Кореец
Шрифт:
— А что, пошли! — решительно сказал Колька, которому идея с шашлыком и музыкой явно пришлась по душе. — Гулять так гулять! Опять же, аборигены станут нас искать, а нас и след простыл.
Кажется, наши приключения в Дагестане только начинались. И кто знает, чем закончится эта свадьба…
До Махачкалы, этого южного Вавилона, нас домчал артефакт советского автопрома — ГАЗ-51, попутный и беспощадный. Инна, девица нарядная, комфортно устроилась в кабине рядом с загорелым пролетарием руля. Нам же с Колькой достался кузов — пыльный и тряский. Водитель, верный производственной дисциплине, до точки назначения нас не доставил, свернув на неведомую «базу». Пришлось десантироваться
Путь периодически заступали местные матроны — тяжеловесные, разряженные сверх всякой меры, они плыли по раскаленному асфальту с медлительностью линкоров, всем своим видом демонстрируя, что спешка — удел несерьезных людей. Обогнав эту эскадру, мы нырнули в лабиринт узких улочек, старых еврейских кварталов, что жались к порту и холму с трогательным названием Анжи-арка, увенчанному фаллическим символом маяка. Оттуда уже неслись, нарастая, звуки лезгинки. Вот и он, эпицентр торжества — банкетный зал «Халал», с мансардой, на которой уже мельтешили белые рубахи самых нетерпеливых танцоров. Мизансцена была дополнена кавалькадой из двух-трех десятков автомобилей, украшенных лентами. Вокруг этого автопарка с визгом носились стаи смуглой детворы — кадровый резерв республики.
Невесту, очевидно, доставили только что — обряд встречи еще висел в воздухе. Поднявшись по лестнице, мы уперлись в музыкантов — взмокших зурнача и барабанщика, которых какой-то сердобольный абориген отпаивал минералкой. А дальше… дальше открывался вид на столы. Столы, ломившиеся под тяжестью разнообразной еды, казалось уходившие к горизонту. Масштаб впечатлял. Вокруг этого пиршественного плацдарма бродили, клубились, перетекали друг в друга толпы гостей — знакомых, полузнакомых, виденных мельком.
Не успели мы с Колькой просканировать обстановку, как нашу Инну взяли в оборот две энергичные тети в фартуках. Последовал интенсивный допрос о здоровье мамы, на который Инна терпеливо отвечала, что родительница пребывает в Кизляре. Затем ее, как почетный трофей, подвели к ряду старейшин женского пола — старух в монументальных светлых платках, восседавших за столами с видом членов президиума. Началась обязательная программа объятий и ритуальных поцелуев. Мы с Колькой предусмотрительно держались на тактическом удалении, изображая скромных наблюдателей. Разговоры тонули в музыкальном шторме; поэтому вопросы и ответы летели невпопад, создавая эффект коллективного помешательства.
Вырвавшись из теплых, но настойчивых объятий клана, Инна напомнила нам о прозаическом долге — внесении лепты в бюджет молодой семьи. Неподалеку функционировал своего рода финансовый пункт: за столиком две строгие тетеньки, вооруженные могучим арифмометром «Феликс» и гроссбухами, скрупулезно фиксировали взносы. Перекрикивая лезгинку, мы отрекомендовались. Инна внесла два червонца, мы с Колькой пожертвовали на благое дело полтинник.
— Инна, салам, идем, что здесь стоишь, пошли резко! — проорала ей в ухо откуда-то материализовавшаяся юная родственница с комсомольским задором и повлекла нашу спутницу в гущу событий, к самому эпицентру этого вулкана страстей.
Там, перед столом новобрачных, осененным красным ковром с ватными инициалами «Ислам и Камилла» (вершина местного декораторского искусства), уже бурлил танцевальный котел. В центре тесного круга, с достоинством обреченной на заклание, медленно вращалась невеста. Пышные юбки, декольте на грани фола и лицо, густо покрытое боевой раскраской и демонстративно опущенное долу — вся она была воплощением ритуальной покорности. Вокруг нее, бесцеремонно оттеснив жениха на периферию, скакали козлами его друзья — видимо, местная гвардия. Один взмывал вверх, картинно поигрывая плечами; другой сменял его, вертясь
на месте с энергией дервиша; третий, подхватив эстафету в виде белой, укутанной шифоном палки (какой-то локальный скипетр?), выписывал ногами немыслимые вензеля и делал пассы руками вокруг невесты, то имитируя удушение в объятиях, то воздевая длани к потолку и осыпая прическу девушки денежным дождем из мятых купюр. За этим процессом внимательно следила худая женщина, споро подбиравшая падающие ассигнации — кажется, штатный казначей ритуала.Музыка была из тех, что заставляет плясать даже паралитиков, но мы с Колькой, лишь тактично похлопали и отступили в ряды зрителей. Девушки вокруг сверкали, как новогодние елки — стразы, блестки, золото, укладки такой сложности, что требовали, вероятно, инженерного расчета.
Невеста, между тем, лениво переступала, обмахиваясь веером и управляя кринолином, как опытный капитан парусником. Раззадоренные джигиты продолжали свой хореографический экзерсис, сопровождая прыжки и кульбиты гортанными выкриками «Арс!». Эстафетная палочка кочевала из рук в руки. Наконец, невеста, видимо, выполнив норму вращений, в сопровождении подруг, поправлявших ее туалет, медленно и осторожно отчалила к своему месту. Улыбчивый жених — высокий рыжий парень, последовал за ней.
Инна отчалила от нас и побежала целоваться с невестой. Я же, замешкавшись, обнаружил, что танцевальный круг внезапно рассыпался на пары. И тут же какая-то дева, местная Суламифь, тронула меня за локоть, вручив скрученную салфетку — пароль для танца. Я инстинктивно попятился, готовый сослаться на плоскостопие и отсутствие прививки от лезгинки, но под ее прямым взглядом смутился, салфетку принял и, глядя на остальных, вскинул руки. Три круга позора под плавное семенение партнерши убедили меня в полной хореографической несостоятельности. Я остановился, изобразил поклон и похлопал — мол, спасибо, достаточно. Девушка метнула взгляд, полный игривого удивления, и упорхнула. Скомканную салфетку я сунул в карман. Куда, к лешему, опять делся Колька?
Глава 17
Двинувшись наугад сквозь строй столов, я наткнулся на сухопарого мужчину в фетровой шляпе — явный анахронизм в этом пекле.
Шляпа смерил меня цепким взглядом:
— Ты чей сын? — вопрос был задан тоном следователя, выясняющего клановую принадлежность.
— Я тут просто… я… — Попытка сослаться на Инну провалилась — фамилию ее я так и не удосужился узнать.
Но мой ответ, видимо, удовлетворил мужчину. Он оживился и потянул меня за собой.
— С нами садись! — проорал он сквозь грохот лезгинки.
Сели. Стол являл собой выставку достижений кавказской кухни: голубцы, картофель, чуду с пылу с жару, зелень копнами, закуски всех мастей. Несколько суровых мужчин методично работали над снижением запасов водки. Мне тоже плеснули — пришлось соответствовать.
— Вот скажи, земляк, — придвинулся ко мне сосед, грузный и явно не склонный к веселью, — сколько это будет продолжаться? — Рука его описала неопределенную дугу.
— Что? — переспросил я, почти касаясь ухом его уха.
— Этот хлапур-чапур.
Музыка внезапно захлебнулась, и в оглушающей тишине слово «хлапур-чапур» прозвучало как манифест. Я дипломатично промолчал, сосредоточившись на баклажанах и маслянистом чуду. Динамики зашуршали, и из них полился неуверенный, спотыкающийся голос с акцентом, принадлежавший, видимо, тамаде:
— Сейчас, дорогие друзья, родственники, гости, слово я предоставлю очень хорошему, очень почетному человеку, который все делает для родных, много достиг в жизни и, короче, помогает им во всем. И в этот день, когда соединяются сердца наших дорогих Ислама и Камиллы, он скажет им напутствие. Слушай сюда, Ислам! Потом поговорить успеешь. Тебе сейчас уважаемый Мурад расскажет, как тебе поступать в будущей семейной жизни. Мурад, вот скажи мне…