Колыбель в клюве аиста

Утром на стерне собрали колоски, попробовали жевать - ячменные зерна застревали в зубах, перемолоть их мог разве что человек с жерновами вместо зубов.

К вечеру в фургоне привозили в поселок хлеб. До приезда фургона у ларька выстраивалась очередь. Вернее, две очереди: с одной стороны, образовав длинный хвост, с карточками в руках стояли женщины, старики и дети, по другую - в короткой очереди теснились инвалиды войны.

Апатично наблюдая окружающее, мы сидели неподалеку от ларька. Ромка машинально - это вошло у него в привычку - чертил на земле план побега. Мимо, обдав пылью, в сторону хранилища проехали брички, приспособленные для перевозки зерна. Кричали, понукая лошадей, возчики-мальчишки. Брички останавливались у ворот хранилища, оттуда шли работницы в халатах с металлическими стержнями в руках, всовывали стержни в содержимое воза, записывали что-то в журнал. Закончив обследование, лаборантки возвращались в будку, а брички шумно вваливались в ворота, исчезали за глиняной стеной.

Мимо ларька проехал на ишачке аксакал. Поперек седла у него виднелся полосатый курджун - переметная сумка, набитый чекендой - растением типа эфедры. Всадник дремал, подремывал и ишак под ним. Поравнявшись, аксакал открыл один глаз, взглянул на нас безвольно, чтобы затем снова погрузиться в дрему - потянуло и меня ко сну: голова упала на Ромкино плечо - все поплыло...

Резкое "мальчик" вывело меня из дремы. Я встрепенулся, увидел перед собой Полундру. Полундра культей у груди держал булку. Он поочередно переводил взгляд с одного из нас на другого. Насмотревшись вдоволь, ясно что-то обмозговав, спросил весело, ласково:

– Ну, что?

На что последовало раздраженное и вызывающее Ромкино:

– Ну и ничего.

– Ничего, - усмехнулся Полундра, - а жрать хочется, а?

Мы замотали отрицательно головами.

– Ну? Не хочется жрать? Неужели?
– Полундра демонстративно, в шутку изобразив голодного, отправил в рот кусок хлеба, стал с чудовищной яростью жевать, а проглотив, изрек: - А-ар-ти-сты! Видали, им не хочется жрать! Ай-яй! Вот что, артисты, снимайтесь с якоря и...
– снова изучающе, как бы напоследок прикидывая правомерность решения, он взглянул на нас, - и... пошли ко мне - есть дело. Без возражений.

Предложение застало врасплох, но удивительное дело, ни я, ни Ромка и не подумали упираться - глаза у Полундры с такой ясностью и силой излучали искренность и дружелюбие, намек на "дело" казался многообещающим, а буханка в его руках источала такие притягательные запахи, что "не сняться с якоря" было невозможно - мы поднялись, последовали за ним в пыльный переулок.

– Мне, - философствовал Полундра, шествуя впереди, - почему-то постоянно хочется жрать. Все начинается с желудка и здесь, - он ткнул себя в живот, - кончается. Это говорю вам я, Азиз Сайдуллаев, бывший боец морской пехоты.

Да - то было незабываемое шествие, человек, шагавший впереди с буханкой - Азиз Сайдуллаев, он же кладовщик, он же Полундра, выглядел в наших глазах подлинной мессией.

Мы прошли мимо длинных рыбацких бараков и очутились на окраине поселка.

В глубине двора с облупленным дувалом стоял домик кладовщика. Вскоре - такое могло только присниться - мы сидели с набитыми ртами, наяривали обед, - все это походило на чудо. Хозяин глядел на нас отеческими глазами. Порою в нем пробуждался "Полундра", и тогда он, продолжая усиленно работать челюстями, приговаривал:

– Налетайте, артисты, налетайте. Стыд - к черту! Хватайте! Набивайте желудки!

Прикрикивал на жену, робкую неряшливую матрону:

– Что у тебя - клади на стол, не жадничай! Потом втроем мы сидели на ступеньках крыльца, переваривая пищу и наблюдая двор: по другую сторону, у дувала, располагался сарай, сколоченный из жердин, перед ним - горка навоза, наверное, давнишнего, потому что гора зарастала травой. Хозяин, на минуту преобразившись в себя, Азиза Сайдуллаева, вслух мечтал, сбиваясь на хвастовство.

– Ничего, - говорил он, - была бы голова на плечах. Дом сколочу. Пятикомнатный, с железной крышей, верандой. "Человек - кузнец своего счастья" - кому принадлежат эти слова, грамотей, а-а? Человек рожден для счастья, артисты, как птица для полета!
– и совсем неожиданно: - Ученье свет, а неученье - тьма! Кто из вас, артистов, скажет, где находится Баб-эль-Мандебский пролив? Молчите?!

По-своему подтверждая слова мужа о достатке, розовощекая матрона неподалеку зазывала кур: "Тю-тю-тю-тю", лениво раскидывая на земле молотый маковый жмых - на зов слетались пернатые, воздух наполнялся птичьим гомоном.

– Вот только не хватает сил, - жаловался Азиз Сайдуллаев ~ должность ответственная. Рыба свежая... вяленая... Соль... Перец...
– попробуй поворочай тоннами товаров. Грузчики, сторожа - шантрапа. А дома столько дел. Вон сад пожрал червяк - хорошо еще обрызгал зеленью. За кроликами нужен уход - хотите посмотреть?
– Сайдуллаев откинул крышку крольчатника, и мы, приглядевшись, увидели внизу снующих из угла в угол животных...
– Навоз гниет, - продолжал он, захлопнув крышку крольчатника. Над вершиной горы навоза тянулись кверху тонкие струйки ядовитого пара.
– Пора лепить кизяки, запастись топливом...

Я слушал Сайдуллаева и представил себе кизячью пору: у усадеб, прямо на улице там и сям, мочился, уминался навоз, глухо грохотали деревянные колодки с навозной жижей, вдоль заборов возникали поля с кирпичами сохнувшего кизяка...

– Наелись и напились, артисты, верно говорю?
– перед нами стоял человек, в котором Азиз Сайдуллаев поочередно менялся с Полундрой.
– Ставлю боевую задачу, - Полундра воткнул в бок горы навоза вилы.
– Предлагаю навоз превратить в кизяки. Харчи наши - работа ваша.

Мы вошли в коровник. Сайдуллаев вилами ковырнул, выбросил наружу, за дверь, бурую массу навоза.

– Вот так! Задача ясна?

Мы немедленно принялись за работу, вычистили коровник, а вечером, перед закатом, хозяйка со словами "до завтра" поспешно сунула нам в руки по небольшому свертку с хлебом, вареной картошкой и початком вареной кукурузы.

Горку предстояло разворотить, умять в пластичную массу, а потом приняться за изготовление кизяка. С тем и явились мы утром следующего дня во двор Сайдуллаева. С ходу взялись за виллы - те замелькали в руках. Впрочем, энтузиазм столь же быстро угас.

– Привет гастролерам, - поздоровался Полундра.
– Не идет работа, - весело пропел он, хотя в голосе его ясно чудилось неудовольствие.

Мы вскочили на ноги.

– Сидите, сидите - подменю вас.

Хозяин со словами: "Вперед, Азиз Сайдуллаев! Ни шагу назад! Даешь штурм!.." заработал вилами, ловко поддерживая их культей и здоровой рукой - так живо, что и мне, и Ромке стало неловко за нашу беспомощность.

– Десант! Десант! Десант!
– выкрикивал он, врезаясь вилами в бок горы, будто в нечто действительно враждебное. Ромка забрал из рук Полундры вилы, чтобы последовать примеру бывшего морского десантника.