Колодец и бабочка
Шрифт:
Несколько минут спустя не осталось никаких сомнений: Олеся Стряпухина покинула свою квартиру в пять часов двадцать четыре минуты утра.
– Куда в такую рань… – пробормотал Сергей. – Лейла, можно сумку приблизить?
Сумка выглядела спортивным баулом, никак не переноской для кота.
– Но упихать в нее некрупную кошку вполне можно, – заметила Лейла.
Бабкин поймал себя на том, что размышляет, изменяется ли «участковый» по родам. Госпожа участковая? Или все-таки госпожа участковый?
Очевидно, Стряпухина уехала из города. Ранний выезд – торопилась на поезд или самолет.
Он вернулся к камере над подъездом, чтобы рассмотреть машину. «Мини-купер», не такси. Разглядеть, кто сидит за рулем, было невозможно, и Бабкин снова
Олеся спустилась по ступенькам. С водительского места вспорхнула девушка, открыла багажник, перехватила у нее сумку. Рядом с высокой Стряпухиной она казалась совсем маленькой. Лицо на таком расстоянии выглядело размытым пятном, но, присмотревшись к фигуре, Бабкин про себя выругался. Ни с чем нельзя было спутать эти выдающиеся формы. Извозчиком у ворожеи работала Эльза Страут.
2
В ответ на звонок Илюшина Любовь Яровая сообщила, что она достаточно сил потратила на сыщиков и дополнительную коммуникацию считает бессмысленной.
– Вы догадываетесь, сколько стоит час моего времени?
Этот вопрос должен был заставить Макара устыдиться и покаяться.
Вместо этого Илюшин без всяких признаков раскаяния в голосе сообщил:
– В таком случае я передаю список клиентов Мирославы Камы следователю. И вы, и Габричевский посещали ворожею. Возможно, это его заинтересует.
Писательница будто язык проглотила. Когда Макар уже начал беспокоиться, не хватил ли ее удар, Яровая сказала:
– Вам прекрасно известно, как легко измотать творческому человеку нервы многочасовыми допросами. Я соглашаюсь на вашу просьбу, но не потому, что ваш шантаж на меня подействовал, а потому что, возможно, в моих силах оказать содействие вашему расследованию…
…На этот раз не было ни шуточек про чай, ни крепкого кофе, ни лимона. Яровая и ее муж встретили частного детектива в молчаливой готовности к обороне. В кабинет Илюшина провел муж. От его беспечности не осталось и следа; держался Юрий напряженно.
Яровая сидела за ноутбуком и печатала. Увидев Макара, она без улыбки взглянула на него:
– Присаживайтесь.
Макар опустился на стул. Юрий встал за креслом Любы, как бы прикрывая ей спину, и положил ладони ей на плечи. Идеальная поза для любящего супруга, решил Илюшин: с одной стороны, не бросает жену в непростой ситуации, с другой – она не видит его лица.
– Я приезжала к Мирославе, потому что мне нужен был материал для новой книги, – заявила Яровая. – Я вполне могла бы объяснить вам это и по телефону, сэкономив мое и ваше время. Но вы – вы! – настаивали на личной встрече.
– Вы вполне могли бы сказать мне это, когда мы виделись в прошлый раз, – заметил Макар.
«Удобно устроились писатели, – подумал он. – В какую грязь ни сунутся, всегда можно сослаться на новую книгу. “Дорогой, тебя видели в борделе!” – “Милая, я искал там сюжеты!” И все, не придерешься».
Яровая заволновалась.
– Послушайте, господин сыщик, наша алхимическая лаборатория – это святая святых. Мы не пускаем кого попало в тайную комнату.
– Вы – это кто? – уточнил Илюшин с простоватым видом. – Вы с Юрием?
– Боже мой, как вы буквальны! Мы – это писатели. Тайная комната – это образ, метафора. Горнило творческих идей.
На скулах у нее вспыхнули красные пятна.
– Сколько раз вы посещали Каму? – спросил Макар. Он был почти уверен, что ему солгут.
Яровая подняла взгляд к потолку, шевеля губами.
– Не меньше пяти, – нехотя призналась она. – Может быть, больше. Неужели вы не понимаете, об этом никто не должен знать! Я не могла полагаться на то, что вы никому не разболтаете наш с Мирославой секрет… А она так же мало заинтересована в огласке, как и я.
Илюшин поднял брови:
– Мирослава сливала вам тайны своих клиентов?
– За кого вы ее принимаете! – возмутилась Яровая. – Мирослава – порядочная женщина, к тому же ее уникальный
дар обязывает… накладывает… заставляет ее следовать серьезным ограничениям!– Какой именно дар? – насмешливо уточнил Илюшин.
Любовь Андреевна поджала губы и оскорбленно помолчала.
– Ее талант видеть будущее.
– Господи, вы серьезно?
– Вполне. Нет, меня привело к ней не пустое любопытство. Я ни разу не просила ее профессионального совета. С будущим игры плохи, не рекомендовано несведущим заглядывать в него. Но я слышала отзывы тех, с кем Мирослава проводила сеансы. Их жизнь изменилась. Вы, с вашим пошлым скептицизмом, не стоите этих объяснений. Но я все же скажу: ведуньи, знахарки и колдуны по-прежнему среди нас. Они не исчезли лишь оттого, что у нас появились айфоны и машины на электрическом двигателе.
Илюшин бросил взгляд на Юрия. Тот стоял с непроницаемым выражением и, казалось, думал о чем-то своем.
– Кто посоветовал вам Мирославу? – спросил Макар.
– Разумеется, Габричевский, – сердито ответила Яровая. – Мы говорили о будущем, о предвидении, об экстрасенсах… Когда он становился серьезен, с ним многое можно было обсудить, Илья был человек широких взглядов… – Она судорожно вздохнула. «Не зарыдала бы», – без капли сочувствия подумал Макар. Но Яровая продолжала: – Он сказал, что у него есть редчайший специалист. Мы в чате делились полезными контактами, в основном врачами, конечно… Я, знаете, в таком возрасте, когда необходимо иметь список врачей всех специализаций… Илья напустил туману, и конечно, я была уверена, что он просто дурачится, как всегда. Но потом он рассказал о Мирославе. Тогда я еще не понимала, как можно использовать ее знания… На всякий случай попросила у Ильи ее контакты. Меня вело чутье. Видите ли… – Она запнулась. – Не верю сама себе, что я признаюсь в этом вам. Такое говорят только мужу, психотерапевту или исповеднику… – Юрий слегка сжал пальцы на ее плечах, Любовь положила ладонь сверху на его руку и коротко погладила. – У меня кризис идей. Я слишком многое отдала этому миру, я вывернулась наизнанку и чувствую себя выпотрошенной рыбой… Вы понимаете, что это должно остаться между нами?
В ее многословной напыщенности в первый раз промелькнуло что-то человеческое. Страх. Смятение.
– Наш разговор не выйдет за пределы этой комнаты, – сказал Илюшин.
Она покивала, провела рукой по взмокшему лбу.
– В прошлый раз вы спрашивали, над чем я тружусь. Я вынуждена была сказать неправду. У меня нет в работе книги. Ждут читатели, ждет издательство, а я… – Она пожала плечами с видом трогательной беспомощности. – Вот что побудило меня обратиться к Мирославе. Мы договорились, что она будет делиться со мной обезличенными историями, в которых ее клиенты не смогут узнать себя. Вы представляете, сколько драм и трагедий проходит через ворожею? Люди несут к ней сокровенное… Но есть те, кто уже покинул этот мир. Есть те, кто уехал навсегда. Секреты, словно раковины моллюсков, остались без своих обителей, их выбросило на берег. И здесь я могу их подобрать. То, что для кого-то – мусор его жизни, для меня – источник творчества! Вдохновения, если хотите, писательской энергии…
– Когда вы в последний раз виделись с Мирославой? – вклинился Макар в образовавшуюся паузу.
– На прошлой неделе, в среду, – убитым голосом проговорила Яровая. – Я платила ей как за обычные сеансы, она ведь могла взять на мое место любого, поймите, у Мирославы очередь на полгода вперед, мне просто невероятно повезло, что она согласилась на мою просьбу… Конечно, помогло и то, что она читала мои книги, она ценит меня как автора… Никто не должен знать, зачем мы с ней виделись! – Она подалась к Макару. – Иначе пойдут слухи, вы можете вообразить какие! Будут болтать, что она продает тайны своих клиентов, именно как вы предположили вначале… Люди всегда склонны представлять наихудшее! Самое порочащее, гнусное… Я не хочу, чтобы человека, который в трудную минуту протянул мне руку помощи, изваляли в смоле и перьях.