Конечно, это не любовь

Шеринфорд был черным, уродливым пятном на репутации магического сообщества Британии, министерства магии в целом и каждого из министров по отдельности. Он был построен в сорок шестом году прошлого века, сразу после окончания войны с Гриндвельдом. На протяжении шести лет половина мира — как маггловского, так и волшебного — захлебывалась потоками крови, в борьбе за мировое господство Гриндевальд и его люди не останавливались ни перед чем. Под их началом было множество волшебников, темных тварей, сквибов и магглов. После победы Дамблдора Гриндевальд был отправлен в Нурменгард, но война уже набрала слишком большие обороты — остановить ее удалось только совместными усилиями магов и магглов. Статут о Секретности оказался под угрозой, тем более, что премьер-министр магглов Черчилль был политиком хитрым и опасным. Министру магии Спенсер-Муну удалось договориться с ним о массовом стирании памяти и уничтожении всех технологий, созданных людьми Гриндевальда в обмен на участие в строительстве Шеринфорда. Изначально она позиционировалась как совершенная тюрьма для наиболее опасных командующих или ученых-фашистов, которых по тем или иным причинам нужно было оставить в живых. Спенсер согласился — вероятно, не хотел развязывать новую войну. Строительством Шеринфорда занимались лучшие специалисты отдела тайн, им удалось возвести поверх маггловского здания, напичканного техникой, магический купол, одинаково прочный снаружи и изнутри. Взрослый волшебник, если верить записям, выбраться из Шеринфорда смог бы, но их там и не держали.

Со временем, казалось бы, потребность в Шеринфорде отпала, и уже в шестидесятых годах министр Лич пытался убедить маггловское правительство закрыть Шеринфорд, но безуспешно — по договору, тюрьма полностью находилась в юрисдикции маггловского правительства.

Гермиона не смогла определить современное назначение Шеринфорда, но для нее было очевидно, что именно туда рано или поздно попадают волшебники, отказавшиеся от обучения и ничего не знающие о магии.

— Мисс Грейнджер! — посреди хранилища материализовалась серебряная лиса-патронус секретаря, — вас ожидает мистер Поттер.

Гермиона вернула просмотренный папки на место и покинула архив — с ее уровнем доступа к информации отмечаться у смотрителя было не нужно.

Гарри ждал ее возле кабинета, причем выглядел так, словно тоже не спал ночь, возясь с чьей-то сломанной спиной посреди леса на окраине Восточной Европы.

Гермиона запустила его в кабинет, закрыла дверь и нервно спросила:

— В чем дело?

Гарри запустил пальцы в волосы, переступил с ноги на ногу и неожиданно выпалил:

— У Рона дочь родилась.

Гермиона ожидала услышать про планирующийся заговор или восстание кентавров как минимум, поэтому на автомате спросила:

— И каков план действий? — потом ойкнула и переспросила: — что ты сказал?

— У Рона дочь. Родилась два часа назад. Мы с Джинни со вчерашнего вечера в Мунго, думали и тебя позвать, но ночью ты, похоже, была далеко — мой патронус вернулся ни с чем, а днем уже не стали отвлекать.

— Я была в Беларуси, — ответила Гермиона слабо, все еще осмысливая новость.

— И… — Гарри снова переместил вес на другу ногу — выглядело это так, словно он мнется, собираясь сообщить что-то не слишком приятное.

— И?

— И ее назвали Розой Гермионой.

Гермиона сделала шаг назад и аккуратно облокотилась о письменный стол.

— Я понимаю, для тебя это неожиданно, но…

— Еще как, — согласилась Гермиона, пытаясь сдержать истерический смех. Они с Роном, разумеется, оставались лучшими друзьями, но все-таки виделись нечасто. Домой к Гарри Гермиона приходила регулярно — Поттеры всегда были ей рады и встречали как родную, а вот с Роном они встречались только в заранее обговоренным месте. Делились новостями, вспоминали детство, обсуждали коллег — и расходились. К своему стыду, Гермиона даже не помнила имени его жены. Кажется, Мэри. Или Минни. Они встречались всего пару раз — один раз на семейном празднике в «Норе», и еще раз — на свадьбе, и Гермиона едва запомнила лицо девушки.

— А… — начала было Гермиона, но Гарри ее прервал, точно угадав причину ее метаний:

— Милли только «за» — она считает, что назвать дочь в честь героини войны — это отличная идея.

Милли — точно! Гермиона слабо улыбнулась и сказала:

— Это неожиданно, но, наверное, здорово. Наверное, надо повидать их.

— В воскресенье повидаешь, Молли затевает большой праздничный обед в честь Розы, — ответил Гарри, потом посерьезнел и уточнил: — он опять ввязался в неприятности?

— Как и всегда, — пожала плечами Гермиона. На самом деле (хотя осознавать это было странно), она начинала привыкать к тому, что Шерлок вечно ходит по краю пропасти и регулярно в нее заглядывает. Возможно, еще лет через двадцать она будет воспринимать очередную грозящую ему смертельную опасность с философским спокойствием, как плохую погоду.

Гарри покачал головой — судя по всему, он предпочел бы, чтобы его подруга любила какого-нибудь тихого, мирного и спокойного человека вроде Рона.

Однако помимо новости о дочери Рона у Гермионы было немало тем для размышлений и обсуждений. Наколдовав себе и Гарри по чашке кофе, она осторожно, избегая излишне жестких формулировок изложила другу историю про Шеринфорд — с того момента, как к ней обратился Невилл и до сегодняшних поисков в архиве. Гарри слушал молча, но по мере рассказа Гермионы становился все серьезней и мрачней.

— Хреново, — резюмировал он. — Я искал следы этой штуковины, но у меня допуск поменьше, чем у тебя, так что ничего не нашел. К тому же, названия и точного предназначения я не знал — только предполагал, что это должно быть что-то вроде Азкабана на маггловский лад. Что делать будем?

Гермиона нахмурилась и ответила:

— Выходит, что ничего. С Шеринфордом — точно ничего. Единственное, что сейчас реально — это сделать все возможное, чтобы магическое образование было обязательным. Родители могут руководствоваться разными соображениями, но они не понимают, что без обучения дети-маги опасны для себя и окружающих.

Гарри побарабанил пальцами по коленке.

— Тоже плохо. От родителей и их умения молчать зависит соблюдение Статута. Не будешь же ты запрещать детям видеться с родителями?

К сожалению, проблема выглядела патовой — они с Гарри еще некоторое время обсуждали ее, но так ни к чему и не пришли. До конца недели Гермионе пришлось выбросить Шеринфорд из головы — начинались слушанья по уголовным делам, и она тратила все силы и время на подготовку доказательств, проверку свидетелей и заключительные допросы подозреваемых.

Воскресенье она провела в «Норе» — вместе с разросшимся, шумным и очень счастливым кланом Уизли и Поттеров праздновала рождение малышки Розы Гермионы Уизли. Это был крепкий ребенок с яркими голубыми глазками и пушистым вихром рыжих волос. Милли не выпускала девочку из рук, а Рон не отходил от них ни на шаг, то и дело наклоняясь к дочери.

— Братец выглядит совершенно ополоумевшим, — фыркнула Джинни, краем глаза следя за собственными отпрысками (*), уже затеявшими на поле перед домом игру в догонялки под предводительством нескладного, но обаятельного подростка, в которого превратился Тедди Люпин, и под надзором хорошенькой Марии-Виктуар, дочери Билла и Флер.

— А ты выглядишь бледной, Гермиона, — заметила миссис Уизли (та, которая Молли — на празднике женщин с этой фамилией сегодня было трое).

— Работа, — ответила она с улыбкой. — Вы же знаете.

Миссис Уизли покачала головой:

— Работа — это хорошо, детка, но ты себя совсем загоняешь.

Гермиона развела руками и перевела тему на потрясающий обед, хваля каждое блюдо. Увы, это был минус встреч с семейством Уизли — кто-то из них обязательно начинал переживать за Гермиону и пытаться выдать ее замуж хоть за первого встречного. В их представлении одинокая женщина была женщиной несчастной, и никакие достижения в карьере или личном развитии не могли компенсировать отсутствие мужа и детей.