сама взяла на кухне два кофе с горьковатым травным ликёром и отнесла за столик. Зельда на свою чашку даже не взглянула.

– Всё утро раскладываю карты, – осипшим голосом произнесла она. – А там смерть да смерть. И на сердце тяжело.

«Мне очень жаль», – рвалось с языка.

Но сейчас вежливые, но бездушные соболезнования не значили ничего, верней, всё только портили, и потому я только сказала:

– Иногда карты врут. Иногда и сны ничего не значат.

– Бывает, и так, – растерянно кивнула Зельда. И уставилась на меня исподлобья, будто бы с надеждой: – Лайзо, когда ещё мальчонкой был, нагадал себе пышную свадьбу в королевском дворце. Ух и посмеялась я тогда над ним… А теперь сижу и думаю: а вдруг он верно увидел? Он же ведь сызмальства колдун.

– Колдун, каких поискать, – согласилась я. И почувствовала, что губы у меня дрожат. – Зельда, я… я его люблю. Я очень, очень его люблю, это правда, я…

– Ох ты ж бедная девочка…

Она обняла меня всё же, не смущаясь гостей в кофейне.

Впрочем, никто, кажется, и не смотрел.

Ночь была долгой, полной тягостных, но бессмысленных снов, а утро – тяжёлым. А потом поднялся ветер. Он разогнал остатки туч, высушил крыши, стряс пожелтевшие листья с веток.

С ветром пришёл и Эллис – переступил порог кофейни, как ни в чём не бывало, и широко улыбнулся:

– Виржиния! Я к вам с новостями. Думаю, что я нашёл убийцу и почти догадался, где документы. Осталась самая малость… Ну как, вы в деле? Присоединитесь к представлению?

Я оглядела зал, пока ещё пустой – слишком рано, до открытия добрый час…

«Если хочу побороться, то сидеть на месте нельзя».

И я ответила:

– Конечно, да! Но, может, сначала по чашке кофе?

Кофе я сварила сама, давая время Эллису и Мадлен поговорить наедине… и дать себе возможность на это не смотреть. На то, как они украдкой держались за руки; на нежные взгляды. Я была за них рада, от всего сердца, и искренне желала им счастья, но каждый раз внутри словно сжималось что-то.

Как напоминание о том, что счастье очень хрупко.

Кофе я сделала чёрным, без молока, зато с ароматным сухими «иголочками» розмарина, с бадьяном и цедрой лимона. Идеальное дополнение для медово-ореховых пирожных из слоёного теста, нарезанных маленькими квадратиками, как раз на один укус – Рене Мирей, едва оправившись от болезни, с энтузиазмом пустился в эксперименты, и вот теперь уже Георгу приходилось изучать свою записную книжку с рецептами, чтобы подобрать идеально подходящий к десерту напиток… К счастью, постоянных посетителей «Старого гнезда» новый опыт не пугал. Вкус кофе с розмарином был не то как у микстуры, не то как у ликёра «на девяти садовых травах», о чём Эллис не преминул с одобрением сообщить, прежде чем приступить к рассказу.

– Итак, посылку для покойного графа Ллойда, которую я так ловко перехватил, снова пытались похитить. И на сей раз это был настоящий алманский шпион, без дураков, – хмыкнул он. – Ваш маркиз даже подозревал его, ну а тут бедолага ввязался в совершенно бессмысленное мероприятие и окончательно себя раскрыл.

– То есть вас можно поздравить с крупным уловом? – поинтересовалась я, немного пригубив из чашки. В запахе лимонной цедры мне чудилось что-то вербеновое, и обычный кофе превратился в тяжёлое напоминание. – Или пока рано?

Судя по выражению лица, внутри у Эллиса желание прихвастнуть боролось с чувством справедливости; победило последнее.

– Ну, этот шпион – мелкая сошка, – нехотя признался он. – Нет, нам удалось вытянуть из него кое-что полезное, и теперь понятно, что из всей посылки заказчиков интересуют лишь книги. Их там несколько. Как считает Рокпорт, в книге спрятан шифр… Но шпион об этом, увы, не знает. Зато он сдал нам своего куратора, а ещё признался, что предыдущим его заданием было присматривать… угадайте, за кем.

Учитывая нашу недавнюю поездку в дом призрения, а также все подозрения, колебалась я недолго.

– Мистер Гибсон?

– В точку! – широко улыбнулся Эллис. Но почти сразу же поскучнел и досадливо постучал ногтями по столешнице. – Но есть одна загвоздка. Гибсон – твёрдый орешек. Его нельзя запугать. По большому счёту, ему нечего терять. Он даже не боится боли, Виржиния: я видел, как на кухне поварёнок случайно задел кастрюлю и едва не разлил кипяток. Так вот, Гибсон удержал её голой рукой, не изменившись в лице, и спокойно попросил у меня разрешения отойти, чтобы обработать ожог… Если этот человек и виновен, то даже неопровержимые улики не заставят его говорить. Признать вину-то он признает, но нам этого мало, понимаете?

– Нужны сведения о сообщниках, – кивнула я.

– А сообщники у него есть… – Эллис вздохнул и подпёр щёку рукой. – После визита в дом призрения и изучения приходных книг я почти уверен, что Гибсону заплатили, причём дважды. Первый платёж, год назад – небольшой. Думаю, не ошибусь, если предположу, что это милостыня, знак поддержки, способ навести мосты. А вот второй… Там сумма уже серьёзная. И глядите, как удачно совпало с убийством Каннинга!

Я нахмурилась, вспоминая некролог; теперь, с учётом новых знаний, он выглядел иначе.

– Тогда писали, что его смерть стала «роковым, но закономерным» последствием образа жизни. Признаюсь, я приняла это за метафору, возможно, за намёк на беспробудное пьянство.

– Ну, вы стали смелее, чем два года назад, но в некоторых областях по-прежнему наивны и невинны, – незло поддел меня Эллис. – И хорошо: быть человеком, искушённым в пороках, тяжело при любом раскладе. Если вы знаете то и это, но притом вы высокоморальны, то обречены на тревогу и гнев; если моралью и не пахнет, то легче лёгкого упасть на дно, а на дне долго не живут.

– Вы забыли о третьем варианте: когда от падения на дно, по вашему же выражению, останавливает не мораль, а разум, – откликнулась я механически, по давней привычке остроумно парировать любую спорную реплику, прозвучавшую в кофейне. И сама же над собой посмеялась: – Мы сейчас с вами наговорим на целую поэму пера миссис Скаровски! Давайте вернёмся к делу. Думаете, что Гибсон как-то связан с убийством Каннинга?

Эллис откликнулся не сразу; он откусил от пирожного, как-то излишне философски взглянул на место укуса и отпил кофе, затем вздохнул и только тогда ответил: