Кольцо Афродиты

( КОНЕЦ ФИЛОСОФСКОГО РАССУЖДЕНИЯ )

– Почему же нет?- возразила моим мыслям Ирина.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Она права!
– сказал я себе и набросился на нее, как вставная челюсть на коржик.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Как услышал Стенька Разин про персидскую царевну, загорелись жадны глазки и решил зараза Разин: "Расшибусь, а в Реку брошу "

Вот письмо он пишет шаху: "Присылай, папаша, дочку. Расшибусь, а в Реку брошу.

С издеватальским приветом, Стенька Разин, злой разбойник.". Испугался шах персидский, видит - нет альтернативы, да и дочка - не утрата, у него подобных дочек - как у жабы бородавок. Шлет разбойнику брошюрку с фотогpафиями дочек.

Выбирай, злодей, любую. Можешь жрать ее с ногтями. И сожрал брошюру Стенька (ногти выплюнул, однако). Шлет он шаху телеграмму: "Высылай мне номер десять".

Шах порылся в каталоге, выбрал дочку номер десять и разбойнику отправил (мол, из Персии с любовью). Стенька встретил № 10 на актюбинской дороге, быстро сверил профиль с фасом, посадил в свой челн на весла и сказал: "Греби, иранка. Я разбойник очень строгий, ненавижу я лентяев; я лентяям режу яйца - вот какой я парень страшный. Я люблю трудолюбивых. С ними весел я и добр, угощаю чаркой водки, а под Новый год и Пасху я им тоже режу яйца. Потому что кровожадный! А еще люблю я рыбу. В общем, в сущности, как видишь, я разбойник безобидный, но люблю, чтоб был порядок. Потому что аккуратный ". Уж царевне стало скучно, а разбойнику неймется сам бы рад остановиться, да не знает, как закончить. (Был такой дефект у Стеньки (называется поносом)). Вот уж лодка на стремнине, тут поднялся грозный Разин и, не прерывая речи, ухватил княжну за косы, раскрутил ее, как пращу, а потом взглянул на берег - не видать ли там татаров. Не видать. Пустынен берег. "Что-то мешкают, уроды",- пошутил веселый Стенька и царевну в реку бросил. Та поплыла батерфляем, от погибели спасаясь. Не успела.

Не спаслася - добродушный Стенька Разин в два гребка догнал царевну и веслом ее угробил. Та стремглав пошла под воду, пузыри пустив из носу, и с руки ее колечко соскользнуло и забилось под какую-то корягу (а, быть может, и под камень, но княжна не разглядела, повредив глазные нервы). И тотчас же всe татары, что таились по оврагам, дожидаясь преступленья, зашумели, загудели, словно хищные пиявки в желтой банке с ацетоном.

" Уй, какой жестокий Разин! Мы башка его отрубим и отправим папе с мамой, уй, шайтан, елда-татарин! "

С этим возгласом татары погрузились на пироги и отчалили от брега (брег им больше был не нужен). Стенька Разин испугался и накакал в одежонку, но стерпел, не подал виду, хоть вокруг и завоняло. Перекрикивая запах заорал отважный Стенька: "Ну, попробуйте, приблизтесь, то-то всeм отрежу яйца, потому что аккуратный и во всем люблю порядок! Коль сражаться, так сражаться, а не надо - так не надо. В Пасху - так Христос воскресни, а не то отрежу яйца! Новый год - так чтобы елка, а иначе - не терплю я, потому что справедливый и всeгда защитник бедных." Говорят ему татары: "Нам, татарам, недоступно наслажденье битвой жизни. Гром ударов нас пугает ". "А ебет меня как будто,- отвечает Стенька Разин, -Гром ударов их пугает! Долбоебы вы, татары, и татарки ваши тоже". Тут татары разозлились, и подплыв к нему поближе, ткнули в глаз ему стрелою и дразнили одноглазым.. Тут, признаться, Стенька Разин осерчал на них немного. Сам он к ним подплыл поближе, выхватил кривую саблю, размахнулся для удара и за глаз второй схватился, так как хитрые татары снова ткнули в глаз стрелою, ослепили атамана, и Гомером обозвали. Глаз потек по подбородку, атаман вскричал ужасно (темноты боялся с детства, а слепым темно повсюду) и давай рубить татаров - стариков, детей и женщин. Всe татары потонули, потонул и Стенька Разин сослепу не видeл берег и, поплыв куда попало, был раздавлен параходом "Александр Грибоедов".

А кольцо лежать осталось под корягой (или камнем).

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

Утром, сверкая надраенными зубами я вышeл на кухню. Ирина сидела там и поджидала меня.

– Свари кофе,- попросила она.

Я охуeл.

– Ты,- говорю,- что-то путаешь. Когда я, сверкая надраенными зубами, выхожу на кухню, кофе должен быть уже сварен и разлит по чашкам. Вот и Оксана не даст соврать.

Ирина мельком глянула на Оксану и снова повернулась ко мне.

– В принципе,- говорит,- я могу и сама сварить. Но вообще-то это мужское занятие.

– Почему это мужское?- возмутился я.

– Потому что мужчина - существо ответственное, а женщина - существо капризное. Улавливаешь, Гoша?

В то утро я не чувствовал себя ответственным существом и мало что улавливал.

Однако начинать день со споров не хотелось, и я, в нарушение всeх правил, сварил кофе.

– Женщина, продолжала развивать свою мысль Ирина, существо капризное. И мужчина должен эти капризы ублажать.

– Глупости глаголишь, - заметил я.- Улавливаешь, Ирина?

– Молод ты еще, Гоша,- покровительственно улыбнулась та.
– Я сделаю из тебя настоящего мужчину.

Всю жизнь из меня кого-то делают! Теперь вот - настоящего мужчину.

– Ноги,- говорю,- что ли, мне отрежешь?

– Зачем ноги?

– Ну, как в " Повести о настоящем человеке "...

Я покосился на Оксану - улыбается ли она моeму остроумию.

Оксана с хрустом пожирала глазами Ирину. Ирина ее игнорировала.

– Дурак ты, Гоша!

( Ну вот, опять...)

– Почему?

– А потому. Нечего из себя детский сад корчить. Я не люблю детей, я люблю мужчин.

– Я тоже,- говорю, - детей не очень люблю.

– А должен, если ты мужчина!

– Вот это, - говорю,- интересно. Почему это тебе можно не любить детей, а мне, как дураку, нельзя?

– Потом поймешь. Я ж, как-никак, твоя будущая жена...

– Вот это, блядь, здорово!
– восхитился я .- Стоило только разок перепихнуться, и она мне уже жена!

Я даже заговорил об Ирине в третьем лице.

– Дело не в " перепихнуться ",- сказала Ирина,- а в том, что мы любим друг друга.

– А меня никто не любит, - заплакал за стенкой Сидорыч.- Я - " гондон "!

– Кто это тебе сказал, что я тебя люблю?- удивился я.

– А мне этого и не надо говорить. Я сама знаю. Ты этого еще не знаешь, а я уже знаю.

– Остынь, шоколадная моя,- говорю.- Ты еще этого не знаешь, никто этого еще не знает, а у меня уже есть будущая жена,- я гордо кивнул на Оксану.

Оксана, не обращая внимания на мои слова, продолжала безмятежно смотреть в чашку с чаем.

– Вот эта?- изумилась Ирина.- Ну, ты и вправду дурак, Гоша.

– Почему?

– Она ж - приглядись - лесбиянка!

Оксана поперхнулась чаем. Я почувствовал себя глупым шоколадным читателем.

– Это правда?- спросил я у Оксаны.

– Ну, правда,- ответила та.- Дурак ты!

Ну вот, опять!

Оксана, меж тем, поднялась и вышла из кухни.

– Ты меня назвала дураком,- говорю,- и Оксана тоже. Кому ж из вас верить?

– Верь мне,- сказала Ирина.

– А почему я должен тебе верить? Кто ты вообще такая?

– Я авантюристка. А кольцо у тебя платиновое.

– Так ты,- обрадовался я,- за кольцом охотишься?

– Можешь не радоваться. За тобой.

– Да на хур я тебе cдался! Возьми лучше кольцо! Оно - платиновое. А я шоколадный.

– Ты - дурак.

( Да сколько ж можно! )

– Сколько нужно. Любишь ты меня, вот что.

– За ногти?- полюбопытствовал я.

– За состраданье к ним. Гоша, я хотела бы познакомиться с твоей семьей.

– На хера тебе?

– Еще один женский каприз.