Когда не горят костры
Шрифт:
Они уходили всё дальше от центра, и Холли уверенно вела остальных за собой, твёрдой рукой сжимая поводья Мари Луид. Их встречали по-разному – кто-то охотно откликался на песни, кто-то спешил отделаться угощением, кто-то пенял на время, катившееся всё ближе к полуночи. Достойные соперники встречались ещё дважды, одному даже удалось перепеть Холли и закончить перебранку в свою пользу, но он всё равно вынес угощение и похвалил чучело Мари Луид – «жуткая, словно настоящий скелет!».
Холли, опьянённая не столько вином, элем и коньяком, сколько бурлящей,
Следующий дом выбрал Дэлвин. Он просто остановился у двери и не двинулся с места, и Холли, едва не споткнулась, не успев выпустить поводья из рук. Дом ничем не выделялся среди прочих, даже, пожалуй, был победнее и ухаживали за ним хуже.
– Ты уверен? – беззаботно уточнила она у Дэлвина. – Мне кажется, здесь ловить нечего.
Вместо него хрипло ответила Аннуил:
– О, цветочек, я знаю, здесь нас ждёт нечто особенное!
И она несколько раз громко стукнула в дверь. Почти сразу изнутри крикнули, словно хозяин караулил сразу за порогом:
– Кто там? Убирайтесь прочь, мы никого не ждём!
Холли улыбнулась и звонко запела, уже предвкушая, как за дверью раздастся облегчённый смех и их снова встретят вином и пирогами. Но не успела она допеть первый куплет, как изнутри снова закричали, перебивая:
– Убирайтесь прочь! Хватит вопить под окнами!
Холли сбилась и растерянно отступила назад. Окна дома так и оставались тёмными, зато замелькали огни у соседей. Впервые за ночь Холли почувствовала укусы холода и остро осознала, как может выглядеть агрессивно ломящаяся в дом компания, которую гонят от порога.
– Раз нам здесь так не рады, – дрогнувшим голосом предложила она, – может, вернёмся ближе к центру? Или просто – вернёмся? Уже действительно поздно.
– О нет, – в глазах Аннуил разгорался зловещий болотный огонь, – ночь в самом разгаре и вассейлинг тоже!
А Дэлвин шагнул к дверям и несколько раз стукнул по ним кулаком. Холли поспешно моргнула – ей показалось, что от его ударов по тёмному дереву разбегаются стрелочки изморози.
В нескольких домах зажёгся свет, Холли заметила силуэты людей, любопытно приникших к стёклам.
Она занервничала. Весёлый маскарад превращался во что-то не совсем законное.
– Ребят, хватит. Идём к другому дому, да хоть к соседям, там нас явно встретят лучше!
– Нам нужен этот.
Сначала Холли даже не поняла, кто это сказал, слишком низко и незнакомо прозвучал голос. Неужели Марх? Но нет, она видела его, он молчал. Не сразу она смогла осознать, что это сказал Дэлвин. Зачем он так пугает?
Холли сглотнула, шагнула к жениху, коснулась его плеча сквозь тонкую, неестественно ледяную простыню, прошептала сдавленно:
– Дэлвин, пожалуйста… не надо.
Но он снова поднял кулак и забарабанил в дверь. Теперь Холли отчётливо видела, как иней бежит по дереву, и оно трещит, не выдерживая мороза, лопается и расходится по волокнам. Спустя десяток секунд дверь перекосило. Марх отодвинул Холли в сторону и выбил её одним ударом.
– Дэлвин! Марх, не надо!
Аннуил втолкнула её внутрь, в пыльную сухую темноту.
–
Так-так-так, – нараспев протянула она, помахивая метёлкой, – кто здесь не чтит традиций, не ждёт гостей, не готовит угощение?Растрёпанный кряжистый мужчина попятился вглубь дома, губы его дрожали. Словно вся злость, вся смелость враз его покинули, стоило двери рухнуть. Он всё ещё сжимал кочергу, но даже не пытался сопротивляться, когда Марх легко выдернул её из рук.
– П-п-пожалуйста, уходите, – дрожащим голосом попросил он.
Холли стало его жалко, и она попыталась его успокоить, чтоб приглушить жгучий стыд за разошедшихся друзей:
– Не бойтесь, просто угостите нас, и мы уйдём.
– О нет, цветочек, о нет! Одним угощением он не отделается!
Аннуил вихрем прошлась по прихожей, смахивая вещи на пол, Марх неумолимо оттеснял хозяина вглубь дома, а тот даже кричать уже не мог, не сводил взгляда с Мари Луид, высокой, призрачно белеющей в темноте, невыносимо жуткой среди обыденных стен и разбросанных вещей. Стеклянные глаза тлели зеленоватым светом. И когда только Дэлвин и Аннуил намазали их фосфором? На улице же они не светились!
– Где он? – снова заговорил Дэлвин низким и жутким голосом, и казалось, что этот голос звучит из черепа, рождается прямо в пасти, среди крупных белых зубов. – Где твоя плата, глупый человек?
– Я н-не… понимаю, о чём вы!
Мари Луид плавно повела головой, и Марх с Аннуил сорвались с места. На пол полетели книги с полок, мелкие фигурки с камина, Аннуил метлой выгребла золу и разбросала её по полу, чёрные хлопья поднялись в воздух. С дребезгом билась посуда на кухне.
Холли стояла, ни жива ни мертва, словно сонным параличом скованная, и даже зажмуриться не могла. Память захлестнула её и потащила на дно, в Рождественскую ночь пятнадцать лет назад.
До Рождества час.
Холли прячется в самом тёмном углу гостиной, среди книжных полок, в самом тихом и тёмном месте. В сложенных ладошках она баюкает матовые осколки ёлочного шара, и ей кажется, что белые стёклышки льдинками тают в её пальцах. В уголках глаз колются мелкие слёзы, и Холли дышит быстро и судорожно, пытаясь сдержать рыдания и не разреветься, словно маленькая девчонка.
Хотя она и есть маленькая девчонка.
Родители ушли праздновать к тётушке Рэйчел, оставив Фреда за старшего, позволив ему собрать друзей, которых он уже год не видел. Вот они и смеются на кухне, и оттуда пахнет горячо, вкусно и пряно, и Холли глотает слюну, но не выходит из своего убежища, так и не простив брату пренебрежения. Ничего, он вспомнит, ещё обязательно вспомнит о ней! Пусть тогда волнуется и ищет!
Но он не вспоминает.
Липкая темнота приникает к окнам, заглядывает в дом, и Холли сжимается, словно прячась от чужого взгляда. Бабушка говорила: чуешь, что злой глаз на тебя лёг – сожми в кармане веточку боярышника, или ягоды рябины перебери, или крестик на худой случай на груди сожми, и беда тебя обойдёт. Но у Холли нет ни боярышника, ни рябины, ни даже крестика на груди.