Колыбель в клюве аиста

... Мы с Жунковским припомнили недоговоренный телефонный разговор. Азимов, как ни в чем не бывало, правда, немного удивившись своей забывчивости ("склероз, старик"), рассказал новость о Рахманове и Мустафе. Точнее - о Мустафе, приятеле племянника во время ночных плутаний. Мол, Мустафу Рахманов трудоустроил на телевидение. Осветителем...

Мустафу впервые я увидел в милицейской небольшой комнате с обшарпанным столом и изрядно расшатанными скрипучими стульями. Мустафу усадили на скамью. Рахманов расположился напротив. Он энергично опустился на краешек сидения, бросил в сторону мальчика нетерпеливое:

– Ну!..

Я не успел сообразить, настроиться, как все это началось. Казалось, Рахманов рассчитывал ошеломить Мустафу - не знаю, как у них, милиционеров, называется такой метод, когда допрашивающий обрушивает с первой секунды на допрашиваемого шквал вопросов, желая распотрошить беднягу немедленно. Возможно, у Рахманова это случилось непроизвольно. Позже, обговорив с Рахмановым в деталях происшествие, мы коснулись и этих первых секунд допроса - Рахманов подтвердил мою догадку.

– Ну!

О, как округлились глаза у пацана, как расширились зрачки его глаз - верный признак страха; в глазах, серых, с кружевной сферой вокруг зрачка, метнулось нечто кошачье - ну, да, конечно, вот так отражается в глазах кошек испуг! Мустафа поочередно переводил взгляд с одного из нас на другого. "Что задумали?! Разве один я? Все на одного!" - читалось в глазах у пацана.

– Ну!
– продолжал Рахманов.
– Выкладывай! Мустафа сжал в ладонях небольшой сверток, взглянул немигающе на меня.

– Проглотил язык? Выкладывай, говорю. Молчание.

– Что у тебя в руках? Разреши взглянуть. Пацан прижал сверток к себе, взглянул на майора, да так, что тот смутился. И Рахманову, по словам его, в глазах юноши почудилось нечеловеческое. Мустафа напомнил ему загнанного зверька - но как, преломившись о страх, в свою же очередь, выглядели мы в глазах "зверька"? Рахманов круто изменил тон.

– Не ты, не ты, - сказал он ласково.
– Чего испугался? Приятель твой признался - невиновен ты. Понимаешь, нам ясно все...

Я мысленно загадал: если пацан прослезится, заплачет - значит, оттаял, поверил... и, возможно, доверится, расколется. Слова Рахманова и то, как они были сказаны, конечно, сняли в какой-то мере напряжение, я видел, как тепло прокатилось по лицу пацана, как страх сменился секундным замешательством, чтобы затем, в свою очередь, перейти в настороженность; не заманивает ли майор в силок? А что, если заманивает? Ну, а если искренен? И действительно ли "приятель" принял удар на себя?

– Как зовут тебя, пацан?

– Мишка.

– Как?!

– Мустафа.

– Мишка или Мустафа?

– Мустафа.

– Документы? Разреши взгляну.

Мустафа протянул сверток. Рахманов извлек содержимое свертка.

И в самом деле в свертке оказались документы: аттестат, свидетельство о рождении, какие-то справки, бумажки с печатями. И деньги! Тройками. Девять рублей. Деньги лежали в карманчике целлофановой обертки в паспорте. Рахманов пересчитал деньги, а затем, водворив их на место, как бы вскользь полюбопытствовал:

– Ну?

Мустафа не понял, заволновался.

– Неприкосновенный запас, спрашиваю?
– Рахманов улыбнулся, откровенно показывая доброжелательность.

Мустафа еще капельку оттаял, хотя старался, вовсю старался удержать бдительность. Я продолжал следить за игрой зрачков его глаз - действительно индикаторов душевного состояния,

– Да, запас, - подтвердил Мустафа.

– Других денег нет?

– Деньги?
– переспросил Мустафа.
– Почему нет?

Он вытащил из накладного кармана смятую рублевку, а заодно и маленький листочек бумажки. Листочек упал на пол. Оба, и допрашивающий и допрашиваемый, наклонились за листочком. Первым подоспел Рахманов. Он молниеносно осмотрел бумагу.

– Нужен?

Мустафа отрицательно покачал головой. Рахманов скомкал бумажку и бросил в мусорную корзину, стоявшую в углу комнаты у дверей.

– Значит, залетная птичка с кавказских гор, так? Мустафа не ответил.

– Что понадобилось птичке в наших краях?

– По делу приехал, - выдавил Мустафа.

– Какому делу?

Мустафа сжался.

– К кому приехал?

– Ни к кому, - обрезал пацан.

И вдруг, когда, казалось, наметился лад, он взорвался, выпалил в слезах:

– Не хотел я! Не хотел!

– Да все нормально, дурья башка, - начал успокаивать Рахманов.

– Я знаю, знаю, что значит "нормально". Посадите...

– Кто? Кого? Куда?

– Знаем куда...

Рахманов взглянул на меня, на дверь, и я, догадавшись о просьбе оставить их наедине, засобирался:

– Пожалуй, пойду.

– Загляни через часок.

2

Время убил в парке за шахматами. Конечно, никакой игры не получилось, мысли то и дело возвращались к происшествию. К тому же партнер за шахматным столом попался преехиднейший. Старикашка-пенсионер, сопровождавший каждый ход репликами вроде: "Гляди, чего захотел! На туру нацелился... Хочет сожрать. Кишка тонка..." или (в случае очевидного неудачного выпада соперника): "Вот молодец! Хитро закрутил! Мыслитель! Спиноза!.."

Я, сдав партию, вернулся в училище. Дежурка оказалась пуста. Молчал телефон, не скрипели сидения на расшатанной скамье - не было ничего такого, что говорило о напряжении. Я поднял скомканный листочек, брошенный Рахмановым в мусорную корзину, разгладил на ладони. Листочек оказался обыкновенным телеграфным бланком с текстом телеграммы, написанным рукой - ну, конечно!
– Мустафы. Мустафа просил прислать деньги. Я держал в руках черновик телеграммы, возможно, первый вариант, потому что большинство слов в тексте, скорее из-за экономии денег, были зачеркнуты, причем другой ручкой. Сочинял телеграмму пацан, судя по проставленной дате, сегодня, несколько часов тому назад.

Из рассказа самого Мустафы и со слов Рахманова потом история с телеграммой проступила в деталях - я увидел, как Мустафа... протягивает в окошко заполненный бланк - телеграфистка молниеносно пересчитывает знаки - определяет плату, что-то в пределах трех рублей - о, ужас!
– у него, у Мустафы, в наличии всего около двух рублей (НЗ не в счет!). Пацан, краснея, берет новый бланк, усаживается за стол и медленно, тщательно обдумывая каждое слово, составляет телеграмму. В Нальчик. Ему нужно тридцать рублей (НЗ не в счет), чтобы дотянуть до чего-то - чего? До устройства на работу?.. Или... Жаль, что отнесся он к составлению телеграммы не совсем серьезно - для него это урок, пусть небольшой, но урок, притом наглядный - теперь ему ясно, насколько велика цена слов... Позже, со слов самого Мустафы, выяснилось, что так оно и произошло.