Королевские игры
Шрифт:
Да, ситуация зашла в тупик. Розамунда глубоко вздохнула.
– А мне будут платить за работу, как платят мастеру Марло? Да и Томасу, наверное, тоже? Если так, - она спешила высказаться прежде, чем изумленные джентльмены успеют прийти в себя, - то можно было бы получить аванс и на него купить все, что необходимо.
Она и сама испугалась собственной дерзости.
– Вы дурно воспитаны, мистрис, - ледяным тоном произнес господин секретарь.
– Не умеете себя вести и не знаете своего места.
Розамунда ограничилась реверансом, а Томас поспешил вмешаться:
–
Секретарь строго взглянул на нее:
– Нет. Оставь сестру здесь, со мной, и подожди в приемной.
Томас немедленно повиновался и вышел. Стук закрывшейся двери показался Розамунде погребальным звоном. Она молча стояла посреди кабинета, в то время как сэр Фрэнсис снова взял лупу и продолжил прерванное изучение документа.
Страшно было даже пошевелиться.Тишина начинала угнетать, а в комнате стояла невыносимая жара. Пот тек по спине, щекотал шею и лоб, но поднять руку и провести ладонью хотя бы по лицу не позволял этикет. И вот наконец раздался сухой голос:
– Я не допускаю нахальства со стороны своих служащих. Надеюсь, в будущем ты об этом не забудешь. Как, впрочем, и о том, что я твой покровитель и могу левой рукой отнять то, что даю правой. Когда перестану нуждаться в твоих услугах, вернешься в Скэдбери - конечно, если не воспользуешься предоставленной мной возможностью заключить респектабельный брак.
Секретарь замолчал и посмотрел на документ, словно заметил что-то новое.
Розамунда стояла в нерешительности, не понимая, означает ли тишина, что ее персона больше не представляет интереса.
Спустя несколько минут, так и не подняв глаз, сэр Фрэнсис произнес:
– Можешь идти; сегодня ты мне больше не нужна. Пришли сюда Томаса.
Розамунда присела в глубоком почтительном реверансе и удалилась со всем возможным достоинством. Томас стоял в коридоре с потемневшим от гнева лицом. Рядом Кит Марло невозмутимо чистил ногти острием кинжала.
– Окончательно сошла с ума?
– ядовито прошипел брат, хватая ее за руку.
– Сегодня же выбью всю дурь! Как ты только смеешь подвергать всех нас смертельной опасности?
Розамунда выдернула руку и настойчиво произнесла:
– Тебя снова вызывают. Немедленно.
Томас на мгновение замер, а потом коротко выругался, оттолкнул сестру и скрылся за дверью кабинета.
– Вы всерьез рассердили брата, мистрис Уолсингем, - с усмешкой заметил Кристофер.
– Что будем делать дальше?
Розамунда взглянула на закрытую дверь и поморщилась.
– Думаю, не стоит рисковать и дожидаться его возвращения.
Она повернулась к Киту, и в зеленых глазах вспыхнули озорные искры. Терять нечего: все вокруг и так сердиты до невозможности.
– Сэр Фрэнсис сказал, что сегодня я ему больше не нужна. Возьмите меня в театр, Кит.
Марло тихо присвистнул.
– Хотите впутать в эту неразбериху и меня?
– Пожалуйста!
Глава 8
– А теперь, дорогая, позволь посмотреть, как сидит вот это.
– Леди Уолсингем показала Розамунде
– Подержи шлейф, Хенни, он очень тяжелый.
Горничная с готовностью бросилась на помощь.
– Что скажешь?
Розамунда восторженно сжала руки:
– Восхитительно, мадам!
Когда утром, за завтраком, леди Уолсингем сообщила, что намерена перешить для подопечной два парадных платья, которые сама уже не носила, та постаралась выразить восторг и благодарность, однако в душе с трудом примирилась с мыслью об обносках. Впрочем, во время примерки и подробного обсуждения ленточек, кружев и золотого шитья у нее хватило выдержки, чтобы ни словом, ни взглядом не проявить разочарования. И вот сейчас, спустя три дня, с восторгом глядя на готовое произведение белошвеек, Розамунда даже не вспомнила о недавних переживаниях.
– Можно примерить?
– Да, конечно. Но сюда потребуется испанский кринолин, а носить его непросто: юбка будет очень широкой. Ну-ка сними платье и нижнюю юбочку.
Розамунда послушно освободилась от изрядно потертого одеяния из терракотового бархата и дала себе слово сегодня же добросовестно его почистить и пересыпать глубокие складки лавандой. Сейчас она стояла перед благодетельницей в одной лишь сорочке и шерстяных чулках.
Хенни принялась старательно закреплять на талии каркас для юбки, а леди Уолсингем со знанием дела отдавала распоряжения:
– Кринолин должен сидеть безукоризненно. Если хоть немного перекосится, платье будет плохо слушаться. Вот так.
Она отступила, чтобы оценить работу со стороны.
– Да, все в порядке. Теперь корсет, Хенни.
Горничная начала шнуровать на спине жесткую конструкцию, и Розамунда жалобно взмолилась:
– Ой, пожалуйста, не так туго. Я же задохнусь!
– Ничего, привыкнешь, - неожиданно строго оборвала леди Урсула.
– Жаль, что до сих пор никто тебя не научил: это абсолютно необходимо.
Розамунда затаила дыхание, пытаясь смириться с ощущением пытки: костяные пластины безжалостно врезались в кожу. Что ж, раз все терпят, значит, и она научится. Впрочем, неприятные впечатления отступили уже в следующее мгновение, когда дошла очередь до платья. Поверх корсета лиф сидел, как перчатка, а юбка задрапировала кринолин свободными грациозными складками. Квадратный вырез был тонко подчеркнут жемчужным узором, а широкие рукава украшены дамастом цвета слоновой кости. А вот шлейф оказался неподъемно тяжелым и отказывался подчиняться. Розамунда попробовала пройтись по комнате, однако через пару шагов остановилась в отчаянии.
– Но как же в этом ходить, мадам?
– Не забывай, что ты босиком, и оттого юбка чересчур длинна. Подай-ка розовые атласные туфельки, Хенни.
Туфли оказались на небольшом каблучке, и едва горничная, встав на колени, надела их на маленькие стройные ножки Розамунды, та сразу почувствовала себя увереннее. Теперь она стала заметно выше ростом, плечи расправились, а суровый корсет диктовал полную достоинства осанку и единственно возможную походку: ровную, грациозную и элегантную.