Консультант для дознавателя - аристократа
Шрифт:
— А почему не упомянул её вчера?
— Потому что мы ещё не знали, утвердит ли она время. Я не хотел лишний раз тебя дергать.
— Ты часто встречаешься с этим мужчиной в сером?
— Это наш логист. Мы работаем с ним через посредников, чтобы не нарушать внутренние правила поставок. Слишком много бюрократии.
И всё. Ни дрожи в голосе, ни зрачков, суженных от лжи.
Он смотрел мне прямо в глаза.
Может,
Моя внутренняя «шестерёнка» начала перегреваться. Вариантов стало слишком много. Я не могла больше доверять никому, а доказательств по-прежнему не было.
К вечеру я устроила себе «день тишины» — якобы для восстановления после насыщенной недели. Юнчжи это одобрил, даже принёс мне чай с вялеными вишнями и какое-то стихотворение, которое я всё равно не поняла.
Иногда быть иностранкой — очень удобно.
Я провела день, перебирая записи с артефактов, перепроверяя вчерашние разговоры и на всякий случай зачистив хвосты в чайной.
Но Юнчжи — чист. По крайней мере — в техническом смысле.
Поздно ночью, когда часы ударили третий раз, в артефакте связи наконец вжикнуло.
Я поднялась с циновки, почти выронив лампу, и тут же активировала сигнал.
Ответ пришёл короткий. Холодный. Официальный.
"Подтверждений или опровержений от ЮАН не поступало. Отдел не выходил на прямую связь. Советуем продолжать операцию, опираясь на собственную оценку и минимизировать контакт с объектом Юнчжи Мэй. Дальнейшие распоряжения — при установлении дипломатического канала."
И всё.
Я выключила артефакт и положила его под подушку.
Первое самостоятельное задание и вот такие повороты. Я совершенно одна и некому довериться. Этим вечером я еще пострадаю, но утром я всё равно надену форму для работы, пойду в чайную и продолжу свою игру.
Потому что больше никто её за меня не сыграет.
Утро началось с… паники. Я проспала.
Точнее, почти. Просто не рассчитала, что после ночного «вжика» и сообщения от руководства усну лишь под утро, да ещё и на нервной подушке.
Проснулась, когда солнце уже уверенно пробивалось сквозь решётки на окне. В доме было подозрительно тихо, а Юнчжи, судя по всему, уже ушёл. С одной стороны — облегчение. С другой — я опаздывала.
Чайный дом уже начинал жить своей ранней жизнью, когда я прибежала, тяжело дыша и проклиная свои широкие штаны и деревянные тапочки.
Госпожа Ли Хуа посмотрела на меня с тем самым взглядом, который есть только у женщин, когда-то имевших империи и троны, а теперь держащих власть в фарфоровых чашках и шелесте шёлка.
Я молча поклонилась.
Покаяние принято.
Рабочее утро в чайной — это не просто уборка. Это ритуал .
Прежде
чем появится хотя бы один гость, всё должно быть идеально.Я промыла бамбуковые жалюзи — чтобы солнце, проникающее сквозь них, ложилось полосами на циновки и не било в глаза.
Потом — начался обряд очищения.
В каждый зал я входила с горящими благовониями из сандала, жасмина и полыни. Считается, что они очищают не только воздух, но и мысли тех, кто придёт на чай .
Комнаты тщательно проветривались, затем каждая утварь промывалась — дважды.
Сначала тёплой водой с каплей рисового уксуса — для удаления старого аромата, затем — чистой, ледяной.
Госпожа Ли Хуа утверждала, что запах вчерашнего чая может исказить суть сегодняшнего разговора . И я ей верю.
В уголке кухни я перебирала купажи, как алхимик, выискивающий правильные пропорции:
Белый чай с лепестками сливы для тех, кто пришёл заключить мир.
Зелёный с засахаренным имбирём — для деловых встреч.
Оолонг с сушёным личи — для одиноких господ, ищущих вдохновение или развлечение .
Я наклеивала шелковые ленточки на каждую коробочку, на память проговаривая легенды:
О том, как император Тан собирал первый жасминовый чай на рассвете с чистыми руками.
О том, как один старик отказался от власти и ушёл в горы, чтобы жить с единственным чайным деревом, считая его женой своей души .
Я кипятила воду — до шелеста, не до бурления.
Это важно: в древнем трактате "Чайное Искусство Цзин" было сказано, что идеальная температура — это «звук ветра в соснах».
И правда, если прислушаться — чайник поёт.
Я разложила чашки: пиалы с голубоватым краем для женских бесед, тёмно-зелёные — для утренней медитации, и чёрный фарфор — для вечерних философов.
Каждая чашка была своего рода декларацией.
К тому времени, как первые гости вошли в главный зал, я уже пахла, как ящик с благовониями и тряпками. Волосы сбились в причудливый узел, руки были влажные, но…
Я была готова.
Идеальный день в чайной — это когда никто не замечает, как ты существуешь.
Но ты всё слышишь. Всё видишь.
И учишься.
Сегодня вечером — голубой зал .
И я должна быть тенью.