Когда она влюбляется

Моя киска сжимает Рас снова и снова, каждый спазм заставляет мои пальцы выгибаться, а ноги подрагивать. Я схожу с ума от удовольствия, вцепившись в него, мои ногти вырезают полумесяцы на его мускулистой спине.

Он продолжает делать еще несколько толчков, а затем стонет, изливается в меня и прижимает к себе еще крепче, чем раньше.

Я прижимаюсь лбом к его плечу. Я не знаю, где кончается он и начинаюсь я.

— Черт, — прохрипел он. — Это чудо, что я еще стою на ногах.

Я запускаю пальцы в его волосы и целую его плечо. Слов нет.

В конце концов, он отстраняется и целует меня.

Отводит меня в душ.

Очищает меня.

Укладывает меня в постель.

Все это расплывается в нежной, томной дымке.

Последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание, - это как он прижимает меня к своей груди, и его сердце стучит ба-дум, ба-дум, ба-дум по моей щеке.

ГЛАВА 25

ДЖЕММ

А

Когда я просыпаюсь на следующее утро, кровать пуста.

Из гостиной доносятся голоса. Это Рас и Клео, но я не могу разобрать, о чем они говорят.

Я сажусь в постели, замечая легкую боль между ног, и только после этого вспоминаю вчерашний вечер.

Мы с Расом занимались сексом.

И боже, если это было не все, чего я хотела.

Я провожу ладонью по щеке и обхватываю горло, вспоминая, как он меня обнимал.

Я не жалею об этом. Ни секунды.

Что бы теперь ни случилось, это того стоило.

Я осторожно перекидываю ноги через край кровати, и мой взгляд падает на прикроватную тумбочку.

На ней лежит коробка. План Б. Должно быть, Рас встал пораньше, чтобы купить его сегодня утром.

На секунду я позволяю себе задуматься, что будет, если я не приму его. Если бы я забеременела от ребенка Раса. В том, что я позволяю своему разуму блуждать в этом разрушительном направлении, есть какое-то извращенное удовольствие, как если бы вы ехали по шоссе и представляли, что произойдет, если вы свернете на встречную полосу.

Это был бы один из способов отменить свадьбу.

Что бы тогда сделали Рафаэле и Папа?

Скорее всего, они попытались бы убить Раса.

И, возможно, убьют ребенка.

Я вытаскиваю таблетку из упаковки и проглатываю ее насухо.

Натягиваю вчерашнее вечернее платье, выхожу из спальни и застаю Раса и Клео на кухне, пьющих эспрессо.

Его лесные глаза поднимаются на меня.

В них я вижу все те же эмоции, которые сейчас терзают меня. Тоска, отчаяние и упрямая радость от того, что мы сделали прошлой ночью.

Несмотря ни на что.

Несмотря на то, что нам предстоит пережить это утро, когда реальность окружает нас, как тюрьма.

— Кофе? — спрашивает он таким страдальческим голосом, что даже Клео замечает.

Она смотрит между нами двумя, ее брови сведены вместе.

— Я доставила тебе неприятности, Рас?

Выражение лица Раса сглаживается, маска снова становится на место.

Если бы только Клео знала, в какие неприятности мы оба сейчас попали.

Она допивает свой эспрессо.

— Папа злится на тебя из-за того, что случилось с Людовиком? Я скажу ему, что ты ничего не мог сделать. Ты следил за Джеммой.

— Не волнуйся за меня, — говорит он ей и идет делать мне эспрессо, хотя я так и не ответила на его вопрос. — Мы все просто рады, что с тобой все в порядке.

Когда он протягивает мне эспрессо, наши пальцы соприкасаются.

Искры. Электричество. Мурашки по коже.

Я потягиваю горький напиток и смотрю в окно.

Снова идет снег.

Через час мы возвращаемся домой. Поездка в машине проходит в напряжении. Я замечаю, что Рас смотрит на меня, и в его выражении лица есть что-то раненое.

Я вспоминаю, как он пытался убедить меня уехать, и как я снова и снова его отшивала. Возможно, я причинила ему боль, но это к лучшему. Я не могу рисковать, чтобы он оказался втянутым в эту кашу.

— Мама? — позвала я, снимая куртку, удивляясь, что ее нет здесь, чтобы поприветствовать нас. Все утро она заваливала мой телефон сообщениями.

Дверь в кабинет папы распахивается, и он выходит, сжимая в руке мобильный телефон, с таким видом, будто только что положил кому-то трубку.

От выражения его лица у меня сводит желудок.

Давно я не видела его таким разъяренным.

— Где мама?

Клео делает шаг вперед. — Ты слышала...

— Пьетра уехала час назад к матери Людовико. Людовико умер.

У меня в груди разливается облегчение. Хорошее избавление. Это ужасная мысль, но после вчерашнего вечера становится ясно, что он не стал бы достойным мужем Клео.

Интересно, а Папа вообще задумывался о том, какая плохая пара получилась бы из этих двоих? Наверное, нет, ведь все, что делает Папа, он делает в своих интересах.

Трудно поверить, что до недавнего времени это не было для меня болезненно очевидным.

Клео - это испорченный товар, о котором все знают. Папа знает, что не может солгать, что она девственница. Клео никогда не пойдет на эту ложь. Он решил отдать ее Людовику, чтобы тот продолжал ломать для него спину.

По крайней мере, он хоть что-то от этого получит.

— Рас, оставь нас. Мне нужно поговорить с моими дочерьми.

Тон папы не допускает никаких возражений, но Рас не двигается с места позади нас.

Я смотрю на него через плечо и едва заметно киваю. Он сжимает челюсти, а затем нерешительно идет в сторону кухни.

Мы с Клео следуем за папой в его кабинет. Воздух вибрирует от напряжения, и в доме стоит смертельная тишина. Я не удивлюсь, если узнаю, что Папа отослал слуг. Он и раньше так делал, когда был так зол, что не мог вынести даже мысли о том, чтобы видеть кого-то в своем пространстве.