Колодец и бабочка

От человека в льняном пиджаке и шейном платке эта угроза прозвучала не вполне естественно, однако Бабкин не смог повторить свое первоначальное «позер». Юрий набычился, отрубая интонационно по одному предложению, лицо у него окаменело, и что-то подсказывало, что он вполне мог бы устроить с Мироном кулачный бой.

– Любовь Андреевна жаловалась на флирт или на домогательства? – уточнил Макар.

Юрий сделал неопределенный жест:

– Не то чтобы напрямую жаловалась… Скорее, это была шутка, игривое замечание…

– Но вы все-таки восприняли его всерьез…

– Да послушайте, вы видели этого Шафрана? – прорвало Юрия. – Возраст хороший, внешность – хоть сейчас снимайся в «Бондиане», при деньгах мужик, при собственном бизнесе… Еще и книги пишет! Я вот книг не пишу, не дал бог способностей! А они на семинарах языками чешут три часа в неделю, с этой болтовни многое может начаться… Придумают себе родство творческих душ – и что тогда? Разрушить легко, а Люба – она человек пылкий, увлекающийся… По-моему, нет ничего странного в том, что я хочу сохранить семью! – Юрий вызывающе оглядел сыщиков.

– У вас с Любовью Андреевной прекрасный союз, – поддержал его Илюшин.

– Именно так! – твердо сказал Юрий. – Я с ней с самого начала… Поддерживал ее, когда она начала писать. Таскался с ней по издательствам, переговоры эти… На Эверест ее с собой взял, она не хотела, я уговорил… Вбухали в этот поход теткину квартиру, но я ни разу об этом не пожалел. Квартиру с собой в могилу не возьмешь, а впечатлений у меня на всю жизнь, я умирать буду, вспомню, как мы карабкались, карабины эти перестегивали, кислородные баллоны меняли…

Илюшин заинтересованно склонил голову набок:

– Мне казалось, Любовь Андреевна продала наследственную квартиру своих родителей, чтобы позволить себе этот подъем.

Кожеватов скривился и прищелкнул языком, поняв, что проговорился.

– Нет-нет, я догадываюсь, что существует маркетинг, пиар… – успокоил его Макар. – Правильное позиционирование автора не менее важно для продаж, чем собственно тексты, не так ли?

– Приятно видеть понимающего человека, – прочувствованно сказал Юрий. – Да, это была моя мечта. Кому-то хочется дом построить, сына вырастить, весь традиционный набор… А у меня в груди колотилось – Эверест, Эверест… Я в горах-то ни разу не был, кроме Красной Поляны! – Он неожиданно хихикнул, и Бабкин понял, что Кожеватов сильно опьянел. – Вот это – настоящее достижение! Что бы потом ни случилось, ты всегда можешь себе сказать: зато я был на Эвересте! Люба этого никогда не понимала. Ей бы только вклады, квадратные метры… А я этими квартирами обеспечен со всех сторон, спасибо папе с мамой. Тылы, если можно так выразиться, прикрыты. Я сделал широкий жест и оплатил подъем и ей, и себе. Надеялся, что мы разделим впечатления. А потом оказалось, что чуть-чуть поменять акценты – и народ клюет на ее героическую биографию. «Продала единственное жилье, чтобы покорить вершину», – патетично продекламировал он.

– Есть в этом обаятельный авантюризм, – согласился Макар. – Синица в руках против небесного журавля. Вы поднимались по северному склону?

– Да, через северо-восточный хребет. До базового лагеря доехали на машине, а можно было на вертолете долететь, только стоит безумных денег. Там за каждый чих с тебя дерут втридорога. Но я ни о чем не жалею! – Он широко улыбнулся.

Илюшин вернул его к более приземленным вопросам:

– Юрий, что вам ответил Кудесников?

– Сказал, что он меня понял и принял к сведению. Пообещал, что у Любови Андреевны не будет причин жаловаться на его поведение. Словом, отреагировал вполне достойно, как и подобает мужчине. – Юрий выпятил челюсть. – Полагаю, можно утверждать, что мы с ним нашли общий язык.

Когда Кожеватов ушел, Бабкин одним глотком допил нагревшееся пиво и сказал:

– Мда, ну и орел.

– Человек хочет сохранить семью, борется за свой брак, как умеет, – возразил Макар с ноткой сентиментальности в голосе.

– Не семью он хочет сохранить, а машину, квартиру и бассейн с массажисткой, – фыркнул Бабкин. – Накинулся на мужика, как на соседского петуха, который заглянул в его курятник. Я слушал его и думал: что мне эти интонации напоминают? Потом вспомнил. Была у нас одна дамочка под следствием… Вот она рассказывала: «Я пришла к любовнице мужа и говорю: ты что ж это, стерва, творишь? У нас двое детей, младшему пяти не исполнилось! А она зубы скалит! Ты, говорит, пожила в свое удовольствие, теперь поделись с другими. Я ей и двинула».

– А какая статья была у ревнивицы? – поинтересовался Илюшин.

– Тяжкие телесные с применением утюга. Ты заметил, как Кожеватова швыряло из стороны в сторону? Запишу, пока не забылось. – Сергей вытащил блокнот. – Надо же, покоритель Эвереста… – уважительно пробормотал он несколько минут спустя.

Илюшин издал короткий смешок, и Бабкин оторвался от своих записей:

– Ты считаешь, он врет?

– Я абсолютно уверен, что насчет Эвереста он говорит правду. Но, Серёжа, как ты представляешь себе его восхождение? Как отчаянную борьбу со стихией? Тяжелейший путь, полный опасностей? До шести тысяч метров груз тащат яки, потом – шерпы. Самое сложное для группы – ступень Мэллори, там лестницы и очередь, но на всем протяжении маршрута за клиента отвечают гиды. Гиды устанавливают высотные лагеря, готовят пищу, помогают переодеться, меняют кошки и кислородные баллоны, даже карабины перестегивают, если понадобится. С такой опекой на Эверест поднимется и безногий – и кстати, это случалось уже дважды, если мне не изменяет память. От клиента требуется платить и по возможности не устраивать истерик. Даже опыт горных подъемов не обязателен. Поэтому на Эвересте толпы бездельников вроде Юрия, которым нужно поставить галочку в списке своих достижений. Ты заметил, что больше ни он, ни Яровая не ходили в горы? В их случае это дорогостоящее одноразовое развлечение. Что-то вроде чрезвычайно утомительного Диснейленда. Зато Яровая сняла с этого путешествия столько сливок, что ее до сих пор зовут на передачи, где она с чистосердечным видом рассказывает, что нужно не бояться идти за своей мечтой, если хочешь чего-то достичь. Это как раз то, о чем я тебе говорил: мифологизированная биография автора творит чудеса.

7

Возле здания, в котором располагался офис Мирона Кудесникова, перекладывали асфальт. Пахло пылью, прибитой дождем, прохожие шли по обочине, перешагивая лужи, рабочие в оранжевых жилетках на голое тело перекрикивали шум машин и грохот отбойных молотков, которыми разбивали бордюры.

– Золотодобыча какая-то по всей Москве, чтоб их, – злобно сказал Бабкин, пробиваясь через толпу. – О, вон он, уже ждет.

Кудесников махал им рукой, стоя перед крутящейся стеклянной дверью.

– Внутри сядем, там хоть прохладно, – распорядился Мирон, когда они подошли. Глаза его были закрыты солнечными очками. – Времени у меня немного, давайте сразу к делу.

Они разместились в вестибюле. Несмотря на субботу, здесь тоже было шумно: мимо сновали офисные работники, бегали курьеры с рюкзаками, мелодично тренькали поочередно два лифта, предупреждая, что двери закрываются.

На этот раз Бабкин взял на себя ведущую роль.

– В связи с делом Габричевского мы изучаем всех, кто был с ним знаком. Сейчас речь о Юрии Кожеватове. Знакомая тебе фигура?

Мирон усмехнулся, снял очки. В пальцах у него была зубочистка. Он вылущил ее из упаковки и забросил в рот. «Ну ковбой, ё-моё», – подумал Бабкин. Ему пришло в голову, что Мирон и Юрий могли бы образовать идеальную киношную пару.

– Фигура знакомая, – проговорил Мирон. – Виделись несколько раз после семинаров. Однажды довелось пообщаться. – Он сосредоточенно перегонял зубочистку из одного угла рта в другой.

– По чьей инициативе? – уточнил Сергей.

– По его. Он позвонил и так четко, по-военному: надо поговорить. Ну, надо так надо. Я сначала думал, он из этих. – Мирон значительно показал глазами на потолок.

Бабкин еле удержался, чтобы тоже не посмотреть.

– А он вообще по другой теме.

– Чо хотел? – бесхитростно поинтересовался Бабкин.

– Приревновал ко мне свою хозяйку. – Мирон усмехнулся. – Не знаю, с чего он это взял. Может, Яровая решила поинтересничать и похвасталась, что я с ней заигрываю. Без понятия. Я пообещал, что больше ни-ни. Глаз не подниму. Что я, стану бормотать, что ничего такого не было? Да ну на фиг.

– Погодь, но если и впрямь не было… – начал Сергей.