Колодец и бабочка

Люба права. Она-то всегда была отличницей. А Наташа – вечная троечница. И это касается не только уроков литературы в школе.

– Соглашайся, – примирительно попросила Люба. – Взвешенное решение принесет выгоду нам обеим.

Наташа помолчала. Злость ее схлынула, осталось только удивление. Что, если и не было никакой Любы? Что, если она ее придумала? Весь этот ходячий набор тривиальностей – все эти взвешенные решения, продукты творчества, жизненные наблюдения – откуда они? Но ведь была же, была девочка, сидевшая с ней за одной партой! Копна кудрей, переводная татуировка на запястье, плакат с молодым Юэном Макгрегором над кроватью… Курила, тайком от матери проколола пупок, ходила на сальсу, влюбилась в преподавателя и пыталась соблазнить его, надевая под платье алое кружевное белье, чтобы дерзко выбивались лямочки и кружева. Вдвоем это белье и выбирали, модель называлась «Императрица» и, естественно, ее дополнили эпитетом «шальная». Императрица не помогла, и Люба мстительно выкинула сначала трусы, а потом лифчик со своего девятого этажа. Наблюдая полет трусов, они хохотали как безумные.

Где та, прежняя Люба?

Что это за неумная самодовольная женщина перед ней?

– Ты мне часто повторяла про троечницу, – задумчиво сказала Наташа. – Это правда. Но это было двадцать лет назад. А сейчас мне тридцать шесть. Я тащу на своем горбу двоих детей, беспомощных родителей, быт и работу. Я очень многому научилась за прошедшие годы, Люба. Если я справляюсь с этим возом, возможно, я справлюсь и с книгой.

Глава двенадцатая

1

Как только они отъехали от дома Горбенко, Илюшин достал смартфон.

– Любовь Андреевна? Это Макар Илюшин.

Он включил громкую связь, и голос Яровой заполнил машину.

– Господи, опять, – сказала она тоном усталой брезгливости. – Нет, это невозможно! Даже у вашей надоедливости должны быть рамки. Вы ведете себя хуже журналистов. Я вешаю трубку.

– Это меня более чем устроит, – согласился Макар. – Снимет с меня тяжесть морального выбора. Как только вы положите трубку, я сразу же позвоню следователю, который ведет дело об убийстве Габричевского, и изложу ему всё, что узнал за эту неделю. Честно говоря, мне очень хочется поступить именно так. – Голос его приобрел нехорошую вкрадчивость, что у Илюшина всегда было верным признаком того, что он взбешен.

– Что за дешевый блеф, – рассмеялась Яровая.

– Кладите трубку, – предложил Макар.

Повисла тишина. В машине слышалось лишь ее дыхание, усиленное динамиком.

– Мы будем через полчаса, – сухо предупредил Илюшин, когда истекла минута, наполненная только этим звуком. – Я надеюсь, вы не успели его убить. Если успели – пеняйте на себя.

Макар нажал отбой. Сергей некоторое время обдумывал, почему Яровая должна была убить своего мужа, пока не сообразил, что речь шла о коте.

Он покосился на напарника. Все, что они узнали за прошедший час, – это обстоятельства нападения на Наталью Горбенко, довольно нелепые, надо сказать, – и реальную причину ссоры Горбенко и Яровой. Они с Илюшиным слышали один и тот же рассказ. Однако Макар из этого рассказа каким-то образом ухитрился сложить полную картину случившегося, и, судя по тому, что Яровая не осмелилась возразить против их позднего визита, попал в точку.

Вопросов у Бабкина хватало. Задавать их он считал ниже своего достоинства, а Илюшин не торопился ничего объяснять, поэтому путь до дома Яровой они проделали в сосредоточенном молчании. Сергей обдумывал, как связаны заимствование чужих историй для своих книг и кража кота.

– Серёга, у тебя оружие с собой? – спросил Макар, когда они припарковались на обочине. Все места во дворе в этот час были ожидаемо заняты.

Бабкин ошеломленно взглянул на него:

– Нет, конечно. На черта мне ствол?

Илюшин задумчиво посвистел.

– Подожди, ты реально считаешь, что… – Сергей чуть не рассмеялся. – Ты полагаешь, Яровая попытается нас убрать? Шутишь, что ли? Жилой дом, полон муравейник соседей, не говоря о том, что они с мужем, конечно, впахивают на тренажерах, но это не слишком поможет, если им захочется убить двух здоровых мужиков. Ладно, допустим, ты – дрищ. Но меня она как собирается завалить, по-твоему? Из карабина? Что-то ты чересчур… Да и был бы у меня ствол – что я, размахивать им буду?

– Оружие помогло бы привести ее в чувство, – сказал Макар. – Она понимает только максимально простые и наглядные аргументы. Серёга, скажу тебе одно: ты недооцениваешь, насколько опасна может быть эта баба. Она загнана в угол, а пути для решения проблем она выбирает нетрадиционные. Поэтому я не был бы слишком самоуверен на твоем месте. Ей может взбрести в голову что угодно. Паникующий дилетант с ножом опаснее профессионала с револьвером, не ты ли мне это объяснял? В общем, советую тебе быть готовым к любому развитию событий.

Бабкин, огорошенный этим предупреждением, издал невнятный звук.

– Так, ты не хочешь поделиться со мной своими соображениями? – прямо спросил он, плюнув на гордость и надежду разобраться самостоятельно.

– Серёга, нет времени! – Макар нетерпеливо потыкал пальцем в крышу салона, чем изумил Бабкина еще больше. – Ты на небо смотрел?

– Ты издеваешься?

– Пойдем, пойдем, пока она не успела изобрести еще какую-нибудь дичь!

– Да с небом-то что? – прорычал Бабкин, выбираясь из машины.

Илюшин уже шел наискось через газон, безжалостно сминая одуванчики.

– Ты не видишь? Полнолуние, – бросил он через плечо.

Бабкин задрал голову. В темно-синем небе плавала огромная, раздувшаяся, как рыба-еж, грязно-желтая луна.

2

Как и в прошлый раз, Яровая встречала их, стоя на лестничной клетке. Тускло горела подъездная лампочка, и в ее свете Любовь Андреевна выглядела, как утопленница. В глубине коридора за ее спиной маячил Юрий.

При виде сыщиков она развернулась, не говоря ни слова, и вошла в квартиру. Илюшин и Бабкин молча проследовали за ней.

В кабинете Сергей явственно уже разглядел, что не в лампочке дело. Яровая и в самом деле выглядела плохо. Наэлектризованный странным поведением Илюшина, Бабкин встал так, чтобы оба они, и Юрий, и его жена находились в поле его зрения.

Макар придвинул стул и сел, облокотившись на спинку.

Яровая опустилась в кресло, положила руки на подлокотники, глядя на сыщика сверху вниз, как королева. Ее поза отдавала театральностью. Теперь, после рассказа Горбенко, Бабкин задумался о том, что обстановка этого кабинета, как и всей квартиры, есть не что иное, как тщательно продуманная декорация.

Юрий прислонился к книжному шкафу и смотрел на них из плохо освещенного угла. Бабкину это не нравилось, но заметив, что Юрий сложил руки на груди, он успокоился. По крайней мере, Кожеватов не сможет быстро вытащить оружие, если оно у него есть. Черт, Макар заразил его своей паранойей.

Все хранили молчание. Словно актеры, занявшие на сцене свои места и ждущие отмашки режиссера.

– Я предлагаю сделку, – сказал Макар.

Лицо писательницы не выразило ничего. Пожалуй, она все-таки выглядела не актрисой, а моделью, усевшейся позировать художнику и все усилия бросившей на сохранение неподвижности мускулов лица и тела. Наконец тонкие губы разомкнулись: