Когда мы встретимся вновь

Шаги замерли совсем рядом. Он стоял прямо позади нее – она чувствовала его присутствие так явно и остро, как если бы смотрела ему в лицо. Антуанет на мгновение замерла. Тело попеременно обдавало то жаром, то холодом, щеки горели, а кровь тяжело билась в висках. Непослушными пальцами ей кое-как удалось завязать пояс фартука, и она потянулась за косынкой, мысленно умоляя его уйти. Просто уйти.

Крест долго смотрел на стоящую перед ним женщину. Женщину, которую он так долго любил и ненавидел, но которую так и не сумел выбросить из своего сердца. И вот теперь, спустя восемнадцать лет, она была так близко, всего в шаге от него. И между ними больше не было лжи. Но она выглядела такой холодной и спокойной.

«Вот уж воистину святая. Ни слез, ни просьб, только ледяное прощание да избитое пожелание удачи. Антуанет-Антуанет… Неужели после всего, что между нами было, ты можешь мне сказать лишь эти безликие равнодушные слова? Неужели та страсть, что жила в тебе восемнадцать лет назад, умерла навсегда? Что ж… Спи в своей холодной святости. Прощай».

Чуть улыбнувшись кончиками губ, он наклонился к ней совсем близко. Нос защекотал знакомый аромат горьковатой свежести. Закрыв глаза, Крест глубоко вдохнул его, словно стараясь запомнить навсегда.

– Спасибо, Антуанет, – тихо сказал он.

Женщина замерла и только тут он заметил, как она напряжена. Да и движения ее рук, бессмысленно вертевших косынку, стали какими-то резкими, суетливыми, даже нервными. А затем она чуть повернула голову, словно хотела взглянуть на него, но очевидно передумала и снова отвернулась. Но этого короткого, почти неуловимого мгновения оказалось достаточно, чтобы он успел заметить слезы, тускло блестевшие на ее щеках.

– Пожалуйста, – прошептала она едва слышно.

– Антуанет…

Он осторожно коснулся ее плеча, но она отшатнулась и сжалась, обхватив себя руками за плечи и по-прежнему избегая его взгляда.

– Уходи, Крис, – хриплый надорванный шепот, совсем не похожий на ее обычный голос, разорвал тишину комнаты. – Ты уже попрощался. А теперь уходи. Уходи!

Антуанет подошла к своей постели и принялась поправлять и без того аккуратно расправленное одеяло, отчаянно прислушиваясь к тому, что происходит позади нее, в надежде услышать его удаляющиеся шаги и одновременно боясь услышать их. Но там было тихо. Разгладив последние невидимые морщинки на шерстяной поверхности, она выпрямилась и замерла, не оборачиваясь.

– Ты что-то еще хочешь мне сказать?

– Да.

Его бархатный голос обжигающей волной ударил в сердце, отозвавшись сладкой болью. Антуанет закрыла глаза, растворившись на мгновение в его невидимой ласке, а затем глубоко вздохнула, собирая остатки воли, но в этот момент две сильных руки мягко, но крепко обняли ее за плечи, разворачивая к себе. От неожиданности она ошеломленно замерла в его объятиях, а ее растерянный, затуманенный слезами и болью ореховый взгляд встретился с черным -бездонным, полыхающим страстью и упрямством.

– Отпусти меня, – одними губами прошептала Антуанет и сделала слабую попытку вырваться, но он лишь крепче прижал ее к себе, удерживая не столько руками, сколько этим яростным взглядом, вернувшимся из далекого мертвого прошлого. – Крис…

– Ш-ш… – шепнул он, целуя ее губы. – Молчи. Тебе нужно было прогнать меня раньше. А теперь слишком поздно. Я ждал тебя восемнадцать лет. Всю жизнь. И теперь ты – моя!

Сквозь пелену слез, застилающую глаза, Анутанет всмотрелась в его лицо, ее губы дрогнули в слабой, но исполненной такого счастья улыбке, что в комнате стало светлее.

– Ты совсем не изменился, Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, – пробормотала она и, обняв его, ответила на поцелуй.

«И где его носит?! Уже третий час ночи, а ему завтра уезжать!!! И о чем только думает месье Крест?!! Господи, я только надеюсь, что с ним ничего не случилось».

Жоа вошла в барак и быстро прошла по темному коридору. Прошло уже больше двух часов, как Крест отправился поговорить с Антуанет, но он до сих пор не вернулся, и с каждой минутой Жоа беспокоилась все сильнее и сильнее.

«А может, они до сих пор разговаривают? – она в нерешительности замерла у двери. – Да нет, не может быть. О чем можно говорить столько времени? В любом случае, нужно спросить Антуанет. В конце концов, она – последняя, кто его видел. А если она спит? Я специально изменила расписание, чтобы она могла отдохнуть. Черт побери, жаль, но придется ее разбудить. Работа прежде всего. Особенно если речь идет об одном из пациентов. Ведь если он не здесь, значит, с ним наверняка что-нибудь случилось! Господи, надеюсь, они все еще разговаривают».

Неуверенно потоптавшись у двери, Жоа прислушалась, но изнутри не донеслось ни звука. Девушка вздохнула и открыла дверь. Первое, что ей бросилось в глаза – это догорающий фитиль непогашенной керосиновый лампы на столе и странная груда серой ткани на темном полу рядом с кроватью Антуанет. Присмотревшись, она узнала платье старшей медсестры.

«Но…»

Жоа медленно подняла глаза и застыла. Антуанет действительно спала. Но не одна. Рядом с ней лежал Крест. Он лежал на спине, подложив одну руку себе под голову, а другой обнимая лежащую рядом женщину. Голова Антуанет удобно устроилась у него на плече, а длинные каштановые волосы волнистым дождем разметались по его обнаженной груди и ее спине, окутывая их подобно шелковому покрывалу. Их лица дышали таким безмятежным покоем и счастьем, что на какое-то мгновение Жоа показалось, будто бы они даже стали моложе.

«По крайней мере, теперь я точно знаю, что с ним все в порядке. Вернее, с ними обоими все в порядке».

Стараясь не шуметь, девушка осторожно приблизилась к постели, подняла платье Антуанет и, расправив его, аккуратно повесила на спинку кровати, а затем потушила лампу и тихо вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Продолжение следует…

====== Часть 20. Родео ======

Сентябрь 1918 года.

Дом Пони.

За окном, окрашивая небо алым пламенем, догорали последние лучи заходящего солнца. С востока уже наползала ночь.

Отвернувшись от окна, Пати в последний раз провела расческой по волосам и направилась к столу. Выдвинув ящик, она уже хотела положить расческу на место, но внезапно замерла, а задумчивый взгляд карих глаз стал неподвижным и напряженным – на дне ящика из-под стопки книг и листов бумаги виднелся уголок толстой тетради в черной кожаной обложке. Застыв, словно статуя, девушка молча смотрела на нее. Ночные тени скользили по полу, собираясь по углам, сумерки сгущались, но она не замечала этого. Она не замечала ничего. Внезапно раздавшийся осторожный стук в дверь заставил Пати вздрогнуть и обернуться. Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Дэни.