Комедия положений

Перед упаковкой вещей Людмила Виссарионовна потеряла свои похоронные деньги. Были у нее эти деньги сложены пополам и завязаны в носовой платок, и пропал сверточек.

Искала мама, искала бабушка, искала я - всё напрасно. Бабушка была просто в истерике. Время подпирало. Пора было выезжать, поезд не ждет.

Я отстранила всех и методично, вещь за вещью стала поверять чемодан. На дне, среди белья, оказалась тряпочка с деньгами, бабушка успокоилась, а потом потеряла свои деньги во второй раз, и на этот раз они оказались под ножкой стула. И вот до сих не знаю, мерещится мне, что во второй раз бабушка сама спрятала деньги, в надежде, что раз деньги не найдутся, она останется у меня как бы для того, чтобы их найти.

И вот сейчас, уже зная, как всё будет, я жалею, что не оставила бабушку у себя, но тогда я искренне думала, что вот год этот очень тяжелый, я немного поднимусь со здоровьем, разделаюсь с диссертацией и возьму бабульку к себе.

Человек предполагает, а судьба располагает, так сказала бы бабушка.

Возможно, мама и бабушка уехали после Нового года, прожили часть зимы у нас в тепле, сейчас уже не вспоминается.

Жизнь вокруг вертелась и крутила меня, но в паузах между описываемыми событиями я посещала работу, вернее всё происходило в паузах между рабочим временем, а значит, дело делалось, скелет диссертации вырисовывался, и оставалось только наращивать на него мясо, делать и делать эксперимент и писать статьи, и я ухитрялась это успевать в просветах между болезнями своими и близких.

1984 год. Операция, смерть бабушки

Кое-как добила предыдущий год. Прочитала, что получилось, и вспомнила анекдот более поздних, девяностых годов: "один русский сценарист решил показать американцам нашу жизнь, как она есть, написал сценарий, отнес в Голливуд. Режиссер прочитал, обрадовался: замечательный сценарий, снимаем фильм ужасов!"

Я пришла с работы домой. Как всегда, еле протиснулась в дверь, мешала обувь, густо посеянная в тесном коридорчике. Запнулась о коричневый сапог, бывший Катин, а теперь Сережкин.

Я только успела подумать "в Катиных красных ушел", как на глаза мне попался красный сапог.

Неужели Сережка ушел в школу в ботинках? Они такие мелкие и малы ему уже. Я продолжаю оглядывать пол и выискиваю взглядом ботинки. Они стоят рядышком в конце коридора.

– Любовь Феопентовна, - зову я свекровь, - а в чем Сережка в школу ушел, если вся его обувь здесь?

Свекровь выходит из комнаты и смотрит на пол.

– Не знаю, - говорит она в замешательстве.
– Вроде он обувался в коридоре, даже и не знаю, в чем ушел.

Я обвожу взглядом обувь в прихожей, потом наклоняюсь и ставлю раскиданную обувь парами: нахожу, что отсутствует один красный и один коричневый сапог.

– Он ушел в разных сапогах, - изумленно говорю я.

– Да не может быть, - восклицает свекровь, - они же разного цвета.

– Это-то ладно, но там молнии с разных сторон и подошвы разной толщины сантиметра на три, он должен в них хромать.

– Ну, - вздыхаю я, - как ушел, так и придет.

Впечатлительная бабушка садится у окошка и героически ждет, когда внук, возвращаясь из школы, окажется в поле зрения.

– Ну, вот идет, - вскрикивает она минут через сорок, - сапоги на нем действительно разные.

Я смотрю из кухонного окна, как сын прощается с приятелями у подъезда дома напротив, потом один, шаркая ногами и перекособочившись, плетется домой. Из-под брюк торчат красный и коричневый кончики сапог.

– Не будем ему ничего говорить сами, - решает свекровь.
– Посмотрим, заметил он или нет.

Бабушка открывает внуку еще до звонка, по шуму захлопывающейся двери лифта. Сережка вваливается в коридор, запинается об оставленную на видном месте пару разномастных сапог.

– Ой, мама, знаешь, - кричит он мне на кухню, - я сегодня в разных сапогах в школу пошел.

И заливается смехом.

– А когда ты заметил, что сапоги разные, вот что интересно мне было бы знать?

– В школе, когда складывать в сумку стал, - объясняет мне сын.
– Смотрю, а они разные.

– А когда ты шел, то не заметно тебе было, что они разной высоты?

– Да, на обратном пути.

– Господи, - говорю я свое обычное, стараясь сдержать рвущийся наружу смех, - здоровый лоб вырос, а ума нет как нет.

В начальных классах зимой Сережка играл в хоккей на дороге возле дома. Машин тогда было мало, была возможность поиграть, только соседки с первого этажа орали, боялись, что вышибут им стекло шайбой.

Когда я возвращалась с работы, то находила сына на улице и могла пройти мимо незамеченной им, но обычно я окликала его и просила прийти домой поужинать минут через тридцать.

Как правило, Сергей не приходил, пока я не прокукарекаю ему из окошка пару раз.

Зайдя в квартиру, Сергей не раздевался и не разувался, а как был, с порога, падал возле дверей вдоль коридора и лежал не шевелясь. Оттаивал.

Я подходила и стаскивала с него превратившиеся в ледяной ком варежки вместе с клюшкой, ручка которой намертво вмерзала в шерсть, стягивала пальто и заледенелые двое штанов, а нередко и мокрые колготки и тащила сына за ноги волоком до комнаты, где бросала его на ковер, вернее, на вьетнамскую большую циновку, служившую нам напольным ковром, приносила сухую одежду и бросала рядом с ним, после чего он начинал слабые попытки натянуть сухое белье на свои сырые красные ноги.

Когда он промерзал сильно, то я гнала его в ванную, во вторую зиму горячая вода была чаще, а если её не было, то хоть ноги попарит, из чайника подольем.

Отогревшись до состояния, когда его руки могли удержать ложку, Сергей плелся ужинать, а после ужина учить уроки.

После многочасовой разминки на свежем воздухе, уроки были тяжким бременем.

– Зоя, да как он у тебя пишет, - типичный почерк алкоголика, дрожание рук, - воскликнула Нина, которая зашла к нам на огонек и случайно открыла тетрадку Сережки, лежащую на столе.

– Нина, он полдня держит тяжелую клюшку, а потом замерзшими отечными руками берет маленькую шариковую ручку, поневоле начнешь писать как алкоголик.

Я знала, что говорила. Мне всегда трудно было писать после игры в большой теннис.

Так, через пень-колоду, Сережку учился в третьем классе, больше играя с товарищами, чем занимаясь учебой. Как-то к нему пришел Акингинов Сережка, якобы делать домашние уроки, а я собралась на остров за продуктами. У нас в Долгопрудном Клязьма и канал образуют остров, на котором поселок, а в нем магазин с Московским снабжением и там, если постоять в очереди, всегда можно было купить мясо. Вот я и потащилась туда, приехала с Калужской пораньше для закупки еды.