Когда налетел норд-ост

Когда они вышли из ресторана, Женя спросила:

— А рынок здесь есть?

Всегда, приезжая в незнакомый город, она ходила на рынок, и не столько ради покупок, сколько для того, чтобы по его товарам, продавцам и покупателям понять, что это за город и что за люди живут в нем.

— Какой же поселок без рынка? Колька говорил, что он за баней…

Рынок, окруженный невысокой оградой, разместился под большими старыми тополями. За длинными столами скучали продавцы, несколько ленивых курортниц с яркими сумками ходили и приценивались.

— Не густо здесь, однако! — сказал Дмитрий. — Чего купим?

Женя быстро окинула взглядом столы.

— А хотя бы орехов! Давно не ела фундук. У нас его нет — только кедровые.

— Фундук так фундук! Заодно проверим, что здесь за народ.

— Как ты это проверишь?

— Сейчас увидишь. Не люблю, когда меня обманывают. Итак, не удивляйся… — Он подошел к седой, сухонькой, в белом платочке и фартуке бабке с мешком фундука.

— Почем?

— Двадцать копеек, сынок, первосортный… Дешевле не найдешь… — Бабка пододвинула ему граненый стакан.

— А почему в нем пустого места больше, чем заполненного? Надуть хочешь сынка? Воздухом торгуешь.

Жене стало неловко. Она стеснялась торговаться, не умела, как говорил Дмитрий, постоять за себя.

Бабка засуетилась, тут же потрясла стакан, добавила в него еще немного орехов и высыпала в карман сначала один стакан, потом другой.

— Сразу бы так. — Дмитрий, довольный собой, обернулся к Жене. — А как насчет персиков? Есть желание?

— Ни одного еще не съела в этом году!

Дмитрий подошел к небритому худому старику, сам положил несколько пушистых желтых персиков из корзины на ржавые старинные весы со стрелкой и спросил:

— По твоим весам, дедка, вроде бы килограмм?

— Верно, — подтвердил тот, — ровно килограмм… Берешь?

— А не маловато ли для килограмма персиков?.. Проверю — не возражаешь? — И, не дожидаясь согласия, Дмитрий переложил персики на обычные весы с гирями, стоявшие рядом. — Недовес-то какой, а? Ай-ай, нехорошо, дедка… Мы приближаемся к светлому будущему, а ты?

Старик что-то недовольно проворчал, бросил на весы еще персик и, не глядя на Дмитрия, высыпал их в куль из газеты.

— Все они здесь такие, воспитывать их надо, — назидательно и в то же время как бы ища у Жени поддержки, сказал Дмитрий.

— Верно, Дима… Здорово ты их! — тут же, не задумываясь, поддержала его Женя, однако на душе у нее был неприятный осадок. Ей не хотелось бы никогда больше встречаться на рынке ни с этим стариком, ни с бабкой.

— Пойдем, Дима, за речку, хочется тишины, а главное, чтобы ни души вокруг. Я ни разу не была в кавказском лесу…

— Что ж, я не против. Но как мы будем там колоть орехи? Зубами? У зубных кабинетов всегда длинные очереди…

— Димка, ты как ребенок! А камни на что? Захватим — и дело с концом.

Он нашел два увесистых камня и положил их в карман.

Они прошли через длинный мост, сбежали с откоса и по едва заметной тропинке углубились в перепутанную лианами чащобу. Здесь было так дико, будто и не было под боком Джубги. Высоко над ними синело бесконечное небо, суматошно летали разноцветные бабочки. Женя держала под руку Дмитрия, всем телом ощущая его горячий крепкий локоть. И хотя идти было тесно и неудобно, она не отпускала его. Несколько раз они сворачивали на боковые, более тесные и узкие тропинки, попадали на крошечные уютные полянки и наконец на одной из них присели отдохнуть. Дмитрий выгреб из кармана орехи и горкой сложил на траве, из другого кармана извлек камни. Один — плоский — служил наковальней, другой — кругловатый — молотом.

Выбрав самый крупный орех, Дмитрий расколол его и протянул Жене. Вместе с орехом она тихонько потянула его за руку к себе.

— Ты что?

— Я хочу тебя поцеловать, Дима… — Она прикоснулась щекой к его щеке, обняла и, зажмурившись, поцеловала в шершавые губы. На мгновенье испугалась собственной смелости, но не было сил противиться этому, да и не нужно. Она почувствовала поцелуи на лбу, на шее, плечах, еще крепче обняла его, ничего уже не помня и ни о чем не думая…

Глава 12 СИНИЕ ЛЫЖИ

Через день море успокоилось. Снова на пляже появились загорающие — кто под тентом, кто просто на разостланных полотенцах. Толстенная тетка ходила по берегу и продавала бусы из раскрашенных ракушек и большие розоватые рапаны; у чебуречной «Светлячок» в плавках и купальниках простаивали в очереди любители пива, шашлыков на деревянных палочках и жирных — масло с них капает — чебуреков. Море оглашалось криками и смехом.

В этот день, когда ярко светило солнце и пляж жил своей безалаберной жизнью, один малыш, оседлавший у берега огромного резинового морского конька, вдруг завопил, показывая пальцем на море. Все, кто был поблизости: дулся в карты, читал или ел виноград, — невольно поглядели в его сторону. Метрах в ста от берега мчалась моторка, а за ней человек на лыжах в белой рубахе и пробковом шлеме. Он шел зигзагами, резко меняя курс.

— Ой, смотрите! — крикнул кто-то. — У него шапка упала!

Лодка развернулась и помчалась в обратном направлении. В одно мгновенье человек нагнулся, но, видно, промахнулся. Лодка сделала второй заход, человек снова рывком пригнулся, схватил шлем, надел его на голову и понесся вдоль берега.

— Смельчак какой! — сказал кто-то.

— А по-моему, задавака и пижон! — бросил другой.

Между тем моторка с лыжником почти исчезла из поля зрения, потом снова появилась в белых бурунах и пене, подлетела к причалу, где сидели Женя, Колька, Лизка, Андрюшка и Валера.

Женя с восторгом смотрела на Дмитрия. Он летел по волнам и во весь рот улыбался. На полном ходу он отпустил у берега веревку и на широких синих лыжах вынесся на мелководье. С трудом удерживая равновесие, он легонько коснулся одной рукой гальки.

Женя бросилась к нему.

Дмитрий спокойно снял лыжи и вышел на берег.

— Проиграла? — спросил он. — Только снизу чуть подмочил.

Женя потрогала его рубаху.

— Сухая! Вот не думала! Ну что ж, с меня «Мускат» или «Кокур»! Сегодня же куплю…

— Где распиваем?

— Где хочешь… Мне все равно.

С Дмитрием везде было хорошо — и у моря, и в летнем кинотеатре, и на прогулках, и в его комнатушке. Оба они за эти два дня устали, похудели и обалдели от счастья. Губы опухли от поцелуев, глаза смотрели отрешенно и… виновато. Никого, кроме себя, не замечали они вокруг. Точно во всей Джубге были только они двое.