Когда она влюбляется
Шрифт:
Я забираю у него стикер и кладу его в карман. — Ты сможешь нас на него посадить?
— Поездка будет не очень комфортной.
— Куда он летит?
— На Крит. У меня там есть дом, где вы могли бы остановиться. Это будет еще десять тысяч. На неделю. И в конце концов мне придется рассказать об этом Калу. Может быть, это вылетит у меня из головы, когда мы с ним поговорим через неделю, но после этого я должен буду ему сказать, иначе окажусь в глубоком дерьме. Так что у тебя будет время, прежде чем он поймет, где тебя искать.
А значит, и у Дамиано тоже, если он надумает спросить. Кал не побежит к Дамиано с этой информацией - между нами достаточно
— Договорились. Мы переедем в другое место, как только Джемме станет лучше.
Оррин показывает большим пальцем в сторону двери. — Ты уверен, что твой драгоценный груз там согласится с этим планом?
Джемму придется уговаривать, но я увезу ее отсюда. Может, она еще не отменила помолвку, но отменит. Когда мы окажемся далеко отсюда, я дам ей понять, что ее место - со мной.
Эта девушка - моя. Просто она еще не знает об этом.
— Она приняла два оксиконтина от боли. Надеюсь, это сделает ее более сговорчивой на то, что я собираюсь ей сказать.
Оррин сухо смеется. — А что будет, когда они закончатся?
— Я все придумаю.
— Твои похороны. — Он берет телефон. — Мне нужно позвонить пилоту и сказать, чтобы он ждал тебя. Ты должен пойти поговорить с ней сейчас.
Я встаю. — Спасибо. Я этого не забуду.
Он отмахивается от меня, и я выхожу из офиса, молясь, чтобы Джемма была достаточно сонлива и, возможно, вздремнула, но ничего не бывает так просто. Она держит в ладонях кружку с чаем, делая неуверенные глотки.
— Где Оррин? — спрашивает она, увидев меня.
— Ему нужно было позвонить.
Я придвигаю стул рядом с Джеммой и сажусь. Она переоделась в белую футболку с надписью Poet's Cafe, написанной скорописным зеленым шрифтом, и черные брюки, которые, по крайней мере, на два размера ей великоваты. По крайней мере, туфли вроде бы подходят.
— Мило, — говорю я, задевая ее колено.
Ее губы подергиваются, но глаза остаются грустными. Cazzo. Мне невыносимо видеть ее такой. Как бы я хотел, чтобы у меня был способ впитать всю ее боль, чтобы освободить ее от этого бремени. Я сделал в своей жизни достаточно, чтобы заслужить такое наказание. А она - нет.
— Что теперь? — спросила она мягким голосом.
Теперь я борюсь за то, чего хочу.
— Твоего отца арестовали после того, как мы уехали.
Ее глаза расширяются. — Что?
— Федералы схватили его. Рафаэле, вероятно, займет место дона на время, пока ему не удастся вытащить твоего отца.
Цвет уходит с ее лица.
— Боже мой. Я не могу поверить, что это происходит.
Она сглатывает.
— Думаю, нам нужно вернуться, — тихо говорит она, и я чувствую ее отчаяние.
Она не хочет этого делать. Ей просто нужен кто-то, кто скажет ей, что она не должна этого делать.
Я тянусь к ее руке. — Мы не вернемся. Мы уезжаем из Нью-Йорка.
Она моргает на меня. — Мы не можем.
— Да, черт возьми, мы можем.
— Рас...
— Ты мне доверяешь?
Ее брови сходятся, но она все равно кивает. — Да, но...
Я наклоняюсь ближе и беру ее подбородок между пальцами.
— Тогда вот тебе честная правда. Те вещи, которые ты сказала мне после того, как я поцеловал тебя на свадьбе Мартины? Ты была права насчет меня, Джем. Я не человек чести. Мне плевать, что ты помолвлена. Я хочу тебя, и я беру тебя. Это не вопрос. Это, блядь, заявление. Нет такого сценария, при котором я верну тебя к мудакам, которые плохо
с тобой обращались и манипулировали тобой. Ты заслуживаешь лучшего, чем они. Твой Папаша заслуживает того, чтобы сгнить в этой гребаной тюрьме. Пусть они разберутся. Пусть пытаются разобраться в этом гребаном бардаке. Но мы не собираемся оставаться здесь. Мы уходим. Сейчас же. Ты поняла?Она быстро дышит, ее глаза неистово сканируют мое лицо. — А как же Клео? Я не могу ее бросить.
— Она будет в порядке с твоей мамой. Ты сможешь поговорить с ней, когда мы уедем далеко отсюда.
— Рас, это безумие.
Я качаю головой.
— Ты пришла ко мне прошлой ночью. Ты хотела быть со мной. Что ж, вот наш шанс. И я использую его ради нас обоих, потому что если я уйду от тебя прямо сейчас, я знаю, что буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
В моей жизни было много хаоса, и, видит Бог, я часто платил за это цену. На этот раз ценой может стать моя жизнь. Как только мы сядем в самолет, мы будем предоставлены сами себе. Мессеро и Гарцоло назначат цену за мою голову, и если что-то пойдет не так, у меня не будет рядом Дамиано, чтобы поддержать меня.
Я должен быть чертовски напуган.
Но я не боюсь.
Единственное, чего я боюсь, - это услышать от Джеммы "нет".
Она молчит несколько долгих секунд, в течение которых я говорю себе, что, если придется, я потащу ее на самолет против ее воли.
Но потом она берет мою руку и прижимается к моим губам легким поцелуем. — Хорошо. Ее глаза блестят от непролитых слез. — Давай сделаем это. Пойдем.
ГЛАВА 28
ДЖ
ЕММА
Я убегаю и разрываю помолвку.
В прошлом, когда я осмеливалась представить себе, что сделаю что-то подобное, это решение приводило к немедленным, катастрофическим последствиям. Я никогда не задумывалась о том, что эти последствия могут быть отложены и что какое-то время я буду испытывать лишь чистое блаженство.
Это дезориентирует. Папа не вырывается, не бьёт меня, а мама не говорит мне, какая я неудачница.
Вместо этого я прижимаюсь к боку Раса, его теплая и тяжелая рука обхватывает мои плечи, а двигатель грузового самолета ровно гудит.
Этот самолет не похож ни на один из тех, на которых мне доводилось летать раньше. Он совершенно утилитарный, без окон и сидений. Штабеля ящиков с бог знает чем надежно прикреплены к замкам, встроенным прямо в пол.
Мы с Расом расположились на куче одеял между двумя такими штабелями, прижавшись спинами к стене самолета. Это должно быть неудобно, но почему-то нет. Более того, все кажется мягче, чем должно быть.
Боль в боку, которую я чувствовала раньше, полностью исчезла. В мышцах нет напряжения, а по телу разлилось уютное тепло. Улыбка тянется к моим губам. Поддоны окрашены в такие красивые цвета.
— Рас? — Я переплетаю свои пальцы с его пальцами. — Я чувствую себя как-то странно.
Он прижимает меня к своей груди и целует в висок. — Это из-за оксикодона. Это пройдет до того, как мы приземлимся.
О. Я хихикаю. Как я не поняла, что нахожусь под кайфом?
— Я должна была принять только одну. Ты сказал мне принять две.
— Я не хотел, чтобы ты чувствовала боль. Таблетки, которые прописал доктор, не являются большой дозой.
Мои веки закрываются, когда я прижимаюсь к нему. Не думаю, что когда-нибудь смогу смириться с тем, какой он теплый. Человеческий радиатор с идеальной температурой.