Когда она расцветает

Черт бы его побрал.

Я подхожу к Джессе и прошу ее налить мне. Вкус де Росси все еще у меня во рту, и мне нужно избавиться от него, прежде чем я слишком привыкну к нему.

Джесса с любопытством смотрит на меня.

— Что? — я спрашиваю.

— Ты произвела впечатление. — она достает что-то из кармана. — Возьми это.

Это тяжелая черная карта с золотым тиснением.

— Это официальное приглашение, — говорит она.

— Ибица Марина, три часа ночи, — прочитал я.

— Это недалеко отсюда, — говорит она.

Де Росси был прав, Вернеры так просто не сдаются. Их также, кажется, не особо волнует, что мой босс не хочет, чтобы я была на их вечеринке.

— Ты собираешься идти? — спрашиваю Джессу.

— Нет. Я встречаюсь с кем-то. Это как-то серьезно.

— Ты могла бы просто прийти пообщаться.

Она фыркает. — Ты не увидишь много людей, которые просто тусуются на таких вечеринках. Если ты решишь пойти, тебе лучше быть готовой принять участие.

Образы вспыхивают в моей голове. Его большие руки на моей талии. Вес его тела прижимается к моему. Этот пьянящий мужской аромат окутывает меня со всех сторон. Я хочу поцеловать его снова так сильно, что это больно. Я тоже хочу сделать гораздо больше, чем поцелуй.

Через тридцать минут Вернеры встают со своих мест. Дамиано с ними, и когда они уже собираются идти к выходу, он оглядывается через плечо и ловит мой взгляд.

У меня по коже пробегают мурашки.

Если я увижу на тебе чужие руки, я сломаю их.

Это гипербола, конечно. Я должна напомнить себе, что он не похож на мужчин из моей прошлой жизни.

Потом я помню, как он сломал нос Нело.

Я кусаю губу, и он секунду наблюдает за мной, прежде чем наконец уйти.

Я не должна следовать. Я действительно не должна. Но потом я кое-что понимаю. Дамиано сказал мне не идти, но он идет. И, по словам Джессы, он собирается туда не просто тусоваться. Он собирается попытаться выкинуть меня из своей головы сегодня вечером?

Я провожу языком по нижнему ряду зубов и качаю головой. Нет, так это не сработает. Дамиано сказал, что ему не нужно отвлекаться, но это его собственная проблема. Я собираюсь делать то, что хочу.

Я сяду на эту яхту.

Я заканчиваю смену, переодеваюсь в форму и иду к причалу. За мной следует приглушенный звук электронной музыки. В большинстве клубов только что закончилось прайм-тайм. Мой наряд настолько повседневен, насколько это вообще возможно — джинсовые шорты и футболка, — но я слишком тороплюсь попасть на вечеринку, чтобы тратить время на то, чтобы идти домой, чтобы переодеться.

Я до сих пор не знаю, какое безумие охватило меня, но мне кажется, что оно не утихнет, пока то, что происходит между мной и Дамиано, не достигнет апогея. Либо я назову его блефом и докажу себе, что его слова были просто преувеличением, либо окажусь в его постели.

Предвкушение вьется внутри моего живота, как бархатная лента.

Когда я приближаюсь к яхте, меня подхватывает группа других тусовщиков, направляющихся тем же путем.

Мы продолжаем, показав наши приглашения мускулистому охраннику, и, как и большинство вещей на Ибице, эта яхта больше, чем жизнь. Однажды я была на яхте такого размера со своей семьей. У папы была встреча с одним из его дальних родственников с Сицилии, поэтому он всей семьей полетел в Палермо, чтобы встретиться с Фабио, нашим двоюродным братом, трижды удаленным. Его лодка была огромной, но липкой. Все было украшено драгоценностями и пахло плохим одеколоном.

Этот совсем не похож на него. Это со вкусом и современно. Я прохожу мимо главного салона, где несколько парочек усердно целуются, и поднимаюсь по лестнице на мостик.

Небо здесь невероятно чистое. Я изучаю звезды, когда кто-то появляется рядом со мной. Это молодой человек примерно моего возраста, полностью загорелый после долгих дней на солнце.

Он ловит мой взгляд и дарит мне беззаботную улыбку. — Невероятно, правда?

— Я не могу вспомнить, когда в последний раз видела такое ясное небо, — признаюсь я. — Большую часть своей жизни я провела в больших городах.

— То же самое, — говорит он. — Я из Чикаго.

— Ты выглядишь так, будто давно ушел.

— Я влюбился в островную жизнь. Сейчас я живу на Майорке, но часто бываю на Ибице по делам. — Его улыбка становится кокетливой. — И удовольствие. Меня зовут Адриан. Как тебя зовут?

— Але.

— Ты хорошо знаешь Тобиаса и Эсмеральду?

— Нисколько. Я встретила их сегодня вечером и каким-то образом получила приглашение на это. Все это немного ошеломляет.

— Если ты хочешь снять остроту, дай мне знать. У меня может быть кое-что.

Он похлопывает карман куртки.

Я ошеломлена. Он предлагает мне наркотики?

Он слегка смеется над моим выражением лица. — Насколько я понимаю, ты здесь не так давно. Я прошу прощения. Я не должен был предполагать.

— Предположил что?

Он поднимает одно плечо. — Что ты, как и все мы, употребляешь наркотики.

Я смотрю на веселье, происходящее в салоне. Конечно, я знаю, что здесь люди кайфуют. Я просто не ожидала, что он будет таким тупым. В Нью-Йорке никто бы не осмелился предложить дочери дона наркотики. Хотя на Ибице я никто. Я могла делать все, что захочу, и никто не пытался бы меня остановить.

Всем было бы наплевать.

У меня так много вещей, которые я хочу забыть. Может, кайф поможет мне стереть эти воспоминания, пока я не перестану различать детали.

Я жую внутреннюю часть щек. — Хорошо…

— Адриан.

Суровый голос разрезает воздух, между нами.

Волосы на затылке встают прямо. Мне не нужно смотреть на Де Росси, чтобы понять, как он выглядит сейчас — великолепным, могущественным и безумным.

Игривое выражение лица Адриана тает, как только он видит, кто это. — Сеньор Де Росси. Как дела?

— Оставьте нас, — приказывает он.

— Мы в середине разговора, — говорю я.

Адриан перебивает меня: — Конечно. Я просто прощался.

Я кружусь. — Адриан, тебе не нужно уходить. Де Росси, если вы хотите поговорить со мной, вам придется подождать своей очереди.

Наступает ошеломленная тишина. Адриан смотрит на меня широко раскрытыми растерянными глазами, в которых блестит намек на страх, и это меня раздражает. Так ли я выглядела, когда безропотно выполняла приказы папы и Лазаро? Отказать им всегда казалось невозможным. Но моя жизнь не на кону, когда дело доходит до Де Росси, как и жизнь Адриана. Почему все относятся к нему как к богу? Серьезно, это только деньги? Если это все, что нужно для проявления такого почтения, то зачем Папе вообще нужны его силовики?