Когда наступает рассвет

Домна взглянула на солнце, давно перевалившее за полдень, ахнула:

— Ой, что я делаю! Сестра, наверное, заждалась, и мать будет беспокоиться. Высадите меня на берег, побегу!

Мартынов подогнал лодку к каменистому берегу. Проня, помогая девушке выйти на сушу, спросил:

— Выходит, договорились насчет поездки?

— Посоветуюсь с домашними, тогда и скажу, — пообещала Домна. — Вас когда будут отправлять?

— Дня через два.

— Прощайте! — Домна помахала рукой Мартынову.

— Постой, чуть не забыл! — спохватился Проня и, порывшись, вытащил из кармана бусы. — Бери, говорю! Сохрани у себя! — сказал он и добавил тихо — Иль, честное слово, заброшу вон туда, на середину реки!

Домна застеснялась Мартынова. Но тот, словно не замечая молодых людей, наблюдал, как в прозрачной воде бойко шныряли рыбешки.

Полнимая зеленые бусы, Домна сказала чуть слышно:

— Спасибо! Мы еще встретимся!

Девушка побежала в гору по утоптанной тропинке, по которой ходили к реке за водой.

Поднявшись на берег, Домна остановилась и, часто дыша, смотрела на удаляющуюся лодку. С высокого крутого берега ей хорошо было видно, как лодка пересекла реку и начала подниматься вдоль отлогого песчаного берега, где течение было медленнее. На корме теперь сидел Проня. Он легко и уверенно работал веслом— широкоплечий и сильный, как сказочный богатырь Перя [8] .

Прощальный обед

1

Кондрат Мокеевич Космортов, доверенный известной по всему северу архангельской лесопромышленной фирмы «Кобылин — Лунд и К°» в воскресный день готовился дать прощальный обед.

8

Перя — герой популярной коми сказки «Богатырь Перя».

Его сын Михаил, преуспевающий помощник дворцового архитектора, приехавший с супругой в Усть-Сысольск навестить родителей, через несколько дней собирался возвращаться в Петроград. Не лишенный честолюбия папаша вознамерился устроить такие проводы, чтобы они надолго запомнились.

В большой двухэтажный дом Космортовых, стоявший на живописном месте у заливчика, гости стали собираться вскоре после обедни.

Встречал гостей сам Кондрат Мокеевич. Поздравлял с праздником, приглашал рокочущим басом:

— Прошу в залу! Покурите, отдохните, пока остальные собираются. Будьте как дома…

Несмотря на свои шестьдесят лет, он выглядел еще крепким. Был рослый, с внушительной раздвоенной бородкой. Его смугловатое лицо, с широкими в меру скулами, можно было бы назвать даже приятным, если бы не глаза — острые ястребиные, под темными кустистыми бровями. Руки, в молодости ловко орудовавшие топором на заготовке сортового леса, теперь нелепо торчали из рукавов дорогого сюртука.

В просторной и светлой зале, где были накрыты два длинных стола, гостей встречала молодая чета: архитектор Михаил Кондратьевич и его супруга Софья Львовна, одетые по-столичному. Он был в черном фраке из тонкого английского сукна, в ослепительно белой сорочке, галстуке бабочкой и лакированных штиблетах. Она в бальном платье, отделанном тонкими дорогими кружевами, с массивным золотым кулоном на груди. Волосы ее, причудливо уложенные высокой башенкой, слегла оттягивали голову назад.

Софья Львовна принимала гостей величаво, не утруждая себя поклонами. Лишь когда в дверях показался Латкин, она приветливо кивнула ему и протянула холеную руку в белой кружевной перчатке.

— Как мы рады, Степан Осипович, видеть вас у себя!

Латкин галантно поклонился, поцеловал ручку даме и похвалил ее прическу. Довольная Софья Львовна слегка возразила:

— Ах, милый друг, не льстите мне! Я здесь совсем опустилась, перестала за собой следить! —

И, обращаясь к мужу, сказала томно — Мишель! Не давай скучать нашему другу…

Софья Львовна говорила немножко в нос, подражая французской манере.

Происходила она из некогда весьма почтенного дворянского рода, чем весьма гордилась, хотя род ее давно разорился. Училась в модном тогда училище живописи, ваяния и зодчества, где и познакомилась с молодым Космортовым. Ее родители вначале и слушать не хотели, чтобы породниться с каким-то «туземцем», как они за глаза называли своего будущего зятя. Но молодой зырянин оказался способным и к тому же денежным человеком, блестяще выдержал экзамен в императорскую Академию художеств. Его считали талантливым, прочили прекрасное будущее, а Софья Львовна при всей своей дворянской спеси была все же бесприданницей и своему будущему супругу ничего, кроме родового герба, принести не могла. Это и решило все — Софья Львовна, или, как ее называли в семье, Софи, стала женой Космортова.

Сын известного купца-прасола, Латкин тоже не знал нужды в деньгах, и земляки-студенты частенько встречались в столичных кабачках или ресторациях, пристрастились к цыганскому хору и, в общем, оба жили весело. Они и сейчас были между собой на короткой ноге, хотя и занимали разное положение в обществе. Во всяком случае, оба делали вид, что не забыли студенческие годы.

Михаил Кондратьевич, подхватив Латкина под руку, проводил его через всю залу к окну, из которого открывался вид на Сысолу, на Медвежий луг и на дальнюю Золотую гору с ее сосновым бором. Они поговорили о том, о сем, пошутили с Гыч Опонем, который одним из первых пришел сюда — большой и неуклюжий, в сапогах гармошкой и с расчесанными на прямой пробор, обильно смазанными лампадным маслом волосами.

— Ну как, Афанасий Петрович, будем сегодня танцевать падеспань? Или мою любимую польку-бабочку? — от нечего делать потешался над Гыч Опонем Латкин. В тщательно выутюженном костюме, выбритый и подтянутый, он выглядел щеголем.

— Погожу ужо! — широко улыбался Гыч Опонь. — Мы свое уже отплясали, Степан Осипович. Пора о другом думать, хи-хи!..

— Не хитри, человече! Небось не пропустишь… — начал было Латкин и остановился на полуслове: в дверях показался купец Суворов со своей молодой женой. Как на крыльях, подлетел к ним уездный агроном.

Супруга Суворова, тонкая и стройная, с пышными белокурыми косами, уложенными вокруг головы, подарила Латкину очаровательную улыбку. Улучив момент, когда Суворов отвернулся от них, Латкин шепнул ей на ухо:

— Мария Васильевна, вы сегодня удивительно похожи на русалку!

Вслед за четой Суворовых появился, скрипя сапогами, лысеющий воинский начальник Драгунов со своей пухленькой женой с ямочками на щеках. Затем, кланяясь на ходу, стремительно вошел акцизный чиновник. Скоро почти все приглашенные были в сборе. Не было лишь исправника и протопопа, дружбой с которым хозяин особенно дорожил. Без них Кондрату Мокеевичу не хотелось садиться за праздничный стол.

В ожидании обеда гости слонялись по дому, осматривали комнаты, мебель. Мужчины, собравшись в одной из комнат, курили, обсуждая утренние события. Подробностей никто не знал, и все с нетерпением ждали прихода исправника, который по своему служебному положению должен знать все.

Стены гостиной были оклеены обоями с золотым тиснением. На окнах колыхались тюлевые занавески. На видном месте стояло трюмо в резной рамке, почти упиравшейся в потолок. Перед столиком лежала шкура белого медведя, а на стене висел старинный герб города Усть-Сысольска с изображением медведя. Вдоль стен стояли массивные стулья, обитые дорогим штофом. В углу — рояль.