Когда она любит

— Месяцы? — вздохнул Фаби. — Сколько раз...

— Сколько раз он это делал? Не знаю. Каждые несколько дней. — Слишком часто. Это заняло у меня слишком много времени. — День, когда мне удалось сохранить маску на месте все это время, был самым тяжелым в моей жизни. Он бил ее всего пятнадцать минут, прежде чем остановился. Он оставил ее на полу и подошел ко мне. Взяв меня за подбородок, он повернул мое лицо в одну сторону, затем в другую. Хорошо, - сказал он. Ты научился. Я почувствовал облегчение. Я думал, что на этом все закончилось и что я спас маму.

Мои сестры смотрят на меня в немом ужасе. Они не понимают, что самое страшное в этой истории еще впереди.

— Но было еще одно последнее испытание.

Я закрываю глаза и позволяю воспоминаниям о той ужасной ночи пронестись перед глазами. На меня накатывает волна тошноты, настолько сильная, что на мгновение я задумываюсь, смогу ли я вымолвить слова. И стоит ли вообще.

Я дышу через раз, заставляя себя успокоиться. Когда я снова открываю глаза, на лицах моих сестер нет крови. В выражении лица Елены нет ни капли раздражения. Только ужас.

— Он изнасиловал ее у меня на глазах.

Стон Фаби - гортанный, наполненный сырой болью и неверием. Елена задыхается и прижимает ладонь к губам.

— Я почти не помню ту ночь - маленькое благословение. Кажется, я отключилась. Каким-то образом мне удалось не пошевелить ни единым мускулом. Я стоял неподвижно, как статуя, а наша мать старалась вести себя как можно тише, чтобы ее крики не расстроили меня.

Фаби начинает плакать, все ее тело сотрясается.

— Почему ты нам не сказал? — шепчет Елена.

— Потому что я не мог. — Мой голос хриплый. — Бывали моменты, когда я был готов на все, лишь бы забыть о случившемся. Надеюсь, вы никогда не поймете всю глубину беспомощности, которую я испытывал, наблюдая за тем, как он причиняет ей боль.

Во взгляде Елены мелькают эмоции - отвращение, удивление, сожаление. Она смотрит на меня так, будто видит впервые. — Вот почему мама всегда говорила нам быть помягче с тобой. Я никогда не понимала, как она может защищать тебя после того, что ты, как мне казалось, ты сделал.

— Отец сломал нас обоих в те ночи. Я не мог смотреть на маму, не вспоминая о том, как я ее подвел. Она, вероятно, не могла смотреть на меня, не испытывая стыда. Стыда, который не был заслужен, который не принадлежал ей, но который она носит в себе и по сей день.

Я вижу это в ее глазах, когда она говорит со мной. Это тьма, которая, как мне кажется, никогда не исчезнет.

— Наш отец обожал тебя. — Лицо Елены бесцветно, как чистый холст. — Он гордился тобой.

— Обожал? Нет. Он гордился мной. Когда я прошел его последнее испытание, я наконец стал достойным наследником в его глазах. Это была его идея - в тринадцать лет сделать меня взрослым человеком. Я согласился, потому что понимал, что это поможет маме. Когда внимание отца было сосредоточено на моем обучении, он не обращал на нее внимания. Он даже позволил ей переехать в Хэмптон вместе с вами двумя. Но он никогда не любил меня так, как нормальный мужчина любит своего сына. Он вообще никого не любил. И он научил меня быть таким же.

— Я помню тот день, когда мы уезжали, — говорит Елена. — Тебе, кажется, было все равно, что мы уезжаем.

Я заглядываю в свой бокал. Он почти пуст. — К тому времени я уже хорошо знал, как скрывать свои чувства.

— И с тех пор ты никогда не терял контроль над своими эмоциями? — тихо спрашивает Фаби, ее щеки мокрые.

— Долгое время нет. Они были запрятаны глубоко внутри. Заперты и забыты. Но кто-то нашел ключ.

Фаби сдержанно вздохнула. — Клео.

Я киваю.

— Я сошел с ума, когда решил, что она в опасности. Это моя вина, что Неро больше нет. Я совершил столько ошибок за то время, что прошло с момента звонка о ее похищении до того момента, когда я окончательно убедился, что она в безопасности. Я плохо соображал.

Фаби качает головой. — Ты сделал все это, а потом отпустил ее? Почему?

— Потому что, когда она рядом, я не могу быть тем доном, которым должен быть.

— И что же это за дон? Такой же, как наш отец? — Елена вытирает рукавом слезу. — Боже, Раф. Он был чертовым монстром. Я больше десяти лет думала, что ты вырезан из той же ткани, что и он, но теперь, когда ты рассказал нам, что произошло на самом деле, я вижу, что ошибалась. Ты не он. То, через что он заставил тебя пройти в детстве, достойно сожаления, и даже несмотря на все его больные "тренировки", ты бы никогда не сделал того, что он сделал с тем, кого ты должен любить и защищать.

— Конечно, не сделал бы.

— Тогда почему ты все еще меряешь себя по тем нелепым, поганым стандартам, которые он установил?

Ее слова давят на меня, оставляя на моей коже клеймо жестокого ожога. Я отвергал многое в своем отце, но его уроки остались со мной. Я позволил им определить меня.

— Клео компрометирует меня.

— Как? Потому что она заставляет тебя испытывать эмоции? Потому что она заставляет тебя думать о чем-то, кроме силы и власти?

— Да.

— Тогда позволь себе быть скомпрометированным. Прими это. Работай с этим. Стань сильнее благодаря этому. Знаешь, кто борется сильнее всех? Тот, кому есть что терять.

Я вспоминаю Джино Ферраро. Было время, когда его семья была намного слабее нашей, но за последнее десятилетие им удалось превзойти нас. Только сейчас меня осенило, почему это так. В его жизни есть люди, которых он любит. Люди, которых он хочет защитить.

— Наш отец пытался уничтожить твою человечность, но, к счастью, ему это не удалось. Он умер, так и не пожив, Раф. Разве ты не видишь? Ничто из того, что у него было, не было настоящим. — Она встает и разводит руками, жестом показывая на роскошную гостиную, на дом, из которого наш отец управлял своим королевством. — А это? Это не настоящее. Наш отец думал, что у него есть все, и все же, как он умер?

— Он умер в одиночестве.

Мои сестры так и не вернулись домой, чтобы попрощаться с ним, и я их не заставлял. Мама оставалась в Хэмптоне все время, пока он болел. За ним ухаживали медсестры, которые ненавидели его за то, что он разговаривал с ними, как с недочеловеками.

Елена кивает. — Он умер в одиночестве. Несмотря на свои миллионы, он был самым бедным человеком, которого я когда-либо знала.

Мои сестры правы. Зачем мне продолжать путь человека, которого я ненавижу? Возможно, он был моим единственным учителем, но я больше не обязан держать его уроки при себе. Я могу выбрать свой собственный путь, как Дон.

Елена изучает меня.

— Признаться, я думала, что брак между тобой и Клео - это очередная бездушная пара, как у наших родителей. Но я начинаю думать иначе.

Губы Фаби складываются в грустную улыбку. — То, что у тебя с Клео, - настоящее. Не так ли?

Я медленно провожу пальцами по волосам. Я думал, что связь с Клео закончится тем, что я все потеряю. Но я ошибался.

Я потерял все, когда отослал ее.

Я люблю ее. Черт, какой же я дурак.

Я кладу локти на колени и упираюсь лбом в ладони. Мгновение спустя диван опускается. Рядом со мной появляются мои сестры, по одной с каждой стороны. Впервые на моей памяти они обхватывают меня руками и крепко прижимают к себе.