Кокон

Все попытки вернуться к делу Мотылька были тщетными — Картер то и дело отмахивался, убежденный, что до получения результатов все нет смысла распыляться. Сам агент получал все лавры и любовь общественности, когда как Сэвиджа все больше отодвигали на второй план. Иногда даже детективу казалось, что Дэвид хочет уже хоть как-то закрыть дело, чтобы поскорее покинуть Эйберсвуд — агент даже не скрывал своего пренебрежения к городку.

Уже стало ясно, что, скорее всего, Сэвиджа отстранят. Чарли утверждал, что это временная необходимость, а после того, как Джеймс посидит в «отпуске», он вернется к работе. «Вот только что будет с делом Мотылька», — кисло думал он.

На последнем заседании перед залом суда предстал Дэвид Картер как сотрудник другого ведомства, дабы исключить «личную заинтересованность». Дэвид Картер стоял в зале суда, словно на сцене, к его фигуре были прикованы глаза всех присяжных.

— Мистер Картер, — начал адвокат Миллера, — как представитель ФБР, вы можете дать объективную оценку действиям детектива Сэвиджа?

Картер выдержал паузу.

— Джеймс Сэвидж — человек, преданный своей работе, — начал он ровным тоном. — Он вкладывает в нее всего себя. Иногда, возможно, слишком много.

Адвокат Миллера ухмыльнулся.

— То есть его преданность может переходить в чрезмерное усердие?

Картер слегка кивнул.

— Скажем так, его подход не всегда соответствует стандартным протоколам.

— Например?

Картер взглянул на Джеймса, который сидел на скамье, сжав кулаки.

— Были случаи, когда детектив Сэвидж принимал решения, основанные скорее на эмоциях, чем на фактах. Но при этом он всегда действовал с намерением раскрыть дело.

Эти слова, хоть и звучали сдержанно, прогремели как приговор.

— Благодарю, мистер Картер. У меня больше нет вопросов.

Джеймс закрыл глаза, из последних сил сдерживая рвущуюся наружу, как пламя, ярость. Он проводил взглядом агента, но тот даже не обратил внимания. Как обычно, Картер действовал беспристрастно, но не думал, как его заявление может повлиять на других.

После недолгого обсуждения судья объявил, что окончательное решение будет вынесено следующим днем. Но Джеймс уже и так понимал, чем все это закончится.

— Картер, почему вы не заступились за Сэвиджа? — донеслось до Джеймса, когда тот в числе последних покидал зал.

Остановившись, он прислушался и узнал голос Бэннета.

— Комиссар, я вам сразу сказал, что скажу, как есть и что думаю, — сухо парировал Дэвид. — Мне нет дела до ваших межличностных отношений в департаменте, а подставлять свою репутацию под присягой из-за них я не собираюсь.

— Но ведь Сэвидж ведет дело, и если его отстранят...

— Незаменимых людей нет, комиссар, — с нажимом оборвал агент. — Думаю, у вас найдется, кому поручить это дело. Митчеллу или Перкинсу, например. Уверен, они справятся не хуже.

— Понял вас, агент Картер, — произнес Чарли после задумчивого молчания. — В таком случае, пока продолжаем по намеченной вами тактике?

— Да, продолжайте поиск машин…

Наверное, будь у детектива силы, ему стоило бы порадоваться, что Чарли вступился за него. Даже более удивительно, что комиссар просил федерала дать ему положительной рекомендации в суде. Но Дэвид не был бы Дэвидом, если бы не поступил так, как считает нужным. Интересно, в глазах своих коллег Джеймс выглядел так же? Только такого авторитета, как у Картера, у него никогда не было… и, видимо, уже не будет.

Когда Джеймс вернулся домой, раздался телефонный звонок. Детектив только-только тяжело опустился на диван, пытаясь хотя бы немного прийти в себя, но мысли не давали ему покоя. А теперь еще и назойливая трель разрезала сиреной густую тишину гостиной, и он знал, кто это.

— Привет, Эм, — он поднес трубку к уху, стараясь звучать спокойно.

— Привет, Джеймс, — голос Эмили был мягким, но в нем сквозило напряжение. — Ты только пришел? Я тебе несколько раз звонила.

— Да, — тяжело вздохнул Джеймс, не пытаясь как-то увиливать или утаить свою усталость — у него уже не было на это ни сил, ни желания.

— Я видела новости. Там такое говорят... И решила позвонить.

— Спасибо, — коротко ответил он.

— Ты держишься?

Он хмыкнул, стараясь не выдать раздражения.

— Если не считать, что меня хотят отстранить от дела, а Миллер чуть ли не святой в глазах общественности, то да, держусь.

На том конце провода воцарилась пауза.

— Джеймс... я знаю, что это непросто, но, может, тебе стоит... немного отступить?

— Отступить? — переспросил он с горечью. — Ты думаешь, я должен бросить это дело?

— Нет, я не это имела в виду! — Эмили попыталась исправить ситуацию. — Просто... тебе нужно подумать о себе, о нас. Может быть, это знак, что пора остановиться?

— Остановиться? — в его голосе появился гнев. — Эм, ты вообще понимаешь, через что я сейчас прохожу?

— Конечно, понимаю! — вспыхнула она. — Я пытаюсь помочь, Джеймс, но ты постоянно видишь во мне врага.

— Потому что ты предлагаешь мне сдаться! — крикнул он в ответ. — А я не могу. Если я отступлю сейчас, то никогда себе этого не прощу.

Эмили тяжело вздохнула.

— Я просто хотела, чтобы ты знал: я за тебя переживаю. Но если ты не хочешь меня слушать...

Разговор оборвался, оставив Джеймса в тишине. Он опустил трубку и закрыл лицо руками, чувствуя, как весь мир рушится у него на глазах. И каждый его шаг лишь приближает к пропасти, которая уже маячит впереди.

Отступить? Да, он мог бы признать свое поражение, но теперь он чувствовал себя на месте преступника, который знал, что его ждет самое суровое наказание. Ему больше нечего было терять. Его судьба уже предрешена, и все, что он мог — оттянуть это до момента, когда получит чертовы результаты из лаборатории. Все будет кончено… но хотя бы он боролся до самого конца. Это для него было сейчас куда важнее.

А быть может, так же важно было услышать хоть кого-то, кто поймет? Услышит его? Эмили не верит, для нее он уже проигравший… Джеймс бросил взгляд на телефонную трубку, из которой все еще раздавались однотонные резкие пищащие гудки. Найдя в кошельке оставленную визитку, он торопливо набрал номер.

В последний момент он вдруг подумал, что совершает глупость, и уже решил сбросить звонок, но не успел.

— Калина Сантох у телефона, — раздалось в ухе.

Джеймс на мгновение замер, чувствуя себя, как старшеклассник.