Комедия положений

Алла работала в аптеке и с ней на отдых приехала её начальница. Она Алке и путевку организовала.

– Погулять ей хочется, а, ясное дело, со мной это проще, чем одной.

И Алла иронически усмехнулась. С её точки зрения, незамужней женщины, стремление погулять было естественным, но...но, Алка изменяла любовнику, который ею пренебрег и женился на другой, а начальница - мужу. И это представлялось Алке, да и мне тоже, более безнравственным.

В отличие от обычных отдыхающих женщин, которые стараются найти себе дружка из числа мужчин в санатории, Алка сказала пренебрежительно:

– Да я таких мужиков в Москве могу иметь сколько угодно. Мне интересны местные.

– С местными опаснее, как привяжутся, не отстанут, - осторожно сказала я.

Но Алла меня не послушалась.

Когда мы жили порознь, Алла всё равно приходила ко мне потрепаться, когда у нее оказывалась для этого пауза.

Она нашла себе немолодого местного кавалера, с которым проводила всё время, каталась по горам на его машине, ходила в рестораны, в общем, он ей нравился. И она радовалась жизни. Но на весь срок Алкиного санаторного лечения его не хватило, он уехал. Обещал вернуться, но потом позвонил, что не получается, и Алка, заскучав, нашла себе другого, из той же компании.

И хотя второй нравился ей значительно меньше первого, она тоже не слишком ломалась. Гулять, так гулять. Что ждало её дома в Москве? Монотонная работа и встречи тайком, урывками, в вечном страхе, что узнает её семья, придерживающаяся строгих правил нравственности?

Но предупреждала я её не зря.

Как-то, когда они выпивали всей компанией на природе, и её новый кавалер куда-то уехал по делам, к ней стал грубо приставать молодой парень.

– Прямо как проститутку тащил в кусты, иди с ним и всё.

Алла разозлилась и отказалась наотрез. Она встречалась с теми, кто ей нравился, и не переносила насилия. Мальчишка вспылил, его мужское самолюбие было оскорблено, на его глазах она сошлась с двумя, а с ним не хочет. Дело дошло до рукоприкладства, и вот я встречаю Аллу на завтраке с лиловым зловещим фингалом на правом глазу.

Я ничего не выспрашивала у Аллы, но сделать вид, что я не вижу синяка, было трудно. И после завтрака, когда я отдыхала на лавочке, Алла мне описала события последних дней. Сама она чуть не плакала. Не от боли, а от страха перед родителями:

– Через четыре дня я буду дома. Ну что мне им сказать?

– Скажешь, гуляла по горам, споткнулась о корягу, упала, не успела подставить руки, и ударилась о пенек, - сочиняла я ей легенду.

Вечером Алла зашла ко мне:

– Представляешь, мой Николай (московский дружок) прискакал сюда на экскурсию (он работал гидом). Как увидел меня, так и охнул: "Ну, мать, ты и оторвалась! Поедем домой, не надо тебе здесь оставаться", и такой он родной, милый. И так противны мне стали все эти мужики. Какого черта я гуляла с кем попало, это только назло ему.

После отъезда Аллы мне подселили сорокалетнюю очень смешливую женщину, мать двух детей, ткачиху.

С ней казалось всё в порядке: замужняя женщина, с веселым характером, но явно строгих нравов, по выражению моей бабушки к такой на драной козе не подъедешь, себя блюдет.

Но вот в первый же день она написала письмо, забыла на столике, а письмо "до востребования" и фамилия другая.

Я чуть бросила взгляд на письмо, но как будто и не видела и не поняла, а познакомившись со мной поближе, Валентина слово за слово, рассказала мне свою жизнь, да и кому рассказать, как не временному человеку, которого судьба прибила к тебе под бок?

У Валентины, симпатичной и полной энергии женщины, муж был пьяница, и пять лет как импотент, они продолжали спать в общей кровати без всяких действий с его стороны.

– Как будто, так и нужно, - сказала мне Валя.
– Валится рядом и храпит.

Год за годом, надоела ей такая жизнь, а на ловца и зверь бежит: их давний общий знакомый маялся много лет с больной женой. Вот с ним она и сошлась, и место свиданий у них было прозаическое - гараж.

А сейчас она вязала платье, похожее на то, что было на ней, жене своего любовника.

– Плохо ей, пусть порадуется новому платью, а у меня руки не отвалятся, - сказала она мне.

Их связь с обеих сторон тщательно скрывалась. И Валентина боялась, что муж узнает, прибьет.

– Ну, интересно, - возмутилась я, - Ему-то чего? Раз сам не пользуется, теперь и другим нельзя?

В санатории к Вале всё подкатывался один металлург, доставляя нам с ней много веселья своими примитивными галантностями, мы с ней укатывались вечерами, вспоминая его дневные дон-жуанские поползновения.

Моя открытка в Батуми из Гагры:

Здравствуйте, дорогие мама и бабушка!

Случайно подвернулась горящая путевка и вот я в Гаграх. Мама, жду письма, а ты не пишешь. Напишите, как у вас дела. Может, нужно заехать? (имеется в виду из Гагры) Алексей собирается (в Батуми) в июне после моего приезда. Как здоровье бабушки?

Я спустилась в город, на пристань, узнала, когда катер на крыльях под названием "Комета" идет на Батуми, и дней через десять, уехала, вернее, уплыла, а может быть, раз "Комета" судно с крыльями, то улетела в родной город. Перед отъездом попросила Валю беречь мое место и никого не впускать к себе.

Еще во второй день своего приезда я сходила к санаторному врачу, сделала десять приседаний не охнув, только коленные суставы трещали, и врач мне сказал: основное ваше лечение - наш воздух. Старайтесь как можно больше времени гулять и ходить пешком до моря и обратно (150 ступенек), хотя бы дважды. И действительно с той поры, как я, проблевавшись в вагоне, проснулась в фойе главного корпуса с ощущением легкости, никаких явлений со стороны сердца у меня не наблюдалось, всё исчезло, как только я вырвалась из своего аквариума, а значит, уезжая в Батуми, я не пропускала никаких лечебных процедур.

Села я в салон кометы, открыла Чивилихина и через пять часов, я за чтением их и не заметила, "Комета" причалила в Батумском порту, а там рукой подать, пять минут ходу, и я у своих.

Мама и бабушка встретили меня радостно, но сильно ругали, что я приехала налегке, без плаща, всего-то два свитера с собой взяла, а дело было в середине мая, на юге, и хотя море было еще холодное, жара стояла порядочная.

Приехала я к полудню, с хорошим аппетитом, но в доме не было еды. Никаких баночек с остатками недоеденного вчерашнего жаркого, завалявшихся блинчиков, кусочков жареной рыбы, ничего, чем, бывало, встречали мой неожиданный приезд на Белоозерскую мама и бабушка. Было откровенно голодно. Я попила чаю с остатками хлеба, старого хлеба, срезав с него плесень и намазав вареньем, и пошла на базар за продуктами. Я, конечно же, прискакала без копейки денег, и продукты покупала на мамины. Тогда еще мамина пенсия в 120 рублей была хорошей пенсией, свекровь жила на восемьдесят и тоже сводила концы с концами.