Конечно, это не любовь

Гермиона отдала распоряжения следить за заказом международных порт-ключей и, в случае, если Малфой снова решит побывать в Британии, немедленно ей об этом сообщить, и была вынуждена прекратить поиски.

В деле Лестрейнджа тоже ничего нового не происходило — Шерлок через неделю прислал СМС со словом: «Тупик». Гермиона заскрежетала зубами от досады, и аппаратик в ее руках тут же задымился и отключился — злиться или бурно радоваться вблизи маггловской техники не рекомендовалось.

На следующий день обычный маггловский почтальон принес ей посылку, в которой обнаружился точно такой же телефон, как сгоревший. Записки не было, но Гермиона не сомневалась в том, кто был отправителем. В конце концов, у нее был всего один знакомый со страстью к слежке и тотальному контролю. Она предпочла бы, чтобы в ее жизнь таким экстравагантным способом не лезли, но потом глянула на крайне полезный телефон, вспомнила о собственном постоянном беспокойстве за жизнь близких ей людей — и решила не злиться. В ее квартире было так много магии, что можно было не опасаться скрытых видеокамер в ванной комнате, а если Майкрофту так хочется знать, когда она совершает звонки или, скажем, выходит на улицу маггловским способом — пусть следит.

Следующие два месяца все было спокойно, если только словом «спокойно» можно назвать ту бешеную круговерть, в которой жила Гермиона. Она произнесла еще как минимум два десятка речей, дала пять или шесть интервью, ее подвижные колдографии все чаще появлялись в витринах лавочек на Косой аллее и на первых полосах газет. Конкуренцию в борьбе за министерское кресло ей составляли консерватор Блейз Забини, который, впрочем, в приватной беседе намекнул, что с радостью отдаст ей свою часть голосов, если она обгонит его, и Терри Бут, предлагавший максимальную интеграцию с маггловским миром и пересмотр Статута Секретности, а потому неопасный. Можно было предположить, что он получит свои восемь-девять процентов голосов, но не больше. Остальные кандидаты — самовыдвиженцы и инициативные романтики, жаждавшие изменить мир, скорее напоминали волшебникам о праве выбора, нежели действительно представляли из себя что-то стоящее.

Малфой больше не появлялся в Британии, во всяком случае, легально, и попытки выяснить, что ему было нужно, пришлось прекратить.

Шерлок молчал. Он по-прежнему не появлялся у Гермионы дома, не оставлял записок и не отправлял СМС. Гермиона по привычке проверяла часы, но в неприятности он стабильно не влезал или выбирался из них до того, как она успевала среагировать.

Если бы не предвыборная кампания, встречи с представителями разумных рас и вдвое возросшая нагрузка, Гермиона, конечно, узнала бы о том, что произошло, значительно раньше.

Конечно, это не любовь. Глава 41.1

Он проиграл. Окончательно и бесповоротно.

Шерлок поймал себя на этой мысли и едва удержался от глупого иррационального желания стукнуться головой об стену. Не проиграл, а заигрался. Вообразил себя… как там говорила Та Женщина? «Сверхчеловеком».

Он никогда еще не совершал подобных ошибок. Ходил по краю, балансировал на грани, но всякий раз в последний момент избегал провала. И уверовал в свою исключительность. Как же, он — великий и гениальный Шерлок Холмс, который никогда не ошибается, который видит людей насквозь и раздает другим людям клятвы защитить из в любой ситуации так, словно может одним взглядом поменять траекторию полета пули.

Смерти Мэри он себе никогда не простит.

В квартире на Бейкер-стрит было пусто и очень тихо. Шерлок стоял возле окна и смотрел на бурлящую на улице жизнь. Он привык относится к людям как к пешкам большой игры, выделяя только нескольких, близких. Остальные были для него ничем, пустым местом, жалкими идиотами, не заслуживающими внимания. Не считай он так, Мэри сейчас была бы жива.

Он убил ее.

Он намеренно провоцировал Норбери, чтобы она выстрелила — в него, разумеется. Напуганная женщина с пистолетом всегда опасна, особенно в толпе. Нужно было заставить ее сделать выстрел. Шерлок не сомневался, что успеет сместиться в сторону и поймать пулю в плечо — больно, но не смертельно. Но Мэри решила иначе. Она закрыла его собой, спасла, хотя это он был тем, кто давал слово защищать.

— Ты не справился, Шерлок, — прошептал Майкрофт и прикрыл глаза. — Ты всех подвел. Я всегда говорил, что ты глупый маленький мальчик, который ничего не может сделать как следует. Я оказался прав.

Шерлок стиснул зубы и ткнулся лбом в стекло. Его внутренний Майкрофт был чертовски прав.

Перед глазами встало лицо Молли, в ушах зазвенели ее слова: «Джон сказал, что примет помощь от любого. Кроме тебя». И Джон тоже прав. Было бы странно, если бы он согласился принять помощь от убийцы своей жены.

— Наконец-то ты проиграл, Шерлок, — визгливо засмеялся Мориарти. Он выбрался из комнаты с мягкими стенами и уселся на любимую кафедру Майкрофта. — Я так давно этого ждал! Может, устроить вечеринку в честь Шерлока-лузера? Я могу надуть шарики. И музыка, конечно, нам нужна музыка. Как насчет этого? «У тебя кровь на лице, Как тебе не стыдно, Лучше бы кто-нибудь поставил тебя на место!»*, — с удовольствием пропел он.

Шерлок закрыл глаза. Ему больше нечем было защищаться от собственного сознания. Его вера в свою правоту и гениальность была тем барьером, который сдерживал призраков. Утратив ее, он начал тонуть… Впрочем, это было не важно. Что бы ни было с ним, Джону сейчас гораздо хуже. Шерлок дорого заплатил бы за то, чтобы он не испытывал боли. Он этого однозначно не заслуживал. Только не Джон.

На улице закапал мелкий противный дождь, Шерлок отошел от окна и задвинул занавеску, однако поворачиваться лицом к гостиной не стал — было слишком больно видеть пустое кресло Джона и вмятины на ковре от детского стульчика Роззи. Про диван, на котором любила сидеть Мэри, он вообще старался не думать.

— Ты жалок, — повторил Майкрофт. Мориарти снова засмеялся, явно соглашаясь с этим утверждением. Еле слышно, но причиняя мучительную боль, им вторили голоса тех, кого Шерлок когда-то не спас. Мужчин и женщин, убитых из-за его невнимательности и недогадливости. Он никогда не думал о них — они тоже были пешками, элементами, на которых строились гениальные рассуждения консультирующего детектива. Он думал, что давно стер их из памяти, но нет — они были с ним. И с радостью напоминали о себе.

Вчера было, как ни странно, проще. После того, как Джон ушел, а Лестрейд вызвал скорую, Майкрофт увез Шерлока к себе домой. Предложил выпить, но Шерлок отказался — он совершенно не умел пить, а пьяные слезы были бы совершенно не кстати. Поэтому они с братом просто молча сидели перед камином.

— Ты можешь плакать, если хочешь, — заметил Майкрофт в какой-то момент. Шерлок ничего не ответил — плакать он не собирался.

Они так и не легли спать, отстраненно наблюдая, как светлеет комната по мере приближения рассвета. Вопреки ожиданиям Шерлока, реальный Майкрофт промолчал и ни слова не сказал о его вине и его преступлении. Но почему-то от этого становилось только тяжелее.

Не считая замечания о слезах Майкрофт нарушил молчание один раз, чтобы спросить:

— Мне позвонить ей?

Шерлок молчал почти минуту, прежде чем ответил:

— Ее телефон взорвался. Не выйдет.

— Ты следишь за ее телефоном?

— Разумеется, слежу.

Майкрофт поджал губы и заметил:

— Не думаю, что ее обрадовал бы этот факт.

— Она тоже не спешила ставить меня в известность о том, что следит за мной.

Шерлок прикрыл глаза, а Майкрофт повторил:

— Так мне позвонить ей?

— Ты оглох, брат? Я же сказал…

— У нее есть телефон. Было бы неразумно оставлять ее без… связи.

Эта фраза Майкрофта заставила Шерлока на мгновение забыть о произошедшем, о Мэри. Он выпрямился в кресле и взглянул в бесстрастное лицо Майкрофта, потом хмыкнул и уточнил:

— Ты подарил ей новый телефон? Интересно. Я и не знал, что вы настолько сдружились. Или, может, стоило бы сказать «сблизились», — он постарался вложить в это слово как можно больше яда.

— Сблизились? — переспросил Майкрофт. — Что за чушь?